Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью
Она увлекла меня в погоню, и настал момент, когда я, заразившись ее страстью, забыл о возрасте. Она владела новыми для меня трюками, и поспевать за ней было непросто.
Когда мы наконец дошли до конца, я рыдал, вопил, стонал, визжал, как сумасшедший. Бекки успокаивающе тронула меня за плечо, и я решил, что Моррис вовсе не подавился рыбой, а умер от изнеможения.
Бекки стала постоянной клиенткой, перебрав всех «жеребцов» в моей «конюшне». Ребята прозвали ее «бабушка Мозес» и полюбили за острый добрый юмор, за готовность выслушивать профессиональные проблемы и давать мудрые советы.
Каждый раз, приходя на свидание, она приносила жеребцу коробку вкусного домашнего печенья.
Глава 55
Оскар Готвольд позвонил агенту по недвижимости, который связался с управляющим «Делакруа», который велел одному из швейцаров впустить Марту Тумбли и меня осмотреть квартиру.
Швейцар, сообщив, что зовут его Макс, поднялся с нами в отдельном лифте. На двадцать девятом этаже он отпер дверь, сказал, чтобы мы не спешили, захлопнули за собой дверь и уходя связались с ним.
Мы медленно обошли квартиру. Гостиная в самом деле была огромной, остальные комнаты удобными, отделка не слишком кричащей.
Спальни, ванные и кухня были полностью меблированы, с постельным бельем и всевозможными аксессуарами. В гостиной и хозяйской спальне стояли телевизоры. Радиоаппаратура в нише и динамики в других комнатах.
С угловой террасы открывался вид на юг и запад. Мы увидели кусочек Центрального парка, крыши Манхэттена, Вест-Сайд и далеко на горизонте Нью-Джерси.
Вернувшись, мы прикинули, как разместить в обширном фойе приемную, а в кабинете офис.
— Недавно одна клиентка, — говорила Марта, — попросила устроить обед, на который хотела прийти с подружкой, чтоб жеребцы сначала послужили официантами, а уж потом взялись за дело. Я сказала, что у нас нет таких возможностей. В этой квартире можно устраивать вечеринки. Ты видел кухню?
Осмотрев квартиру, мы спустились, вернули ключи Максу, потом отправились к Марте. Был снегопад, к вечеру перешедший в дождь, и тротуары стали предательски скользкими. Марта взяла меня под руку. Всю дорогу мы шли молча.
Дома уселись за подсчеты. Самый крупный платеж — двадцать одна тысяча — взнос за месяц и задаток еще за два, после чего нам предстояло ежемесячно выплачивать по семь тысяч в месяц, плюс телефон, электричество, стирка, взятки управляющему и швейцару, Солу Хоффхаймеру и прочее.
— По-моему, Футтер, увидев эти апартаменты, поднимет цену до пяти сотен в месяц, — сказал я.
— Нам понадобится горничная как минимум на восемь часов в день, — добавила Марта. — И уборщицы. Накинь еще триста в неделю.
Можно было кое-что сэкономить, отказавшись от студии на Западной Шестьдесят восьмой улице и моей квартиры на Семьдесят пятой. Но апартаменты, бесспорно, требовали немалых средств.
Если работать по двенадцать часов с полудня до полуночи, можно обслуживать в среднем по двадцать пять клиенток в день. Тогда при шестидневной рабочей неделе месячный валовой доход составит примерно шестьдесят пять тысяч долларов, из которых после уплаты жеребцам останется тридцать две тысячи пятьсот.
Даже если вычесть отсюда арендную плату и накладные расходы, останется солидная сумма. По моим расчетам, можно было получить чистыми двадцать две тысячи в месяц. По прикидке Марты — двадцать.
— На каждого десять грандов — неплохо, — сказала она. — Пожалуй, решимся.
— Решимся, — кивнул я.
Глава 56
В связи с новой квартирой у меня возникла серьезная личная проблема. Что соврать Дженни Толливер, объясняя мой переезд в фешенебельные апартаменты в Ист-Сайде? Я лихорадочно перебирал десятки абсолютно неубедительных доводов. Конечно, можно было сказать правду, но я не решался.
А все обернулось так, что беспокоиться мне не пришлось.
Мы договорились вместе провести Сочельник — переодеться, пообедать в «Четырех временах года», потом отправиться в ночной греческий клуб потанцевать и перекусить.
Я купил Дженни ожерелье из искусственно выращенного жемчуга в длинном футляре из черного бархата, выложенного белым сатином. Выложил тысячу долларов, не моргнув глазом. В полупомешанном состоянии я облекался в смокинг с новыми ониксовыми запонками от Тиффани и маленькой орхидеей в петлице.
Но когда она открыла мне дверь, я увидел на ней замызганный старый фланелевый халат, подпоясанный шнурком. Дженни была ненакрашена.
— Что случилось? — встревоженно спросил я. — Заболела?
— Входи, — холодно сказала она. — Мне надо с тобой поговорить.
«О-хо-хо», — подумал я.
— Сегодня я проходила мимо «Королевских дланей», — она пристально смотрела на меня, — и решила заглянуть поздороваться.
— А… — встрепенулся я. — А я вчера не работал.
— Менеджер сообщил, что ты там вообще не работаешь. И не работал с прошлого года. Питер, почему ты мне врал?
— Не врал. Ну, не совсем врал. Можно мне выпить?
— Нет, — сказала она. — Чем ты занимаешься? Все эти новые наряды, дорогие рестораны — откуда у тебя деньги?
— Наследство, — неожиданно для себя выпалил я. — Богатый дядюшка.
— Еще один богатый дядюшка? У тебя их просто неисчерпаемые запасы. Питер, скажи мне правду. Во что ты впутался?
— Ну… гм… это длинная история.
— Ничего, у меня есть время.
Я прошелся по комнате, избегая ее открытого прямого взгляда, расстегнул пальто, сдвинул шляпу на затылок.
— Питер, — спокойно сказала она, — ты снимаешься в порнофильмах?
— Что? — рассмеялся я. — Ну конечно нет. Да они ничего и не платят. — Я решился. Надо сказать ей что-то близкое к правде. — Это женщина, — тихо сказал я, уставившись в пол. — Пожилая, одинокая женщина. Она дает мне деньги.
— Ты — жиголо?
— Нечто вроде этого.
— Ты спишь с ней?
— Да нет, — поспешно заверил я. — Ничего подобного. Я же сказал, это пожилая женщина. Ей как минимум семьдесят. Я просто хожу с ней в рестораны. И на хоккей. Она любит хоккей. Но никакого секса. Никакого. Она просто очень одинока.
— Как ее зовут?
— Эээ… Марта Тумбли.
— Где она живет?
— В Ист-Сайде.
— Как часто ты с ней встречаешься?
— Дважды или трижды в неделю.
— И она тебе платит?
— Да.
— Сколько?
— Ну… пятьдесят — сто за вечер. Примерно.
— Значит, в неделю ты получаешь несколько сотен долларов?
— Ну… около того… — нерешительно подтвердил я. — Иногда больше.
— И на эти деньги покупаешь новые пальто, костюмы, рубашки, обувь, драгоценности?
— М-м-м… видишь ли, иногда она делает мне подарки.
— Черт тебя побери! — заорала она. — Хватит врать! Считаешь меня слабоумной? Ты понимаешь, что я должна чувствовать? Ведь речь идет вовсе не об одной женщине, так?
— Так, — кивнул я.
— Так. Значит, женщин много. Много. Ты трахаешься за деньги, правда?
— Да нет же, — запротестовал я.
— Нет? Водишь их всех на хоккей?
— Ты не понимаешь, — возмутился я и быстренько познакомил ее со своей миссией освободителя бедных замученных женщин от комплексов и разочарований.
Пока я ораторствовал, Дженни Толливер встала и ушла на кухню. Вернулась она со стаканом бренди, но только с одним — для себя. Села в кресло, когда-то считавшееся моим, и молча продолжала слушать мои речи, а когда я наконец выдохся, спокойно сказала:
— Самое худшее — хуже не придумаешь, — что ты сам в это веришь. Тебе всегда хорошо удавалось обманывать себя. Всегда!
— Это нечестно! И неправда. Надо же мне зарабатывать на жизнь? Я реалист. У меня нет работы, поэтому я…
— А тебе когда-нибудь приходило в голову, — перебила она, — что ты просто плохой актер?
— Это по-твоему, — обиженно сказал я.
Она глотнула бренди, глубоко вздохнула.
— Пожалуй, тебе лучше уйти.
Губы ее задрожали, мне почудились слезы в ее глазах, но в этом я не был уверен.
Я смотрел на нее с восхищением. Какая женщина! Другой такой мне никогда не найти. Сейчас я вдруг понял, что теряю ее — всю целиком, и чудесное тело, и щедрую любовь.
Я попытался пустить в ход все свое обаяние, успешно сработавшее в случае с Артуром Эндерсом.
— Дженни, — с печальной улыбкой проговорил я, — мы сможем остаться друзьями?
В глазах ее вовсе не было слез. Она сурово смотрела на меня.
— Нет, — сказала она, — не думаю.
Глава 57
Я шагал по Бродвею, нашел наконец автомат и позвонил Марте.
— У тебя вечер свободен? — спросил я.
Голос ее звучал невнятно.
— Что случилось? — язвительно поинтересовалась она. — Получил отставку?
— Нечто в этом роде.
— Я тоже. Давай приезжай.
Ловить такси пришлось минут двадцать. И всю дорогу мимо Центрального парка таксист сварливо жаловался на маленькие чаевые в канун празднования Рождества Христова.
