Эшли Дьюал - Одинокие души (СИ)
Внезапно Кира откидывает рюмку за спину. Та с грохотом разбивается о пол, но звук растворяется в крике толпы. Естественно, никого это не заботит. Только меня. Мои глаза округляются, и я хочу отчитать подругу за подобное легкомыслие, но не успеваю этого сделать. Блондинка решительно забирается на барную стойку.
— Кира! Стой! — мой крик не перебивает ор подростков, и я вижу лишь то, как она отдаляется от меня, размахивая руками в стороны. Блондинка откидывает ногами рюмки и стаканы, разбивает их, топчет. Я обеспокоенно слежу за реакцией бармена, но он лишь смеется, как и все остальные в баре. Когда стойка подходит к концу, один парень помогает Кире спуститься, а затем Кирилл поднимает её за руку на сцену. Подруга хватает электрогитару, подпевает толпе, кричит и вдруг начинает играть. Это тот самый момент в песне, когда с солом вступает Брайн Мей.
Я не замечаю, как растворяюсь в музыке. Кира играет так красиво и профессионально, что я чувствую восхищение. Гордость. Люди любят её, они дышат вместе с ней, одним кислородом. Они и, правда, её семья. Моё лицо расплывается в улыбке. Я так счастлива, что подруга нашла себя, нашла себя здесь, среди этих парней и девушек. И теперь мне кажется, что это не сборище отморозков, не сборище животных или аморальных людей. Я вдруг понимаю, что в стае собрались лишь те, кому некуда идти. Кира потеряла подругу, Максим потерял вкус к жизни, Стас потерял самого себя. Одинокие души. Все они нашли своё призвание здесь, в месте, где нет правил, нет ограничений, где ты способен быть самим собой и не носить повседневные маски, и это прекрасно. Прекрасно, когда ты можешь жить так, как хочешь, а не так, как должен.
Я оглядываюсь, и замечаю улыбку Шрама, слышу крик Максима. Братья стоят рядом со сценой и продолжают отбивать ритм, ударяя по громадной прямоугольной колонке. Мне приходит в голову странная идея, и я подчиняюсь ей. Встаю, решительно выдыхаю, иду к Максу и Стасу, как вдруг резко останавливаюсь. Меня, словно отталкивает невидимой волной. Я недоуменно поднимаю голову, и осознаю, что вновь ощущаю в ней дикую пульсацию. Мне больно. Очень больно. Хватаюсь рукой за лоб, ищу глазами поддержку, и вдруг замечаю нечто иное.
Себя.
Моя копия танцует в центре зала. На ней короткое кожаное платье с глубоким вырезом на спине. В правой руке бутылка Джека, и она держит её крепко, властно. Наверно, боится уронить, хотя вряд ли думает об этом. Я бы не думала. Опять эти зеленые пряди, они отвратительны. Татуировка на запястье выглядит свежей. Яркой. Сейчас она поблекла, стала темно-серой, впиталась в кожу. Копия отпивает Джека, и медленно двигается в такт недосягаемой для меня музыки. Я наклоняю голову в бок, оцениваю себя же со стороны. Мне кажется, что я никогда не умела так танцевать, так одеваться, так подавать свой образ окружающим. Эта девушка, уверенная в себе, легкомысленная, безрассудная. Я вижу огонь в её глазах. И это единственное, что так сильно отличает нас друг от друга. У меня в глазах лишь зеленая радужка, а у неё целая жизнь.
Неожиданно копия останавливается и смотрит в мою сторону. Она улыбается, и протягивает:
— Иди же ко мне.
Я недоуменно оборачиваюсь и вижу за своей спиной, лишь танцующих подростков. Никто из них не обращает на меня ни малейшего внимания.
— Давай. — Вновь смотрю на копию. — Кто-то же должен отвлечь меня, иначе я расчешу руку до крови, эта татуировку жутко зудит. Поверь мне. — Девушка игриво сужает глаза и качает головой. — Ну как хочешь. Сам напросился!
Затем она вдруг срывается с места и бежит на меня. Я поздно начинаю отходить назад. Наши траектории сталкиваются, врезаются, и копия вновь испаряется, оставив после себя лишь легкую дымку.
Шок. Я ошарашенно оглядываюсь, и осознаю, что опять видела галлюцинацию. Опять! Мне становится страшно, безумно страшно, и даже алкоголь сейчас не помогает. Я хватаюсь руками за голову и испуганно сжимаю глаза. Не хочу верить в происходящее. Это не реально! Это вымысел! Нормальный человек не должен видеть таких вещей. Ни в повседневной жизни, ни после аварии. Вообще никогда! Из истерики меня выводит запах ржавчины. Я резко убираю с головы руки, опускаю их ниже по лицу и ощущаю пальцами горячие линии крови под носом.
— Черт, — судорожно придавливаю ладонью рот, и срываюсь с места.
Несусь в туалет.
Здесь две кабинки, они пусты, и я безмерно этому рада. Включаю кран с водой и промываю лицо. Руки трясутся, они отказываются меня слушать. В конечном счете, я сдаюсь и, отступив назад, припадаю спиной к одной из кабинок. Свободной рукой набираю побольше салфеток из рулона, прикладываю к их носу и опускаю голову. Не знаю, что делать, и не могу заставить себя думать. В голове то и дело взрываются мысли. Я чувствую, как они пульсируют, как вены выступают на лбу, и как горят щеки. В тайне радуюсь, что рубашка черная. Если капли и попали на неё — их не видно.
Кровь не останавливается. Я выбрасываю мокрые салфетки и набираю новые. Беспокоюсь ещё больше. Сильное кровотечение может привести к обмороку. Я даже не замечу: выйду в зал и упаду у всех на виду. Такой вариант мне не нравится. Но едва я это понимаю, как дверь открывается. Я не успеваю её придержать, и в туалет входит Кира. Улыбка исчезает, когда девушка замечает кровь на моем лице.
— Боже мой! — она стремительно приближается ко мне, но я отворачиваюсь. Не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии. — Что с тобой?
— Уйди, пожалуйста. — Прошу я, хотя понимаю, что блондинка теперь не оставит меня одну.
— Лия, у тебя кровь!
— Неужели?
— Откуда? Ты ударилась?
— Нет. — Я выбрасываю салфетки и вновь набираю новые. — У меня заболела голова и вдруг… — пожимаю плечами. — И вот, что вышло.
— Тебе нужно в больницу, — заключает Кира, но я лишь нервно усмехаюсь.
— Издеваешься? — Закрываю и открываю глаза. Чувствую легкую слабость, но не подаю вида. — Я только сбежала оттуда. Хочешь меня заново посадить в палату? Ну, уж нет.
— Это не шутки.
— Умоляю тебя! Это всего лишь кровь из носа! Давай ещё проведем реанимацию.
— Не смешно.
— Да, брось. Я в порядке. — Отнимаю салфетки от носа и искренне надеюсь, что кровотечение остановилось. Впервые мои мольбы услышаны. — Вот видишь? Я вновь готова идти и веселиться.
— Ты уверена? Голова не кружится?
— Всё отлично. — Я промываю лицо и пытаюсь говорить непринужденно. На самом деле, мне страшно, не меньше Киры. — Ты божественно играешь на гитаре.
— Спасибо, — блондинка улыбается и ставит бутылку с WhiteHorse на пол. — Я училась в музыкальной школе.
— Правда?
— Да. — Она заходит в кабинку, а я тщательно промываю руки. Не хочу, чтобы кровь осталась на них, как осталась в прошлый раз. — Мама отправила, хотя папа был категорическипротив. Его раздражала гитара, её звук, струны и даже сам вид чехла, он вечно ныл и жаловался. Но я была примерной девочкой: мама сказала — пришлось повиноваться. Правда, я искренне ненавидела все эти занятия: хор, муз литература, а сольфеджио вообще сводило меня с ума. Я на стенку лезла от доминант, субдоминант и тоник. Хотела бросить. Но затем кое-что случилось. Папа подал на развод. — Я слышу, как Кира открывает дверь, и смотрю на неё в отражении. — Доучилась назло ему, и до сих пор играю, надеясь, что он мысленно это слышит и ему так же плохо, как было плохо маме, после его отъезда.
Я неловко киваю. Мне жаль, что в семье Киры случилось подобное, и поэтому мне становится грустно.
— Забудь, — блондинка моет руки и поднимает бутылку с пола. — У всех есть свои скелеты в шкафу, просто я не делаю для тебя их тайной.
— А я делаю?
— Ты мне многое рассказала в своё время, — хитро протягивает Кира. — Но я никогда не заставляла тебя. Тебе хотелось поделиться — я была рядом.
Я киваю, и мы выходим из туалета.
— А как на счет Стаса? — Я игриво улыбаюсь. — С ним у вас тоже есть общие секреты?
— О, ради Бога, — категорично чеканит девушка и пьет из бутылки. — Я что похожа на влюбленную идиотку?
Я смеюсь и отнимаю WhiteHorse. Делаю глоток и корчусь. Ничего отвратительно никогда не пробовала. Откашливаюсь, жмурюсь. Едва сдерживаю тошноту.
— А как… — запинаюсь и смотрю на подругу. — Как выглядят влюбленные идиотки?
Недолго думая, Кира восклицает:
— Как ты!
Дальше происходит нечто невообразимое.
Белая лошадь действует на нас так сильно, что мы с Кирой отрываемся от реальности. Плаваем по бару, летаем над полом и парим с музыкой. Вскоре к нашей компании присоединяются Стас, Максим и Кирилл. Все мы смеемся, пьем по очереди из одной бутылки и делаем то, что никогда бы не сделали. Шрам и Макс спорят, у кого на счету больше безумных испытаний. В итоге, мы придумываем игру: чей поступок переплюнет по степени рациональности другой поступок, тот и победил. Название предложил Кирилл. Никто его не понял, но все согласились. Стас говорит, что сможет выпить целую бутылку Белой Лошади за три минуты. Что ж, секундомеры наготове. Глаза предводителя красные, мутные и блестящие. Все мы не понимаем, что происходит, но тот не осознает этого, даже когда припадает губами к горлу бутылки. Мы кричим, отсчитываем минуты, и я ору как дикая, когда остается пятнадцать секунд. Но Шрам уже готов. Он выпивает виски, разбивает пустую Белую Лошадь об пол и победоносно рычит.
