Татьяна Полозова - Город постоянной темноты
— Еще мало что можно сказать.
В этот момент в корпус ворвались Марти, Марк и Малыш Питти, которые с таким неподдельным страхом посмотрели на меня и Джастина, что я уж подумал, что все горит к чертям.
— Джек! — Заорал Марк.
Я вскочил с кровати и подбежал к выходу.
— Что с тобой?! Что случилось? — Окинул я ребят взглядом.
Мартин подошел ко мне, бегло посмотрел на подошедшего Саймона и, уже не скрывая, подступивших слез, схватил меня за плечи до боли.
— Что с тобой? — Тихо повторил я, боясь ответа.
— Держись, парень. Люк умер.
Я отшатнулся от Мартина, высвободившись из его крепких рук и почти упал на Саймона.
— Что?! — Воскликнул я.
— Люк умер. — Поникнув головой, повторил Мартин.
Я открыл рот и стал жадно вдыхать, чувствуя, как жгут глаза слезы, как в легких не хватает воздуха, и они сжимаются прямо у меня в груди.
— Он умер? — Повторил я.
Мартин кивнул, его слезы капали прямо на пол. Марк и Малыш Питти стояли в углу, не моргая наблюдали за нашей немой сценой.
— Как он умер?! — Закричал я, будто ребята находились от меня в нескольких километрах.
— Повесился. — Ответил мне Марк.
Я обернулся и упал в объятия Саймона. Мужчина крепко обнял меня, что я в другой ситуации боялся бы за то, что мне сломают ребра.
— Он умер! — Захныкал я и зарыдал.
Я слышал, как хлюпает носом Марти, как тихо хнычет Питти у дверей, как тяжело вздыхает Саймон.
— Он умер! — Закричал я, подавляя свой возглас на груди Джастина и, обвивая его руками, крепко сжал в кулаках ткань его пиджака.
— Все будет хорошо, малыш, все будет хорошо. Ты только держись. — Успокоительно бормотал мне мужчина.
Я стал падать на пол и Саймон опустился за мной. Мы сели посреди комнаты и, по-прежнему, обнимаясь, ревели, не замечая никого.
Я открыл глаза, в них все еще стояли слезы, хотя я уже вернулся из своих воспоминаний в реальность, на двадцать пять лет вперед, с, как мне казалось, утихшей болью.
— С Вами все хорошо, Джон? — Услужлива спросил доктор Сэдок.
Мы снова были в его кабинете, только теперь ночью, при свете настольной лампы, которая создавала видимость тесноты. Мы как будто стали ближе друг другу теперь.
Я опустил голову и вытер украдкой слезы.
— Все хорошо. — Кивнул я. — Просто не думал, что будет так тяжело вспоминать.
Сэдок понимающе кивнул.
— Продолжите или мы…
Я не дал ему договорить и взмахнул рукой.
— Я продолжу. Потому что потом будет сложнее. Раньше я боялся вспомнить, а теперь, даже при всем ужасе, боюсь забыть.
Сэдок тяжело сглотнул, будто ему самому теперь приходилось вспоминать о смерти своего друга, которого довели до смерти адские истязания извращенных мужчин.
Я даже под дулом пистолета не вспомнил бы, что происходило в течение нескольких часов, после того, как я узнал о смерти Люка.
Саймон уверял меня, что теперь нам нужно быть еще более осторожным. Но я лишь исподлобья посмотрел на него и ответил, что теперь мне нечего терять и я не буду больше прятаться в их тенях.
Джастин не был доволен моим ответом, но понял, что теперь точно не сможет меня переубедить.
— Его же убили? — Спросил я, хотя в ответе был практически уверен.
Мы стояли на кладбище над могилами Колли и Карла, совсем свежими, и смотрели как роют очередную яму для новой жертвы. Полиция и скорая, которые слишком зачастили к нам в последнее время уехали совсем недавно, увезя за собой Люка. Я знал, что это только формальность и расследования не будет, но не мог оставить все так как есть. Хотя, что мог сделать малец в 12 лет.
— Может, его подкосило насилие? Не каждый взрослый справиться с этим. — Сомнительно сказал Джастин.
Я разозлено посмотрел на него.
— Как можно быть таким узколобым?! Ты же знаешь, что это они!
Он положил мне руку на плечо, но я сбросил ее грубо.
— Успокойся, нас могут услышать.
— Ну, и что! — Заорал я. — Мне плевать, даже если они распнут меня прямо сейчас.
Я повернулся и пошел в сторону лагеря. В тот момент мне казалось, что даже Саймону я не могу доверять.
47
— Люк повесился.
Честер вошел в квартиру Робина, даже не поздоровавшись, огорошив его подобной новостью.
— Что? — Подумав, что не расслышал, переспросил Робин.
Честер зашел в кухню, открыл бар и по старой привычке налил себе выпить, только после первого стакана, выпитого залпом, предложил налить хозяину.
— Бедняжка. — Как-то плоско сказал он, протянув стакан Робину.
— Что ты мелешь? Что вообще происходит?! — Нервно воскликнул тот, отталкивая спиртное.
Честер беспечно пожал плечами и выпил оба стакана.
— Люк повесился в сарае сегодня ночью. Саймон думает, что его повесили. — Пояснил он.
Робин сел за стол, обхватив голову руками.
— Как это могло произойти? Почему?
Честер сел напротив него и странно посмотрел на стаканы перед собой, будто они смущали его одним своим присутствием.
— Они сдали его.
— Они? — Удивился Робин, подняв на Честера глаза. — Кто его сдал? — Подавляя слезы спросил он.
Мужчина обреченно вздохнул, взял бутылку и налил еще виски.
— Свои же. Кто-то рассказал Хейвсу, что Люк проболтался о своей работе на директора.
Лицо Робина исказилось такой гримасой, будто он увидел призрака, прикуривающего сигару за его столом. Кровь быстрее побежала по венам и отхлынула от головы. Он покачал головой, плохо соображая, что вообще происходит, но Честер, положивший руку на его плечо, скачущим от выпитого голосом продолжил:
— На него донесли Хейвсу. Их разговор слышали, когда Люк предупреждал, что сдаст Джека. А Хейвс нашел исполнителя. Братья Варма идеально подходили под эту роль.
— А что с дневником?
— Его изъяли, Колли расписал все, что испытал. Я так понимаю, там все доказательства насилий над детьми.
— И… — Давясь, пробормотал Робин.
— И сексуальных тоже. — Кивнул Честер.
Робин зажал между пальцами остатки волос на своей голове и дернул.
— Нет, постой, для эпиляции еще будет время. Ты хочешь услышать, кто сдал Люка?
Мужчина поднял на редактора глаза, покрасневшие от соленых невыплаканных слез, и всхлипнул.
— Ты вряд ли ожидаешь услышать это. — Горько улыбнулся Честер. — И у меня есть идея.
Саймон на следующий день не подходил ко мне. Я сослался на болезнь и остался в бараке, пропустив занятия в школе. Ребята с пониманием отнеслись ко мне и не лезли с расспросами. Дед заходил несколько раз, но я все время делал вид, что сплю.
День прошел ужасно, потому что ничем не занятый я страдал от боли и горечи еще больше, если бы сходил в школу. Там, во всяком случае, у меня был шанс отвлечься. С той поры я зарекся уходить в одиночество в случае большой трагедии.
Уже вечером, когда парни пришли с ужина, я чтобы избежать толпы, несмотря на всю скуку, глодавшую меня днем, решил пройтись. Я вышел на нашу обычную с Люком дорогу и не торопясь, с каждым шагом отпечатывая у себя в голове память о друге, дошел до ворот. Надписи на заборах, колючая проволока, замки на дверях, лес по другой стороне — все теперь не выглядело таким пугающим, как раньше. Краски поблекли, стали более безразличными, вся моя жизнь стала куда более бесцельной, чем раньше. С уходом Люка, я потерял смысл всего пребывания здесь, но я не потерял смысл в борьбе и, пока у меня было это стремление, я мог жить.
Когда я уже возвращался назад из деревьев вышли Бен и Крис Варма. Я мгновенно понял, что они прибыли сюда за мной и дрогнул, заметив их самодовольные лица. Но это было лишь секундное помешательство. Я продолжал идти, также спокойно, как и раньше, будто передо мной не стояло два амбала, которые могли бы переломить мне хребет одним ударом.
— Привет, паренек. Ты, наверное, ищешь своего друга? Мы можем показать, где он. — Бен сделал недвусмысленный жест рукой, намекающий на определенные устремления братьев относительно меня.
Я сдержал неприязнь и продолжал идти.
— Ты не боишься? — Рассмеялся Бен. — Или просто хочешь оказаться на его месте?
Я молчал и встал прямо перед ними.
— Ты можешь делать со мной все что угодно. Но вы не дождетесь того, что я закончу, как и Люк. Я еще посмотрю, как ты будешь гнить.
Крис схватил меня за руки и согнул напополам.
— Ты забыл с кем говоришь? Утырок! Тебе бы языком ботинки наши вычищать, а не разговаривать здесь. Проси прощения! — Крикнул он мне прямо в ухо.
— Отпустите его! — Голос Деда раздался где-то впереди меня. Крис ослабил хватку, и я быстро выпрямился.
Грегори стоял, напрягая кулаки и смотрел на братьев зверем.
— Отпустите его, я сказал.
Я еще не видел его таким злым. Но в его ярости скрывалось что-то доселе невиданное. Казалось, будто он, наконец, приобрел сознательность. Его глаза сверкали разумом.
