Кровь отверженных - Слотер Карин

Пока Джеффри был в Оберне, Кэт ушел в мир иной, и работавший в его заведении Опоссум взял управление делами на себя. Шесть лет спустя он выкупил у вдовы магазин и сменил название вывески. Теперь он назывался «Опоссум Кэт'с». Когда Сара впервые увидела вывеску, то пришла в восторг: она напомнила ей стихотворения Элиота. [2] Джеффри захотелось залезть под машину и спрятаться там, когда, узнав правду, Сара начала смеяться. Вообще-то, она веселилась весь уикэнд. Уже на второй день она лежала возле пруда с Опоссумом и его женой и смеялась над рассказами о бурной юности Джеффри.

Сейчас Джеффри и сам улыбался этим воспоминаниям, хотя тогда ему не нравилось быть предметом их шуток. Сара первой из женщин позволила себе над ним посмеяться. По правде сказать, этим она его и зацепила. Его мать говаривала, что Джеффу нравится отвечать на вызов.

Заворачивая на стоянку возле «Опоссум Кэт'с», Джеффри подумал, что Сара Линтон и была для него вот таким вызовом. С тех пор как магазин сменил владельца, место сильно изменилось, а после того как Джеффри побывал в городе в последний раз, перемен произошло еще больше. Единственное, что осталось неизменным, была большая эмблема университета Оберна. Алабама была штатом, поделенным пополам между двумя университетами – Обернским и Алабамским. Самый важный вопрос, который жители задавали друг другу, был: «Вы за кого?» Джеффри бывал свидетелем стычек, когда человек на чужой территории давал неправильный ответ.

Справа от магазина вырос детский сад (в прошлый раз его здесь еще не было), слева, как и раньше, стояло заведение «Мадам Белл». Заправляла им теперь жена Опоссума – Дарнелл. Мадам Белл, как и Кэт, давно покинула бренный мир. Джеффри считал, что Нелл взялась за эту работу, только чтобы занять себя, пока дети учатся в школе. В старших классах Джефф время от времени приглашал ее на свидания, пока Опоссум не вмешался и не взялся за это дело серьезно. Джеффри не мог представить, что его девушка будет вести подобный образ жизни, хотя случались и более странные вещи. Когда все они окончили школу, Нелл была на четвертом месяце беременности, следовательно, особого выбора у нее и не было.

Перед магазином Джеффри парковаться не стал – остановился возле «Мадам Белл». Из автомобильных динамиков тихо доносилась «Дом родной, Алабама» в исполнении группы «Ленерд Скинерд». Песню он нашел в стопке кассет, что стояла под окном его комнаты, и с первыми аккордами испытал приступ ностальгии. Странно: одно время увлекаешься чем-то, а с годами забываешь, пока случайно не наткнешься на предмет обожания. Такие же ощущения он испытывал по отношению к родному городу и старым друзьям. При встрече с Опоссумом и Нелл покажется, что за двадцать лет ничто не изменилось. Как к этому относиться, Джеффри не знал.

Зато знал, что, увидев в больнице мать, он захочет как можно быстрее вернуться в Грант. В том, как она обняла его, начинала говорить и не договаривала, было что-то гнетущее. Мэй Толливер никогда не была счастливой женщиной. Иной раз Джеффри казалось, что отец не без причины был столь жалким воришкой. Возможно, ему хотелось, чтобы его поймали и посадили в тюрьму: там, по крайней мере, его не пилила жена, не говорила ему, как сильно она в нем разочаровалась. Мэй, как и Джимми, была алкоголичкой и, хотя ни разу не подняла на сына руку, могла уничтожить его двумя словами. Слава богу, она могла себя обслужить, даже при наличии в организме алкоголя, которого хватило бы трактору на шестьдесят миль. Если верить Мэй, причиной несчастного случая стал соседский кот: его неожиданное появление будто бы напугало мать, и она свалилась с лестницы. Джеффри был рад, что ухода за матерью не понадобится. В этом он, правда, не признался даже самому себе.

Джеффри вышел из машины, слегка поскользнувшись на гравиевой дорожке. В доме матери он переоделся в джинсы и рубашку с воротником поло. В неформальной одежде, тем более в середине недели, он чувствовал себя странно. Хотел было надеть форменные ботинки, но, увидев себя в зеркале, передумал. Направляясь к заведению «Мадам Белл», спрятал глаза за стеклами солнечных очков.

Дом гадалки напоминал лачугу. Джеффри взялся за ручку – хлипкая дверь со стоном отворилась. Постучав, вошел в маленькую приемную. Обстановка осталась такой же, какой Джеффри запомнил ее в детстве. Прыщ тогда уговорил Джеффри зайти и показать ладонь мадам Белл. Ему не понравилось то, что она предрекла, и с тех пор нога его туда не ступала.

Джеффри сунул голову в дверь и заглянул во вторую комнату. За столом сидела Нелл. Перед ней были разложены карты таро. Телевизор работал чуть слышно, виной тому, возможно, был кондиционер, заглушавший в комнате все звуки. Нелл вязала и смотрела шоу. Она сидела, подавшись вперед: по-видимому, не хотела пропустить ни слова.

– У! – заорал Джеффри.

– О господи!

Нелл вскочила, выронила вязание. Встала из-за стола, прижала к груди руку.

– Ловкач, ты напугал меня до полусмерти.

– Смотри, чтобы во второй раз этого не случилось, – рассмеялся он и обнял ее за плечи.

Она была миниатюрной, но с приятными округлостями. Джеффри сделал шаг назад, чтобы как следует ее рассмотреть. Нелл мало изменилась со времени окончания школы. Все те же прямые черные волосы, разве немного тронутые сединой. Длинные – пожалуй, до талии дойдут, если распустить, но она стянула их в хвост. Вероятно, спасалась от жары.

– У Опоссума был? – спросила она, снова усевшись. – Что ты здесь делаешь? Из-за мамы приехал?

Джеффри улыбнулся и уселся напротив. Нелл всегда говорила сто слов в минуту.

– И да и нет.

– Она была пьяной, – заявила Нелл прямо в лоб.

Отсутствие гибкости было одной из причин, по которой Джеффри перестал с ней встречаться. Она говорила то, что думает. Восемнадцатилетнему Джеффри это было не по нраву.

– Ее алкогольные счета всю зиму держали нас на плаву, – сказала Нелл.

– Знаю.

Джеффри скрестил на груди руки.

Он оплачивал материнские счета – она не просыхала. Бесполезно было пускаться в споры с пожилой женщиной. Пусть уж лучше пьет дома и не выходит на улицу.

– Я только что из больницы, – сказал он. – Ей при мне налили рюмку водки.

Нелл взяла карты, начала раскладывать.

– У старушки белая горячка начнется, если ей не нальют.

Джеффри пожал плечами.

– Вот и врач сказал мне то же самое.

– На что ты уставился? – спросила Нелл, и Джеффри улыбнулся, поняв, что не спускает с нее глаз.

Он думал, что с Нелл о материнском алкоголизме говорить легче, чем с Сарой. И не понимал, отчего это. Возможно, потому, что Нелл с этим выросла. С Сарой Джеффри смущался, потом стыдился и, наконец, злился.

– Отчего с каждым моим приездом ты становишься все красивее? – сказал он, поддразнивая.

– Ах, Ловкач, Ловкач, Ловкач!

Нелл защелкала языком. Положила две карты лицом вверх и спросила:

– Потому и Сара с тобой развелась?

Джеффри удивился:

– Ты что же, увидела это в картах?

Она лукаво улыбнулась.

– Поняла из рождественских открыток. На обратном адресе Сары была написана фамилия «Линтон».

Она выложила еще одну карту.

– Ты что же, изменил ей?

Он указал на карты.

– Скажи, что ты здесь видишь?

Она положила еще две карты.

– Думаю, ты ей изменил и попался на месте преступления.

– Что?

Нелл рассмеялась.

– Думаешь, если она с тобой не говорит, так и со мной не общается?

Он непонимающе покачал головой.

– Мы говорим по телефону, дурачок, – сказала она. – Я часто звоню Саре.

– Тогда ты должна знать, что я снова с ней встречаюсь.

Он и сам заметил, что заговорил, как прежний самоуверенный Ловкач. Не смог удержаться:

– Что говорят об этом твои карты?

Она перевернула еще две карты и несколько секунд смотрела на них. Поморщилась. Собрала карты в колоду.

– Ну как можно верить в такую чушь? – пробормотала она. – Давай, пойдем к Опоссуму. Он тебе страшно обрадуется.