Линвуд Баркли - Бойся самого худшего
— Хорошо.
Она вошла на кухню примерно через минуту.
— Где Джефф? Вернулся в свой цирк?
— Какой цирк?
— Цирк, где такие, какой, медведи, накачанные успокоительным, ездят по арене на маленьких мотоциклах.
— Зачем ты так, Патти?
— Я говорила такое не раз ему в глаза. Он принимает это спокойно. Знает, что я шучу.
— Но все равно так говорить нехорошо.
Она усмехнулась:
— Ничего, переживет. Джефф уже вполне взрослый мальчик. Вы бы слышали, что он говорит о нас, девушках.
— И что он говорит?
— Что мы все грязные потаскухи. Но это тоже шутка. И заводится он знаете когда? Если при нем сказать какое-нибудь не такое слово, ну, например, «жопа», я уж не говорю о чем-то посильнее. Надо же, какой святоша!
— Он и Сид причислял к грязным потаскухам?
— Значит, то, что он причислял к ним меня, вас не удивляет. Верно?
Я не стал ввязываться в спор.
— Патти, согласись, ты иногда выходишь за рамки дозволенного. Я бы никогда не назвал тебя грязной постаскухой, но что могут подумать люди о девушке, которая входит в дом и с ее губ слетают такие грязные ругательства?
Она пожала плечами.
— Но Сидни, насколько мне известно, так не выражается.
— Да, — согласилась Патти. — Она не такая.
— Так почему же Джефф не делает между вами разницы?
Патти подумала пару секунд.
— Думаю, потому что она его бросила. И он злится.
Я кивнул:
— В общем, логично.
Затем Патти начала мне помогать наводить порядок. Мы перешли в гостиную, а потом наверх и проработали так часа три-четыре. Пылесосили, подбирали вещи, раскладывали по местам.
Закончив, мы спустились на кухню и попили кофе.
— Если бы вы знали, — вдруг сказала она, — какое дерьмо мой так называемый папаша!
Патти ушла, и я позвонил Лоре Кантрелл. Объяснил ситуацию. Дочку в Сиэтле не нашел, зато в доме полный кавардак. Только сейчас привел все в относительный порядок. Лора посочувствовала, а после спросила, когда я собираюсь выйти на работу. Я сказал, что во вторую смену, то есть в три.
Честно говоря, на работу возвращаться не хотелось. Тайна, окружающая исчезновение Сид, углублялась. Надо ее искать, но как? Я чувствовал себя совершенно беспомощным.
Но надо идти. Не сидеть же дома и ждать звонка или письма на компьютер. На работе время идет быстрее.
Я вышел примерно в два тридцать. И сразу включил в машине плейер.
Слушать музыку дочки — это, пожалуй, было сейчас единственным занятием, которое доставляло мне удовольствие. И вкус у нее, надо сказать, был вполне приличный: джаз, рок, классические популярные мелодии шестидесятых — семидесятых.
После песенки Дженис Иэн «В семнадцать все еще только начинается» зазвучала какая-то белиберда. Вначале были гитарные аккорды, как будто ее настраивали. Затем покашливание, хихиканье. Наконец девичий голос произнес:
— Так ты собираешься играть?
Сид.
— Сейчас, — ответил парень. — Подожди секунду. Надо свести все как следует на компьютере. Чтобы правильно наложились голоса.
— У тебя должно получиться.
— Вот, отлично получилось. А теперь сюрприз. Я спою песню, которую посвятил тебе.
— Клево. — Сидни засмеялась.
— Итак, песня «Что такое любовь». Посвящается Сидни.
Она опять засмеялась.
— Да успокойся же ты, — сказал парень. — Дай начать.
Я прибавил громкость.
Парень запел во все горло. Голос у него был хриплый, но приятный.
Ты вошла в мою жизнь случайно, девушка из моих снов.
Я смотрел на тебя, любовался и мечтал добраться до твоих трусов.
Теперь они уже смеялись вдвоем.
Сидни и Эван Джениган.
Глава двадцатая
Я резко развернулся, чуть не врезавшись в «форд-виндстар», и на предельной скорости помчался к Бобу.
«Шоу Сидни и Эвана» на этом закончилось. Дальше зазвучала баллада «Рокки Ракун» из «Белого альбома». Я нажал на кнопку обратной перемотки, нашел начало и остановил.
Выехав на стоянку автосалона Боба, я увидел Эвана в дальнем конце со шваброй для мытья машин и остановился так, что взвизгнули тормоза.
Он смотрел на меня сквозь свисающие на лицо темные пряди.
Я выключил зажигание, вылез из машины с плейером в руке. Без наушников его слушать было нельзя. Но я держал плейер для эффекта.
И это сработало. Эван не сводил с него глаз.
— Давай поговорим, Эван.
— О чем? — спросил он, делая вид, что ничего не понимает.
Я взял у него из рук швабру и отставил в сторону.
— О твоем вранье. Ты же говорил, что общался с Сидни только за столом во время еды.
— Отстаньте от меня, — буркнул он и уткнулся взглядом в землю.
— Нет, Эван, я хочу знать, что на самом деле было между вами. — Я подошел ближе, заставив его попятиться к синему седану «КИА».
— Я не знаю, что говорить.
— Тим! — позвала меня Сьюзен. Она стояла на ступеньках офиса. — Что опять случилось?
Я кивнул ей и повернулся к Эвану:
— Догадайся, что мне попалось среди записей Сидни? Песенка, которую ты посвятил ей.
— И что?
— Как — что?
— Тим, оставь его. — Сьюзен уже подошла и тронула меня за плечо.
К нам приближался Боб.
— Тим, успокойся, — попросила Сьюзен.
Я показал ей плейер:
— Он говорил, что почти не общался с Сидни. Но ты послушай это.
Эван стоял насупившись.
Сьюзен посмотрела на него, затем на меня.
— Ничего не понимаю.
— Прослушаешь его произведение и поймешь, — сказал я.
— Подумаешь, песенка, — подал голос Эван.
— Какая песенка? — спросила Сьюзен.
— Он скрывал от нас свои отношения с Сидни, — сказал я. — Вполне возможно, скрывает и что-то еще.
Подошел Боб.
— Что здесь происходит?
— Он сочинил для Сидни песню, — пояснил я.
— Песню?
— Да. Она записана на этом плейере.
Сьюзен повернулась к Эвану:
— Это правда?
Он пожал плечами.
— Отвечай. Это правда?
— А разве преступление — сочинить песню? — крикнул Эван, защищаясь.
— Смотря какую, — сказал я. — Пойдемте послушаем.
Мы направились к моей машине. Я завел двигатель и подключил плейер.
Услышав голос дочери, Сьюзен побледнела. Я знал, что она чувствует, потому что тоже не слышал голос Сид уже несколько недель.
Громкоговорители в машине отчетливо воспроизводили голоса Сидни и Эвана, затем он запел: «…я смотрел на тебя, любовался и мечтал добраться до твоих трусов».
— Хотите послушать еще? — спросил я, когда запись закончилась.
Желающих не оказалось.
— Послушайте, — взмолился Эван, — это даже не полная песня. Всего один куплет. Мы просто валяли дурака.
— Действительно, — сказал Боб, — что в этом особенного?
Сьюзен, очевидно, смотрела на это иначе.
— Что это значит — «добраться до твоих трусов»?
Щеки Эвана густо покраснели. Он молчал.
— Я задала вопрос! — крикнула Сьюзен.
— Сьюзи, — вмешался Боб. — Не выходи из себя.
— Отстань! — отрезала она.
— Черт побери, Сьюзен! — взорвался Боб. — Перестань наконец слушать своего бывшего. Неужели ты не видишь, что он использует Эвана, чтобы вбить между нами клин? Настраивает тебя против нас. Видно, хочет, чтобы ты вернулась к нему.
Я посмотрел на Боба с ненавистью:
— Я знал, что ты скотина. Но чтобы такая…
Он рванулся ко мне, но Сьюзен его остановила, схватив за руку.
— Перестань!
Она продолжала смотреть на Эвана.
— Еще раз спрашиваю: что у тебя было с моей дочерью?
— Ну, мы говорили о том о сем, — признался он.
— Только это? Вы занимались одними разговорами?
Эван с надеждой посмотрел на отца, ища поддержки, но тот глянул на него так, что парень сразу заскулил:
— Послушайте, ничего особенного не случилось. Мы просто весело проводили время. Разговаривали. Но только когда вас не было рядом. Понимали, что, если вы узнаете, что мы нравимся друг другу, сразу начнете беситься. Придумаете какой-нибудь инцест или что-то другое.
Мы переглянулись. Даже я с Бобом.
— Ты спал с моей дочкой? — спросила Сьюзен напрямик.
— Ничего себе вопрос, — сказал Эван.
— Отвечай.
— Ну мы просто… просто, ну понимаете… ладно, ну было у нас пару раз.
— Что ты сказал? — рявкнул Боб.
— Она мне не сестра, — выпалил Эван. — Поэтому все нормально.
— Ах ты, кретин! — Боб схватил сына за шиворот. — О чем ты думал, идиот?
— Ты поселил меня с ней в одном доме! — крикнул Эван в отчаянии, как будто это было оправданием. Правда, в этом мы с ним более или менее сходились. — И что, я должен был ее не замечать?
Тут пришла моя очередь вступить в разговор.
— Эван, — произнес я по возможности мягко, — не стану притворяться, что мне безразлично, чем вы с Сид занимались. Но сейчас важно другое.
