Пол Мейерсберг - Жестокая тишина
Не отнимая от ее рта своих губ, он крепко обхватил ее ноги своими, чтобы удержать ее. Своими ногами она ощутила его силу. Она твердо стояла на руках, как будто Уайлдмен держал ее в объятиях. Когда ее груди прикоснулись к его рубашке, мышцы ее плеч не выдержали – волосы коснулись пыльного пола.
Без ее помощи он уже не мог удерживать ее как следует. Он ногами осторожно опустил ее на пол и сам опустился позади нее. У него были движения гимнаста. Она падала вместе с ним, но очень тихо и прямо на его грудь и бедра. Он обнял ее, когда они лежали на полу лицом друг к другу. Она задохнулась, когда он поцеловал ее. Он ласково гладил ее по позвоночнику.
Уайлдмен встал и поставил ее на ноги. Свитер упал на место и снова прикрыл ее тело. Он посмотрел на нее. Она закрыла глаза и подняла над головой руки. Он взялся за края толстого свитера и поднял его над ее головой. Когда начал стягивать свитер с ее рук, она опустила их, чтобы помочь ему. Девушка вдруг показалась очень высокой. Зарыв лицо между ее грудей, Уайлдмен прошептал:
– Почему бы тебе не раздеть меня?
Эта мягкая команда испугала ее. Ей казалось, что он сам все сделает. Она не представляла, с чего начать. В фильме Ричарда Гира она видела, как женщина расстегивает у мужчины рубашку. Теперь она осторожно попыталась сделать то же самое одной рукой, но из этого ничего не вышло. Двумя руками сделать это было легко. Когда она дошла до талии, где белая рубашка была заправлена в брюки и прочно удерживалась там черным кожаным ремнем, ей пришлось принять решение: или вытащить из брюк рубашку, или расстегнуть ремень. Она не смела взглянуть на него и решила расстегнуть пряжку черного ремня. Для этого ей пришлось приблизиться к нему и притом использовать силу обеих рук. Она решила, что снимает с него одежду так же, как делает это, снимая свою одежду, – твердыми и уверенными движениями.
Собрав все свое мужество, она начала расстегивать его брюки. Стараясь не смотреть на белые трусы, стянула брюки до самых туфель. Вот дура! Как она сможет снять брюки, если на нем туфли? Уайлдмен помог ей, подняв сначала одну ногу, а затем другую, и она по очереди стащила с него туфли.
Он привез сюда девушку, чтобы отомстить Лоре. Так же как он овладел Лорой в бассейне, чтобы отомстить за себя Пандоре. А за Пандорой стояла тысячи других женщин. А за всеми ними – Флоренс. За Флоренс, видимо, была его мать, которая бросила его ради другого мужчины. Уайлдмен плавал в море женщин. Но в этом море была только одна русалка. Пандора.
Девушка раздела его и теперь сняла свои джинсы. Ему пришел на ум образ недоступной рыбки с лоном и бедрами доступной женщины.
Он знал, что девушка девственница, и это было новинкой для Уайлдмена. Флоренс тоже была девственницей, но тогда и он был невинным. Уайлдмен никогда намеренно не старался соблазнить девственниц. Для него девственность не имела символической важности, как для других мужчин. Уайлдмен предпочитал женщин с прошлым. Ему нравилось представлять себе их сексуальные развлечения с другими мужчинами. Ему доставляло удовольствие думать, что до него они спали со многими. Ему также нравилось представлять, что через несколько часов или дней, после того как они были в постели с ним, они лягут в постель с другими. Он никогда не ревновал. Не ревновал с тех пор, как расстался с Флоренс, и до тех пор, пока не узнал Пандору.
Иногда его раздражала верность Лоры. Ее абсолютная преданность ему предполагала, что в ее характере чего-то не хватает. В некотором роде она тоже была, как девственница, берегущая себя для кого-то. Ее однобокое постоянство надоело ему. Может, это присуще женскому характеру, или же в этом есть нечто ненатуральное? Иногда это трогало его, но иногда ему хотелось избавиться из-за этого от Лоры. В конце концов, он не знал, почему он так привязан к ней. Может быть, ему нужна была ее верность как своего рода Итака, откуда он мог отправиться скитаться, подобно Одиссею. Или же ее сексуальная верность и непоколебимость просто были слишком сильны для него? Подобно верности Пенелопы, рабская любовь Лоры казалась невидимой, но прочной веревкой, которая навеки привязала его к ней. В таком случае кто же из них был рабом? Вспоминая мифологию, он спросил имя девушки.
– Бетти Мей, – ответила она.
4
Проснувшись на рассвете, Бетти Мей со страхом повернулась к Уайлдмену. Непонятно, почему, но она не ожидала, что он будет здесь. Он мог уйти, оставить, бросить ее. Но почему он должен был это сделать? Господи, Боже мой, это ведь его квартира! И все же она удивилась, когда увидела, что он спит рядом. Глаза у него были закрыты, он лежал совершенно спокойно и тихо дышал. Может, ему снился сон? Она вдруг чего-то испугалась. Но ведь он жив!
Мансарда простиралась далеко, как пустая сцена. Тишина была невыносимая. Бетти Мей отвернулась, глубоко вздохнула и стала вырабатывать план, как ей лучше удрать отсюда. Бежать. Она начала осторожно вылезать из кровати, тихо, стараясь не разбудить его. «Не тревожь зверя». Спящую собаку. Потом она увидела на себе кровавые пятна.
Их было несколько. Засохшая кровь на ее темных волосах, в низу живота и на бедрах. Бетти Мей испугалась. Она не чувствовала боли, но когда пощупала себя внутри, кровь пошла снова. В панике Бетти Мей бросилась в ванную, держась за пах.
Она открыла кран и села в ванну. Бетти Мей понимала, что означает эта кровь. От страха и дурного предчувствия у нее закружилась голова. Как можно остановить кровотечение? Ведь он проснется и все увидит.
Уайлдмен увидел кровавые пятна, как только проснулся. Он поискал глазами Бетти Мей и, услышав звук льющейся воды, испытал облегчение. Уайлдмен стянул простынь с огромной кровати. Она напоминала сцену кровавого убийства. Бетти Мей не кричала, когда он взял ее. Он не был с ней ни нежным, ни жестоким. Он обращался с ней, как сделал бы это с любой женщиной. Но Бетти Мей не была «любой женщиной», она была девственницей, которая отдалась ему. У него возникло странное ощущение, что это было жертвоприношение. Но для чего? И кому?
Он увидел, что она плакала, сидя в ванне. Уайлдмен взял в руки ее голову и поцелуями осушил слезы. Обнял ее и держал так, пока она не перестала рыдать. Уайлдмен увидел кровь в воде.
– Она скоро перестанет течь, – сказал он.
– Надеюсь. Это выглядит ужасно, правда? – Она слабо улыбнулась ему. «Какое храброе личико», – подумал он.
Когда Уайлдмен поцеловал ее, она обхватила его за шею, глубоко засунула язык ему в рот и не отпускала его от себя. Она так сильно хотела его и выказала такую страсть, какую даже не подозревала в себе. Она с трудом встала. Он поддерживал ее, как это было, когда она стояла на руках.
Бетти Мей протянула руку к его пенису. Она держала его, но не возбуждала, а просто сжимала его твердеющую плоть. Она начала лизать его соски и терлась головой о волосы на его груди. Ее желание тронуло его. Она была так благодарна ему, и это смущало его. Он снова погрузил ее в ванну. Она посмотрела на него, улыбаясь, потом взяла в рот его член. Он хотел удержать ее от этого и попытался отстраниться.
Бетти Мей тянулась за ним ртом, когда он отстранялся. Она взяла в руку его яички и с минуту держала их в ладони. Она вдруг почувствовала себя совершенно другой, как бы освободившейся от какой-то скованности. Теперь ей хотелось просто проглотить его, всего.
Уайлдмен нервничал, что из-за своей неопытности или в порыве страсти она может слишком сильно сжать его яички. Этого же он боялся и с Пандорой. Он понимал, что это происходит от недостатка доверия. Бетти Мей не понимала этого. Да и как могла она понимать? Теперь ей просто хотелось увидеть, как кончает мужчина. Посмотреть, как это происходит. Прошлой ночью все было так непонятно, так неопределенно, так страшно…
– Не отстраняйся от меня, – сказала она. – Я хочу видеть. Пожалуйста. Все это так ново для меня.
Уайлдмен подумал о Пандоре. Тогда он кончил ей прямо в руки, его сперма медленно стекала с ее пальцев. Он полностью принадлежал Пандоре.
Уайлдмен услышал звук поднимающегося лифта. Он наклонился и поцеловал Бетти Мей в губы. Она все еще лежала в ванной, от ее кожи поднимался пар.
– Что это? Кто-то едет к тебе? – спросила она в ужасе.
– Да, но ничего не бойся и оставайся в ванне. Расслабься и не торопись.
Вся дрожа, Бетти Мей вскочила. Кровотечение теперь прекратилось. Вода в ванне покраснела от крови и стала мутной. Бетти Мей хотелось поскорее вытереться, одеться и уйти отсюда. Она почувствовала себя в ловушке. Все было нормально, пока они были здесь вдвоем. Теперь сюда кто-то поднимается, может быть, его женщина. Одежда Бетти Мей валялась на полу в нескольких метрах от нее. У нее не хватило смелости попросить его подать ей одежду. Она снова легла в воду. «Только не плачь!» – приказала она себе.
Уайлдмен подтянул брюки и потрепал проснувшихся собак, пока ждал, когда появится Лора.
– Тебе следует смазать машину лифта, – сказала она, закрывая стальную дверь.
