Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью
— Я тоже. Давай приезжай.
Ловить такси пришлось минут двадцать. И всю дорогу мимо Центрального парка таксист сварливо жаловался на маленькие чаевые в канун празднования Рождества Христова.
— Ну что за дерьмо! — восклицал он.
— У всех свои трудности, — сообщил я ему.
На Марте было облегающее вечернее платье без бретелек, сверкающее серебром, рыжие волосы красиво уложены, лицо искусно накрашено. Она сбросила серебряные вечерние туфли, взглянула на мой смокинг, криво усмехнулась.
— Мы с тобой парочка на славу, — сказала она. — Оба одеты, и обоим некуда деться.
— Хочешь пойти куда-нибудь? — предложил я. — За мой счет.
— Слишком поздно. Я уже почти пьяная. Возьми там… наливай.
Она ела копченого угря, запивая сливовицей. Консервная банка и бутылка стояли возле нее на полу.
— Я пас, — сказал я, сморщив нос. — Можно мне лучше арманьяку?
— Давай. Что стряслось с твоей старой подружкой?
— Она узнала, чем я занимаюсь. Так что все кончено.
— Мне очень жаль, Питер, — сочувственно проговорила она.
— Рано или поздно это должно было случиться. И все равно, как пинок в живот. Она мне нужна. А что у тебя?
Она хлебнула сливовицы.
— У моего старичка жена с детишками уехала на праздник в Тобаго. Он собирался присоединиться к ним через пару дней, а Сочельник провести со мной. Мы хотели пообедать в каком-нибудь уединенном местечке — мне впервые предстояло показаться с ним на людях, — потом вернуться сюда к нашим играм. В последнюю минуту все рухнуло. Какая-то шишка-политик пригласил его на обед, и он не смог отказаться. Страшно расстроен, но что из этого?
— Мне очень жаль, Марта, — посочувствовал я.
Она пожала плечами.
— Так или иначе, он за все заплатит.
— Ничего, если я сниму пиджак и галстук?
— Будь как дома. Накинь на дверь цепочку, иди сюда, сядь рядом.
Я обнял ее голые плечи, и она прижалась ко мне. Пахло от нее причудливой смесью: мускусный привкус плоти, легкий фруктовый аромат духов, копченый угорь и сливовица.
— Расскажи мне о твоем друге, — сказал я. — Он богат?
— У его жены есть деньги. Она из высшего общества, страшно честолюбивая. Кажется, хочет стать «первой леди».
— Шутишь?
— Ничуть. Вполне возможно. Тип, с которым он сегодня обедает, имеет большое влияние в политических кругах. Если решится поддержать моего, тот быстро взлетит наверх. Может быть, станет нашим следующим губернатором.
— Ого!
— Отличный кандидат — высокий, красивый, сильный, женатый, дети фотогеничные. Внушительно смотрится на экране телевизора, а женино семейство награбило довольно, чтоб провести кампанию на высшем уровне.
— Ты не хочешь сказать мне, кто он?
— Нет. Поцелуй меня.
Губы ее пахли копченым угрем.
— Ну, ладно, увертюра закончена, — сказала она. — Пошли, забудемся в страсти.
В спальне мы медленно раздевались, обсуждая дела на следующую неделю: надо подписать с «Делакруа» договор об аренде, перечислить деньги, нанять горничную, купить небольшой столик и стул в приемную, подключить телефоны, позвонить в электрическую компанию и т. д.
Я уже разделся и собирался лечь рядом с ней, как вдруг спохватился:
— Одну минуту.
Вернулся в гостиную и вытащил из кармана длинную бархатную коробочку. Я протянул ее Марте, поцеловав в щеку.
— Счастливого Рождества, дорогая.
Она одарила меня улыбкой, открыла футляр и охнула.
— Прелесть, — сказала она. — Просто прелесть. Спасибо. Твой подарок висит в шкафу. Прямо на виду. Иди посмотри.
Я посмотрел и нашел темно-бордовый кашемировый халат. Я улыбнулся. Моя бывшая жена и другие знакомые женщины — Дженни, а теперь Марта — все дарили мне халаты.
Я накинул его.
— Сидит прекрасно, — объявил я. — Спасибо. Я очень рад, что у нас с твоим другом одинаковый размер.
— Ты покрупней, — сказала она, — особенно там, где надо. А я очень рада, что твоя подружка выставила тебя прежде, чем получила жемчуг. Счастливого Рождества, дорогой.
Когда я вешал халат на место, в шкафу что-то стукнуло. Я поднял упавшую вещь.
— Зачем это? — спросил я, разглядывая витую кожаную плеть. — Не знал, что ты скачешь с гончими по полям.
— Игры да забавы, — небрежно сказала она. — Повесь ее и ложись в постель.
Она решила надеть жемчуг, и я помог застегнуть ожерелье. Потом мы занялись любовью. Наше соитие обернулось истерической битвой. Нежности не было. Одно отчаяние. Непристойные клички. Потом, опустошенные, мы откинулись и сокрушенно взглянули друг другу в глаза.
— Боже, — вдруг всхлипнула Марта. — Обними меня.
И я ее обнял.
Глава 58
В канун Нового года я все еще упаковывал последние вещи. Моя квартира была сдана Уолкотту Сэндзу, а вещи — одежда, пластинки, книги, кассеты, рукописи пьес — отправлены в Ист-Сайд.
В этот последний день я лихорадочно запихивал в два новых чемодана от Марка Кросса рубашки, галстуки, драгоценности, туалетные принадлежности, бутылки и почти три тысячи долларов наличными, которые остались после уплаты моей доли арендной платы и задатка за новые апартаменты.
Услышав в полночь крики и шум фейерверка, я хлебнул шампанского, закончил укладываться и лег спать. Проснулся бодрым, принял для поправки еще одну порцию, плеснув в спиртное апельсинового соку.
Чтобы обставить отъезд из Вест-Сайда подобающим образом, я нанял огромный лимузин «кадиллак», который прибыл ровно в три. Шофер взял багаж, я запер за собой дверь и не стал оглядываться назад. На душе было радостно и легко.
День выдался холодный, тихий и ясный. Снежинки поблескивали на деревьях в Центральном парке, солнце играло в окнах ист-сайдских небоскребов. В лимузине оказалось тепло, пахло дорогой кожей. Достаточно высокий класс.
В «Делакруа» швейцар Макс помог мне с багажом. Я сунул ему банкноту, которая явно произвела на него впечатление, и он стал необычайно внимательным. В кухне на столе стояла бутылка арманьяка с запиской от Марты: «Добро пожаловать в новую обитель».
Я сходил в магазин на Третьей авеню за сандвичами, жареной картошкой и бутылкой темного пива «Левенбрау». Вернувшись, начал раскладывать свои пожитки в кабинете и главной спальне.
Закончил я около полуночи, открыл Мартин коньяк и налил себе стакан. Выпил его на террасе, постоял у парапета, глядя на лежащий внизу город.
Там сверкали россыпи огней, похожих на бриллиантовые, рубиновые, изумрудные ожерелья. В ночи город казался роскошным, он манил, подмигивал, сулил надежды.
Я долго смотрел на эту роскошь, гордясь тем, чего достиг, и гадая, что ждет впереди.
Но было жутко холодно, я продрог и вернулся в дом.
Глава 59
В январе едва не разразилась катастрофа. Виновником неожиданного несчастья стала погода.
Озноб, прогнавший меня с террасы, был предвестником волны холода, вторгшейся из Канады, которая сковала льдом Восточное побережье, принесла пронзительный ветер, снег, метель. Город погрузился в оцепенение почти на две недели. В один страшный день, когда на ветру было минус двадцать, к нам смогли добраться всего четыре поистине железные женщины.
Спасла нас служба мальчиков по вызову. С началом снегопада телефон звонил не переставая — первый признак охватившей клиенток клаустрофобии.
Верные долгу жеребцы, зажав под мышкой обойные каталоги, наперекор метели спешили на помощь изнемогающим от страсти заказчицам. Чаевые были высокими, и мы вышли из положения с наличными.
К середине месяца погода начала проясняться, а вместе с нею и наши перспективы. В воскресенье для жеребцов был устроен коктейль, чтобы познакомить их с новым рабочим местом и новой системой оплаты труда.
Марта Тумбли, выступавшая в роли хозяйки, была лично знакома с присутствующими — с некоторыми довольно близко, — и ее приветственная речь привлекла всеобщее внимание.
Она сообщила, что сама собирается вести прием в фойе за столиком. Клиентки будут предварительно оплачивать «сцену» наличными, а после ухода заказчицы — разумеется, удовлетворенной — жеребец получит свои пятьдесят долларов.
Это сообщение вызвало радостный отклик.
После «сцены» жеребцам следует побыстрее освободить помещение, чтоб можно было привести спальню в порядок. Если кто-то из жильцов «Делакруа» задаст вопрос, надо отрекомендоваться студентом «Театральной академии Питера».
Это заявление вызвало неподдельное оживление.
— Главное, — подчеркнула Марта, — оперативность. Дамы ждать не любят.
В качестве добавочного стимула жеребцам, добившимся высокой производительности труда, была обещана ежемесячная премия в сотню долларов.
Эта перспектива вызвала аплодисменты, и Уолкотт Сэндз предложил тост за успех нового предприятия.
