Джонатан Келлерман - Ледяное сердце
— Еще одна творческая личность?
— Скульптор.
— Такой же, как Киппер, — возможно, еще один злопамятный работник резца. Все из мира искусства. Как я говорю своей матушке, никогда не знаешь, когда твои труды поднимут тебя на очередную служебную ступеньку.
16
Следующие несколько недель были медленным погружением в чувство безысходности. Никаких новых данных по делу Киппер не появилось, а Майло не удалось ничего узнать о других убийствах, воодушевивших его. Он связался с Петрой и выяснил, что она зашла в тупик в расследовании дела Беби-Боя.
Тома Бласковича, скульптора-убийцу, отпустили на свободу год назад. Он получил право на досрочное освобождение за примерное поведение, поскольку прочел курс лекций по искусству для сокамерников. Том поселился в Айдахо, нанялся разнорабочим на ферму одного типа, ту самую, где находился в те ночи, когда были убиты Киппер и Ли, о чем точно знал его хозяин.
Детектив Фиорелле из управления полиции Кембриджа помнил меня как «назойливого парня, одного из тех интеллектуалов, которых здесь хоть пруд пруди». Факты убийства Анжелики Бернет отнюдь не способствовали установлению связи с убийствами Беби-Боя и Джули: балерину с полудюжиной ножевых ранений оставили в таком районе университетского города, где было интенсивное движение в светлое время суток, а в темное царил покой. Ни удушение, ни размещение тела — ничто не свидетельствовало о сексуальном насилии. Она была полностью одета.
Детектив, который вел дело Уилфреда Риди, умер. Майло получил копию дела. Риди нанесли удар ножом в область живота. Это произошло в проходе между домами, подобном тому, в котором был убит Беби-Бой. Однако в то время появились убедительные признаки связи этого убийства с наркотиками, включая имя вероятного подозреваемого — мелкого торговца наркотиками Селестино Хокинса. Именно он продавал наркотики сыну Риди. Хокинс отбывал срок за вооруженное нападение. Три года назад умер.
Особое дело Чайны Маранга мало о чем говорило.
Майло позвонил дяде Джули Киппер и предупредил его, чтобы не ожидал быстрого успеха в расследовании. Дядя проявил полное понимание, отчего Майло почувствовал себя еще хуже.
Мы с Элисон проводили все больше времени у нее или у меня дома. Я купил «Гитариста» и прочитал биографический очерк, посвященный Робин. Долгое время рассматривал фотографии.
Робин в своей новой мастерской. Никакого упоминания о том, что у нее когда-то была еще и старая. Изящные изгибы гитар и мандолин, одобрительные отзывы знаменитостей, широкие улыбки. Фотографу она явно пришлась по душе.
Я написал ей короткую поздравительную открытку и получил в ответ открытку с благодарностью.
Через два с половиной месяца после убийства Джули Киппер погода прояснилась, а дело Киппер все еще было окутано густым туманом. Майло ругался на чем свет стоит, отложил его и занялся другими, не менее туманными делами.
Некоторые из них поддавались успешному расследованию, что поддерживало Майло в ворчливо-рабочем состоянии. Всякий раз, когда мы встречались, он непременно вспоминал Джули — порой эти воспоминания облекались в притворно-небрежную форму. Это свидетельствовало том, что неудача продолжает терзать его. Вскоре после этого мы с Элисон поехали в каньон Малибу, чтобы посмотреть на метеоритный дождь. Найдя безлюдную боковую дорогу, мы открыли крышу ее «ягуара», откинули назад спинки сидений и наблюдали, как вспыхивали и гасли космические пылинки. Сразу же после нашего возвращения домой, в четверть второго ночи, зазвонил телефон. Я бегло просматривал бумаги, а Элисон читала «Мимического актера» B.C. Найпола. Волосы она собрала в пучок наверху, на нос водрузила миниатюрные очки для чтения. Когда я поднял трубку, Элисон посмотрела на часы, стоявшие на тумбочке.
Как правило, рано утром звонили ей. Кому-то из пациентов требовалась срочная помощь.
Я ответил.
— Еще одно, — выпалил Майло. Я показал одними губами, что звонит Майло, и Элисон кивнула. — Пианист, исполнитель классических произведений, — продолжал он. — Ножевое ранение и удушение. После концерта. Сразу же за местом, где принимаются судебные решения. И, представь себе, этот парень был на подъеме, много внимания уделял своей карьере. Вскоре ему предстояло заключить контракт на запись диска. Очередь была не моя, но я узнал об убийстве по сканеру, пришел и взял дело. Прерогатива лейтенанта. Сейчас я здесь, на месте преступления. Хочу, чтобы и ты посмотрел на это.
— Сейчас?
Элисон положила свою книгу.
— Какие-нибудь проблемы? — спросил Майло. — Ты ведь больше не сова.
— Секундочку.
Прикрыв микрофон рукой, я посмотрел на Элисон.
— Поезжай, — сказала она.
— Где это?
— Для тебя это что-то вроде тройного прыжка. Бристоль-авеню, Брентвуд, северная сторона.
— Моя котировка в мире повышается.
— Чья, моя?
— Дурной мальчик.
Бристоль-авеню была красиво затенена старыми кедрами. Почти на каждом перекрестке виднелись круговые развороты для автомобилей. Большая часть домов была построена либо в тюдорианском, либо в испанском колониальном стиле. Дом, возле которого произошло убийство, был новой постройки и выдержан в стиле греческого Ренессанса. Стоял он на северной стороне авеню. Три его этажа, белых, украшенных колоннами, в полтора раза превышали соседние особняки и излучали характерную для юридической школы гостеприимную теплоту. На гладком зеленом газоне росло единственное пятидесятифутовое амбровое дерево. Мощное сфокусированное освещение резало глаза. В стороне неподалеку проходила Рокингем-авеню, где на подъездной дорожке, ведущей к его дому, и пролилась кровь О. Дж. Симпсона.
Половину улицы перекрывало черно-белое ограждение со вспышками вишневого цвета. Майло сообщил мое имя постовому полицейскому, и меня пропустили с улыбкой, сказав: «Конечно, доктор».
Это был первый полицейский. Прерогатива лейтенанта?
У фронтона большого здания стояло еще четыре патрульные машины, два специализированных фургона, предназначенных для обследования места преступления, и пикап коронера. Ночь была безлунной, небо — непроницаемым. Падающие звезды исчезли.
Второй полицейский, появившийся на моем пути, проявил характерное недоверие, поговорил по переносной рации и лишь потом позволил мне пройти.
Дверь весом в добрую тонну поддалась нажиму кончика пальца. Это было что-то вроде пневматического усилителя. Войдя, я увидел Майло. Он направлялся ко мне с видом биржевого маклера, занимающегося сделками одного дня.
Майло поспешно пересекал мраморный вестибюль площадью примерно в тысячу квадратных футов.
Десять процентов потолков высотой двадцать футов покрывал зубчатый орнамент, орнамент в виде завитков и штукатурные тяги. Белый мраморный пол с квадратными вкраплениями черного гранита. Хрустальный канделябр сверкал так ярко, что мог бы освещать целую деревню в какой-нибудь стране «третьего мира». Одна из стен, отделанных серым мрамором, была украшена потрепанным коричневым гобеленом с изображением охотников, собак и полнотелых женщин. Справа мраморная лестница с бронзовыми перилами вела на площадку, увешанную портретами мужественных людей, давно покинувших этот мир. Майло в мешковатых джинсах, слишком просторной серой рубахе и слишком тесной спортивной куртке был столь же неуместен в этом здании, как фурункул на теле манекенщицы высшей категории.
За вестибюлем находилось помещение размером побольше. Деревянные полы, белые стены. Напротив приподнятой сцены располагались складные стулья. На сцене стоял рояль. С углов арочного потолка свешивались какие-то ковшеобразные хитроумные приспособления, предназначенные для улучшения акустики. Окон не было. Слева от рояля на подставке была надпись: «Просьба соблюдать тишину». Под роялем стояла скамеечка пианиста, на рояле — развернутая нотная тетрадь.
Двойные двери раскрылись, из них вышел коренастый человек лет шестидесяти и последовал за Майло.
— Детектив! Детектив! — кричал он, размахивая руками и пытаясь догнать его. Майло обернулся. — Детектив, можно отправить сотрудников по домам? Уже очень поздно.
— Пусть подождут еще немного, мистер Шабо.
— Хорошо.
Он посмотрел на меня, и его глаза исчезли за многочисленными складками и морщинками. Его ярко-красные влажные губы контрастировали с нездоровым цветом лица, испещренного пятнами.
Майло назвал ему мое имя, но не упомянул о профессии.
— Это мистер Штефан Шабо, хозяин.
— Рад познакомиться с вами, — сказал я.
— Да, да.
Шабо суетливо поправил бриллиантовую запонку и подал мне руку, теплую, мягкую и влажную. Сам он казался каким-то мягким и мешковатым, рыжевато-каштановый пушок покрывал местами лысый череп. На нем были вечерняя сорочка белого шелка со стоячим воротничком, бриллиантовые запонки в полкарата, ярко-красный кушак, черные в полоску брюки и лакированные ботинки.
