Валерий Смирнов - Тень берсерка
— Это в прошлом так администраторов называли, — успокаиваю собеседника. — Отель без стукачей — как селедка без лучка. И какая самая лучшая кандидатура на эту ответственную должность? Ну не директор же, в самом деле, должен же кто-то и на него погрюкивать. Впрочем, давай о самом главном. Когда берем спецхран?
— Не берем! — твердо сказал Рябов. — В смысле, что тебя там близко не будет. И не вздумай, как всегда, поступить по-своему. Я тебя знаю. Сейчас начнешь зевать, а уйду — вполне возможно, начнешь показывать характер. Ангельский. Сам в спецхран сунешься. Забыл, что ты работаешь на отвлечение?
— Не дергайся. Как договорились, так будет. Получи по этому поводу еще одну задачу...
— Знаю, — отмахивается Рябов. — Тебя заинтересовало такое необычное служебное рвение...
— Не просто заинтересовало. Мы с тобой, конечно, парни любознательные, но гораздо важнее остудить служебный пыл этого Маркушевского. Чувствую, он станет путаться под ногами...
— Ну и пусть, — слабо возражает Сережа. — Это не так уж и плохо для твоей линии.
Я пристально посмотрел на Рябова, как всегда выдававшего информацию порционно.
— Могу и отвлечь. Элементарно. Изрубить несколько человек топором. Первых попавшихся. В течение ночи. Тогда этот важняк от тебя быстро отлипнет...
— Саенко топтуна приклеил? — догадался я. — Да, надежнее алиби не придумать. Только, к сожалению, твою шутку в жизнь не воплотишь.
— Почему? — прикинулся непонимающим Сережа.
Можно подумать, он не понимает: мы никогда не опустимся так низко, чтобы действовать их методами.
Я искренне оценил высокий уровень Сережиного юмора и чуть резче, чем следовало бы, спросил:
— Ты не ответил на вопрос о спецхране.
— Им будет заниматься моя команда, — отрезает Рябов. — В подпоре — охотники Челнока. Воха и другие режиссеры прикрывают отход, В крайнем случае. Но, думаю, до этого дело не дойдет. Ты старайся пореже высовываться, тем более...
— Сережа, я не маленький. Твоя просьба меня устраивает. Сам понимаешь, меня больше интересует вероятность свидания с Аленушкой, чем с патологоанатомом.
— Да? — в голосе Рябова просквозило ехидство. — А сам постоянно делаешь все возможное, чтобы попасть именно к... Кстати, данные вскрытия. Будяка сперва оглушили, а затем стали разделывать.
— Кто бы мог подумать! — всплескиваю руками, как умирающий лебедь на балетной сцене. — А я все ломаю голову, отчего мой несостоявшийся партнер умирал молча, как подобает герою? Не орал: «Зачем ты взял этот тесак, зачем?».
— Кончай резвиться, дело серьезное. Сам понимаешь, у Грифона есть команда. Небольшая, но все-таки. Так что...
— Так что я готов чистосердечно отвечать на вопросы гражданина важняка, если только до этого ты не сумеешь... Сколько ему лет?
— Пятьдесят два, — не задумываясь, выпалил Рябов.
— Ты точно сумеешь, — пробормотал я и подошел к окну. — Не боишься, что топтун...
— Так он Саенко докладывает. Кроме того, ты мой земеля, какие дела? Все, я пошел. Работы — валом.
Рябов с гордым видом утащил свой волшебный «дипломат» из моего нового обиталища. Теперь меня будут слушать все кому не лень. Одного «клопа» мы оставили на расплод. Впрочем, рассуждать вслух не собираюсь, однако понимаю: Сережа, как всегда, остался верен себе. Откуда он узнал об инциденте в гостинице с посланцем Будяка? Не от исчезнувшего же администратора, в самом деле. Или этого медведя Васьки, которого пришлось учить уму-разуму и культурным манерам. Удивляться не приходится — и у меня, и у Сережи сходные методы работы, позволяющие сохранять небольшие тайны друг от друга. Именно такой необычный стиль всегда давал неплохие результаты при решении непростых производственных задач.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Машина с чересчур любопытными седоками торчала неподалеку от отеля. Чтобы сделать их времяпрепровождение более приятным, я исполнил вслух арию князя Игоря дивным голосом. Улови его какой-то Паваротти, он бы мигом бросился делать пластическую операцию на ушах с помощью эпоксидной смолы. Но граждане, торчащие в микроавтобусе, оказались более подготовленными к именно что оперному искусству. Тем не менее после предфинальных нот сольного воя их авто резко стартовало с места.
Иди знай, может, они сейчас заняты более важной задачей. Например, пытаются понять: отчего чуть раньше в наушниках вместо моего дивного голоса раздавалась такая неразборчивая какофония, почти как на концертах некоторых рок-групп, сильно экономящих на качестве аппаратуры за счет слуха и нервов зала. Впрочем, на рок-концерты люди приходят покайфовать-подергаться. А уже потом за песнями, тексты которых не имеют особого значения.
Как бы то ни было, я решил слегка размяться, тем более, «Метелицу» обесточили. К тому же топтун явно томится от безделья, а меня, налогоплательщика, это никак не устраивает. Пусть поработает, потопчет снег, резво пошастает в потемках, особенно когда перейду на волчий шаг, а затем, если не упадет от усталости в манящий не хуже постели сугроб, проводит меня к отелю.
Конечно, было бы неплохо сходить в гости. К тому же Рябову. Однако, во-первых, сильно сомневаюсь, что он торчит в четырех стенах, а во-вторых, не знаю, где Сережа обитает. Естественно, для пользы дела. Что же до возможности посетить внесших заметную лепту в усиление моего алиби ветерана Чекушина и внучки, то она отметается по техническим причинам. Еще один вечер, озвученный мемуарами подполковника, и вместо радоновых ванн можно нарваться на шприц с серой.
Для полного туристического счастья мне только не хватало длительной экскурсии по местному дурдому, к тому же сильно сомневаюсь в существовании такой достопримечательности в Косятине, несмотря на то, что с настоящими психами теперь — сплошной перебор. Даже если не иметь в виду тех, кто цепко держится всеми конечностями за любую из ветвей власти. Такое творят, что понять их действия может исключительно больной на голову, лечащийся голоданием. Или очень умные люди, знающие присказку «Чем хуже — тем лучше».
Протерев слегка запотевшее стекло, я все равно ничего не увидел за окном. Топтун наверняка греется в вестибюле, а «рафик» времен победившего самого себя социализма урыл подальше от меня — поближе к руководству.
Слухачи успели убедиться — меня можно прослушивать с неменьшим успехом, чем дождаться толку от отечественной промышленности. Им впору ломиться к своему министру: дай пару лимонов на современную аппаратуру. А откуда их взять тому же министру? Ему самому пару лимонов не помешают, что он, рыжий? Да нет, лысый...
От таких дельных мыслей оторвал торопливый стук в дверь. На перевоспитанного Ваську не похоже, бригаду Будяка сейчас сильно мытарят, им не до поздних визитов. Я зажег благоухающую керосином лампу, и ее тусклый свет озарил перепуганное лицо Аленушки.
— Дедушке плохо! Сердце! — выпалила девушка с порога, и я поневоле почувствовал себя главнее Парацельса. Интересно, как она узнала, где мой новый номер?
— Лампу возьмите, — попросила Красная Шапочка с непокрытой головой, — я в нашей стекло разбила.
Трагическое сообщение. Материальному благополучию страны нанесен очередной экономический урон. Если каждый начнет лампы курочить, откуда взяться освещению? Снова придется выбрасывать лозунги начала века о повальной электрификации, и тогда сидящим на торговле энергоносителями поплохеет еще больше, чем ветерану Чекушину, о котором трепетно заботится правительство, делающее все возможное для максимальной экономии на его пенсии.
По лицу отставника крупными горошинами стекал пот, словно он не скорчился на кровати, а шел к финишу лыжного марафона. Добегался, товарищ подполковник. Я приложил ладонь к его груди, и сердце отозвалось частыми толчками.
— В больницу нужно, — мягко ставлю единственно верный диагноз, на который постоянно способен.
И в таком положении отставник держался, как подобает вояке с солидным стажем. Филипп Евсеевич одарил меня красноречивым взглядом, будто его фамилия Македонский, а отца Аленушки зовут Сашей. Он прикусил губу и гордо покачал головой.
Несмотря на героические мемуары о госпиталях, Чекушин отчего-то не сильно стремился перелечь из постели «Метелицы» на больничную койку. Может, он решил: сердце, как и подагру, стоит лечить лыжетерапией?
Как ни старался ветеран, но в больницу он все-таки попал. Я подсуетился еще сильнее, чем если бы он был моим тестем. Больше того, нанял угревшегося в вестибюле топтуна в качестве водителя, посулив ему целых пять долларов. Скромный труженик конторы Саенко после расценки на труд весьма условными единицами погнал заводить стоящий у чекушинской «Волги» «Москвичок» темпами, доказывающими: забота о человеке — для него не пустой звук. Даже если этот человек вовсе не я. Тем более, топтун, по всему видать, радовался редкой возможности совмещения приятного с полезным: не упускать меня из виду и одновременно заработать. В сложившейся ситуации он должен быть счастливее Золушки в объятиях принца.
