Тони О'Делл - Темные дороги
А она искупалась в ледяном ручье и отправилась восвояси.
Мне стало нехорошо. Я кое-что понял. Чем я могу привлечь ее, удержать? Уж наверное, не подарками, не поездками и не изысканной беседой. Только хорошим трахом, больше ничем.
Стало очень холодно. Все бы отдал за папашину куртку. Не знаю, куда делась рубашка, а джинсы были спущены ниже колен. Почему бы мне не носить их так всю оставшуюся жизнь? «Покажи им, Харли», – подбодрил бы меня Черч.
Меня начала колотить дрожь, только в паху было горячо. Кровь у меня на члене или женские выделения? В темноте, да еще когда глаза закрыты, не разберешь.
Светало. Я поднялся с места и двинулся домой. В лесу уже защебетали птицы. Дорогу мне перебежал енот. Ишь как торопится в свою темную нору, ну прямо вампир перед солнечными лучами. Его косматое тело и нежные черные ручки-ножки словно принадлежали разным животным, типа Господь ужасно торопился, когда сотворял енота, и присобачил первые попавшиеся лапы.
Я неспешно прошел по склону холма. Все вокруг окутывала серая дымка, утренний свет увязал в ней, воздух делался материальным. Голое тело покрывалось мерцающими капельками воды. Я полной грудью вдыхал туман, он заполнял мне легкие и скатывался по языку, оставляя после себя сладкую пустоту, столь характерную для непорочности.
На вершине я еще больше замедлил шаг: вдруг на вырубку выскочат олени. Громадная стая диких индеек копошилась в траве в поисках пропитания, в темной колышущейся массе тел то и дело просверкивала медь. Птиц было никак не меньше тридцати, попадались крупные. На самом краю поляны инстинкт велел мне остановиться: не грянет ли сейчас выстрел?
Птицы меня вообще не заметили, я спокойно прошел мимо и сел у себя во дворе, откуда мне открывался прекрасный вид на стаю и на зеленые холмы, складками убегающие вдаль.
Солнце показалось в компании облаков, окрасило их в золотистые и розовые тона, напомнившие мне о персиках. Скоро настанет сезон, персики на распродаже в «Шопрайте» уйдут по десять центов за штуку, и Джоди, босая, будет вгрызаться в сочные фрукты и перемажется с головы до ног, и я накричу на нее, чтобы ела над раковиной.
Через месяц закончатся занятия в школе, и Эмбер будет сидеть с девочками целые дни напролет. Это лето должно быть полегче, чем прошлое, ведь Мисти и Джоди теперь лучше ПРИСПОСОБИЛИСЬ, да и подросли.
Пока первый школьный год оказался для нас самым сложным. Джоди проводила в детском саду только полдня, а после обеда присматривать за ней было некому. Эмбер и Мисти в школе, тетя Дайана преподавала, к тому же у самой у нее на шее трое малышей. Джан, жена дяди Майка, своих услуг не предлагала, да мы ее и недолюбливали. Нанять няню или домработницу было не на что.
Какое-то время я брал Джоди с собой, отправляясь на поиски работы. Она вела себя хорошо (дар речи к ней еще не вернулся) – сидела спокойно в уголке и рассматривала свои пальцы, пока я заполнял резюме и вежливо беседовал с зазнайками в слаксах на высокой должности замдиректора занюханного обувного магазина или лавки дешевых товаров. Один такой молодец спросил меня: «Ты что, нарочно притащил сюда малышку, чтобы тебя пожалели и дали работу?» После этого я стал оставлять Джоди в машине.
В «Шопрайте» рабочий график у меня был гибкий. Можно трудиться по ночам и в выходные и не оставлять Джоди без присмотра. Платили только мало. Пришлось найти себе еще одно местечко – в «Бытовых приборах Беркли». Зато здесь удавалось тайком брать Джоди с собой на работу.
Она любила играть в примыкающем к магазину складском помещении – устраивала пещеры из пустых коробок из-под холодильников и пряталась в них со своими динозаврами. Когда Рэю и мне надо было доставить товар, она ездила с нами. Рэй не возражал – не потому, что был такой хороший, просто ему хотелось хоть в чем-то не подчиниться боссу. Джоди с нами в одной машине – это нарушение целой сотни разных предписаний, постоянно напоминал он мне, судорожно сжимая баранку и скаля зубы, словно мы мчались с ограбления банка.
И даже несмотря на то, что я регулярно брал Джоди с собой, Эмбер все равно пришлось пропускать занятия, чтобы сидеть с сестрой. В конце концов явилась дама, надзирающая за прогулами, и провела с нами беседу.
– Жалко, – сказала она, – что Джоди – не дочь Эмбер, тогда бы ей как несовершеннолетней матери бесплатно предоставили дневную няню. Если бы удалось доказать, что няня нужна.
Я попросил ее растолковать смысл слова «нужна».
– Нужна – в финансовом плане, – сказала дама. – Если нет денег оплатить услуги приходящей няни и мать вынуждена пропускать уроки по этой причине.
Я заметил, что денег на няню у нас нет, а Эмбер, вероятно, придется бросить школу ради маленькой сестры.
Дама ответила, что мы не можем участвовать в программе, потому что Эмбер – не мать Джоди.
– Зато я – ее родитель, – заявил я. – Я подписал документы, по которым я – законный опекун своих сестер. И наша мама их тоже подписала.
Но я ведь уже закончил школу. Школа ничего не может для меня сделать.
– Так, значит, если бы Эмбер наделала глупостей, типа забеременела и родила, вы бы пришли ей на помощь, а без этого никак?
Дама поджала губы и холодно посмотрела на меня, словно желая сказать: да вы никакой помощи и не заслуживаете. Такие люди попадались мне на каждом шагу. Прочитает человек газету или насмотрится теленовостей и проникнется лютой ненавистью к маме. Такой ненавистью, что, кажется, и всех нас готов закатать в тюрягу.
Это задело меня за живое, и я разразился речью. Да малолетних матерей надо гнать из школы взашей. Да такие дуры никогда не станут полезными членами общества. Да за каким чертом школа тратится на нянь; лучше бы надели на каждую девицу уздечку или вшили противозачаточную торпеду под кожу. И плевать мне, что это нарушит права этой дуры, Американский союз защиты гражданских свобод может утереться.
Я говорил серьезно. Вот до чего меня бесило все то, что происходило со мной. Сочувствия не осталось ни на грош.
Дама терпеливо выслушала меня до конца. В поведении моем ничего нового нет. Она и не таких видела. Мы хотя бы не замарашки, не пьяницы и не голодающие. И вшей у нас нет. И синяков. И школу не хотим бросать. Ни я, ни девочки. Она еще вернется. Может, для Джоди сделают исключение.
Я стоял у окна и смотрел, как она шагает по нашему двору в своей мятой плиссированной юбке и сером блейзере. Так уж получилось, что все до одной женщины, с которыми я общался последнее время, были в строгих жакетах и юбках из Кэти-Ли-Колекшн «Уолмарт», а мужчины – в костюмах из «Джи-Си-Пенни» [21].
Первые несколько недель после маминого ареста мы только и делали, что переходили из одного присутственного места в другое. С нами беседовали детективы, адвокаты, мозгоправы, налоговики, представители исправительных учреждений, сотрудники похоронных бюро, репортеры, социальные работники, банкиры. Мы похоронили отца и через стекло попрощались с мамой.
Последним по времени для меня стал Национальный банк Лорел-Фоллз, где я переговорил с сотрудником папочки Келли Мерсер об отсрочке платежей по закладной на месяц-другой. По его словам, банк рад бы помочь – в разумных пределах, – но если дать отсрочку одному клиенту, придется давать льготы и остальным.
Я заспорил, что, может, стоит ограничиться детьми, которые внезапно потеряли обоих родителей и остались без средств и без источника дохода. Вряд ли таких льготников отыщется много.
Он хихикнул и подтвердил:
– Да уж, вряд ли.
Тогда я спросил его:
– Может, мне обратиться напрямую к банку, а не к вам? Может, у банка добрые отношения с нашим домом?
Клерк посмотрел на меня как на невменяемого. Шумиха вокруг убийства еще не стихла, происшествие было у всех на слуху.
Я поднялся с места и подошел к календарю «Красоты Пенсильвании», что висел на стене его кабинета. Августовская картинка изображала ярко-красный амбар в ярко-зеленой долине под ярко-голубым небом. Я всю жизнь прожил в юго-западной оконечности Аллеганских гор и никогда не видел таких кричащих красок. Ни у амбаров, ни у неба.
Я ткнул в амбар пальцем и осведомился:
– Какая-то связь с банком?
Клянусь, его рука шмыгнула под стол и нажала тревожную кнопку. Он отнес меня к определенному типу.
Когда я вернулся домой, все три сестрички сидели на диване и ожидали, как решилась их судьба. И на меня снизошло озарение. А словами я его выразил так: никто не знает, что мы здесь.
Глядя вслед удаляющейся даме, надзирающей за прогулами, я повторил про себя эту фразу. Впрочем, прошло какое-то время и дама вернулась: Джоди разрешили посещать группу продленного дня в школе. Но я ее не пустил. Не хватало еще, чтобы для нас делали ИСКЛЮЧЕНИЕ.
Мы прожили этот год, ни от кого не получая ровно никакой помощи, и я гордился нами. Эмбер закончила девятый класс. К Джоди вернулся дар речи. Я оплатил все счета. В самые тяжелые минуты я черпал энергию в злости и ужасе, что охватили меня, когда я пришел домой и понял: про нас забыли.
