Дин Кунц - Ложная память
— Доктор Ен Ло, — негромко пробормотал он.
Все так же пребывая вне окружающего мира, Скит заговорил впервые с тех пор, как Дасти упомянул это имя, когда он находился в ванной.
— Я слушаю, — сказал он точно так же, как и в тот раз.
— Что ты слушаешь?
— Что я слушаю?
— Что ты делаешь?
— Что я делаю? — опять переспросил Скит.
— Я спросил у тебя, что ты слушаешь.
— Тебя.
— Ладно. Тогда скажи мне, кто такой доктор Ен Ло.
— Ты.
— Я. Но ведь я же твой брат, ты помнишь?
— Ты хочешь, чтобы я это помнил?
— Ладно, но ведь это правда, не так ли? — нахмурившись, продолжал Дасти.
Лицо Скита было все таким же застывшим и невыразительным.
— А это правда? Я в растерянности.
— Я тоже.
— А что с тобой случилось? — с неподдельной серьезностью спросил Скит.
— Скит?
— Угу?
Дасти посидел в раздумье, пытаясь понять, насколько далеко от действительности мог пребывать парень.
— Ты знаешь, где находишься?
— А где я нахожусь?
— Значит, не знаешь?
— А я должен знать?
— Ты можешь посмотреть вокруг?
— А я могу?
— Это что, аттракцион Эббота и Костелло?
— Вот это?
— Оглянись вокруг, — попросил расстроенный Дасти.
Скит сразу же оторвал голову от подушек и осмотрел комнату.
— Я уверен, что ты знаешь, где находишься, — сказал Дасти.
— В клинике «Новая жизнь».
Скит вновь опустил голову на подушки. Его глаза опять уставились в потолок, и через несколько секунд в них появилось какое-то новое странное выражение.
Не доверяя своим глазам, Дасти наклонился к брату, чтобы получше рассмотреть его лицо. В слабом искусственном освещении правый глаз Скита был золотым, а левый — темнее, цвета густого меда, и от этого возникало неприятное ощущение, будто из одного и того же черепа смотрели два разных лица.
Однако вовсе не этот фокус освещения привлек внимание Дасти. Ему пришлось подождать с минуту, не меньше, прежде чем он снова увидел то, что показалось ему странным: глазные яблоки Скита быстро задвигались в орбитах, это продолжалось несколько секунд, а потом взгляд снова стал неподвижным.
— Да, клиника «Новая жизнь», — с запозданием подтвердил Дасти. — А ты знаешь, для чего ты здесь?
— Чтобы очистить организм от яда.
— Верно. Но ты принимал что-нибудь после того, как тебя осмотрели? Ты каким-то образом протащил сюда наркотики?
Скит вздохнул.
— Что ты хочешь от меня услышать?
Его глаза задвигались. Дасти считал про себя секунды. Пять. Потом Скит моргнул, и его взгляд вновь остановился.
— Что ты хочешь от меня услышать? — повторил он.
— Просто-напросто скажи правду, — подбодрил его Дасти. — Скажи мне: ты принимал здесь наркотики?
— Нет.
— Тогда что с тобой происходит?
— А ты хочешь, чтобы со мною что-то происходило?
— Черт побери, Скит!
Скит чуть заметно хмурил брови.
— Все должно быть не так.
— Что — все — должно быть не так?
— Это. — Уголки рта капризно перекосились. — Ты нарушаешь правила.
— Какие правила?
Скит чуть напряг свои худые руки; пальцы согнулись и сложились в какое-то подобие кулаков. Его глаза снова задвигались; на сей раз не только из стороны в сторону, но и круговыми движениями. Семь секунд.
БС — Быстрый сон, он же парадоксальный сон. По утверждениям психологов, такие движения закрытых глаз указывают на то, что спящий видит сны.
Глаза Скита не были закрыты, и он, хотя и пребывал в каком-то странном нездоровом состоянии, все же не спал.
— Помоги мне, Скит, — попросил Дасти, — я слегка запутался. О каких правилах мы говорим? Скажи мне, что в этих правилах говорится.
Скит ответил не сразу. Хмурая морщинка между его бровями постепенно таяла. Кожа на лице становилась гладкой и прозрачной, как рафинированное масло, пока не стало казаться, что сквозь нее просвечивают белые кости черепа. А взгляд все так же упирался в потолок.
Глаза опять задвигались, а когда БС закончился, он наконец заговорил. В голосе не чувствовалось того напряжения, что было несколько минут назад, он звучал уже не так монотонно.
— Легкий порыв, — прошептал Скит.
Эти два слова могли иметь определенный смысл, а могли оказаться выхваченными наугад из глубин памяти, как шарики из лотерейного барабана.
— Легкий порыв… — повторил Дасти. Брат не ответил, и он снова обратился прямо к нему: — Мне нужна еще помощь, Малыш.
— И волны разносят, — прошептал Скит.
Дасти обернулся, услышав за спиной легкий шум.
Валет вылез из кресла. Пес высунулся из спальни в маленькую прихожую, а за дверью обернулся и застыл там, пристально вглядываясь в помещение. Его уши были прижаты к голове, а хвост запрятан между ног, будто он чего-то напугался.
И волны разносят.
Лотерейных шариков прибавилось.
Маленький белый, как снег, мотылек с тончайшим узором вдоль кромки хрупких белых крылышек сел на повернутую ладонью вверх правую руку Скита. И пока бабочка ползала по его ладони, пальцы не пошевелились, казалось, что он совершенно не чувствовал щекотания от прикосновения насекомого. Его губы были приоткрыты, челюсть отвисла. Дышал Скит настолько неглубоко, что его грудь не вздымалась и не опадала. Глаза снова задвигались, но после того, как этот безмолвный приступ завершился, Скит мог сойти за мертвеца.
— Легкий порыв, — еще раз повторил Дасти, — и волны разносят… Это что-нибудь означает, Малыш?
— Это? Ты попросил, чтобы я сказал тебе, что говорится в правилах.
— И вот это и есть правила? — спросил Дасти.
Глаза Скита задвигались. Прошло несколько секунд. Потом он произнес:
— Ты знаешь правила.
— Давай притворимся, что не знаю.
— Их всего два.
— Два правила?
— Да.
— Не таких простых и ясных, как правила покера?
Скит промолчал.
Хотя это все звучало как совершенная бессмыслица, порожденная хаотическими всплесками из глубин одурманенного наркотиками сознания, у Дасти сложилось странное убеждение в том, что эта странная беседа имела реальное, хотя и скрытое, значение и что она вела к какому-то горькому открытию.
— Скажи мне, сколько всего правил, — сказал он, низко склонившись к лицу брата.
— Ты знаешь, — ответил Скит.
— Давай считать, что не знаю.
— Три.
— А какое третье правило?
— Голубые сосновые иглы.
Легкий порыв. И волны разносят. Голубые сосновые иглы.
Валет, который редко лаял, а рычал еще реже, теперь, стоя в открытой двери и глядя в прихожую, испустил басовитое угрожающее ворчание. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, и это выглядело не менее выразительно, чем у какой-нибудь мультипликационной собаки, столкнувшейся с мультипликационным призраком. Хотя Дасти не мог этого сказать с уверенностью, причиной неудовольствия Валета, похоже, был бедняга Скит.
— Объясни мне эти правила, Скит, — сказал Дасти, подумав примерно с минуту. — Расскажи, что они означают.
— Я — это волны.
— Понятно, — протянул Дасти, хотя на самом деле в этих словах для него было даже меньше смысла, чем если бы Скит словами из песни «Битлз» их психоделического периода заявил: «Я — морж».
— Ты — порыв, — продолжал Скит.
— Ну, конечно, — согласился Дасти просто для того, чтобы подбодрить его.
— А иглы — это поручения.
— Поручения?
— Да.
— И все это имеет какой-то смысл?
— Имеет смысл?
— Вероятно, да.
— Да.
— Ну, а я не вижу во всем этом никакого смысла.
Скит промолчал.
— Кто такой доктор Ен Ло? — в который раз спросил Дасти.
— Кто такой доктор Ен Ло? — Пауза. — Ты.
— Я думал, что я — порыв.
— Это одно и то же.
— Но я не Ен Ло.
На лбу Скита вновь появились хмурые морщинки. Его бледные тонкие пальцы, лежавшие расслабленно, снова сделали попытку сжаться в кулаки; из полузакрытой ладони вылетел хрупкий белоснежный мотылек.
Проследив за еще одним периодом быстрого сна, Дасти спросил:
— Скит, ты не спишь?
— Я не знаю, — ответил младший брат после недолгого раздумья.
— Ты не знаешь, спишь ты или нет? В таком случае… ты, наверно, спишь.
— Нет.
— Если ты не спишь и не уверен, что бодрствуешь, тогда какой ты?
— Какой я?
— Это был мой вопрос.
— Я слушаю.
— Ты пошел обратно.
— Куда?
— Что куда?
— Куда я пошел? — спросил Скит.
Дасти вдруг почувствовал испуг, все сильнее ощущая, что этот разговор полон глубокого, если не мистического, значения и они мало-помалу приближаются к открытию, которое внезапно придаст смысл всему происходящему. Но, несмотря на уникальный и чрезвычайно специфический характер этого разговора, он сейчас казался столь же иррациональным и угнетающим, как и многочисленные другие беседы, которые они уже вели раньше, когда мозги Скита были не в порядке после причиненного самому себе наркотического отравления.
