Уоррен Мерфи - Властители земли
– Я не стану этим заниматься, – заверяли они друг друга. А потом старуха стала распоряжаться ими точно собственными слугами и у каждого нашелся в глубине души голосок, который соблазнял: «Сделай».
Кости у нее оказались хрупкими, но эта часть задания и так не составила бы им особого труда. Самым трудным было оставить ее, живую, корчиться на полу под лестницей и просить о помощи.
Перривезер явился как раз тогда, когда они уже собирались уходить.
– Эй, а вас тут быть не должно было, – сказал Ансельмо. – Чего ради было нанимать нас, если вы сами заявились.
Перривезер не ответил. Он просто отсчитал им сто стодолларовых бумажек – установленную плату, пошел в дом, уселся рядом с несчастной старой женщиной и принялся читать газету.
– Валдрон – стонала женщина, – я ведь твоя мать.
– Нет, – ответил Валдрон. – Моя настоящая мать скоро будет здесь. Так что, пожалуйста, умирайте поскорее, чтобы она могла прибыть.
Ансельмо переглянулся с Мироном, и они оба недоуменно пожали плечами, покидая дом. Потом они прочли в газетах, что Перривезер прожил в доме целую неделю вместе с мертвым телом, и только потом доставил его в больницу, что, разумеется, не преминула отметить полиция.
На допросе у коронера Перривезер показал, что жил в другом крыле дома и просто не заметил тела матери. Очевидно, она упала с лестницы и переломала себе кости, а слуги как раз в тот день покинули поместье, чтобы приготовить для переезда дом во Флориде, Перривезер решил, что мать уехала вместе с ними, и он остался один.
– Разве вы не почувствовали запаха разлагающегося тела? – спросил его обвинитель. – Его можно было учуять за полмили от дома. Там черно было от мух. Разве вы не поинтересовались, что эти проклятые мухи делают в доме?
– Пожалуйста, не говорите «проклятые», – ответил Перривезер.
Но однако же дворецкий и другие слуги спасли Валдрона, засвидетельствовав, что у него весьма своеобразное обоняние. Точнее, судя по их словам, вообще нет такового.
– Да что там, у мистера Перривезера может две недели лежать на прикроватном столике гора гнилых фруктов и вонять так, что горничную даже с защипкой на носу не заставишь войти в комнату.
И именно столь недавно отстраненная от его особы миссис Перривезер сообщила, что ее муж имеет особую склонность к мусорным свалкам.
Кроме того в деле присутствовало свидетельское показание, что некому было почувствовать смрад разлагающегося тела, так как кроме мистера Перривезера последними в доме видели только двух зверского вида грузчиков, отбывших в белом «кадиллаке».
Следствие признало несчастный случай. А обвинитель посоветовал мистеру Перривезеру привести в порядок свой нос.
В течение последующих лет Ансельмо и Мирон много работали на Перривезера. Они знали, что Перривезер нанимал и других, но точно не знали, кого, а порой он жаловался на любителей. Кроме того, порой он говорил весьма странные вещи. Ансельмо забыл, почему зашел разговор об их первом деле, но слышал, как Перривезер заметил, что его настоящая мать навестила его через день после того события.
Оба решили, что Перривезер – просто псих, но деньги он платил хорошие, а поручения его никогда не были опасными, Перривезер всегда сам их заранее тщательно планировал. Поэтому когда он их вызвал и заявил, что надо украсть для него атомное устройство, недовольства не было, тем более, что на этот раз Перривезер согласился встретиться с ними под открытым небом, на свежем воздухе.
Он бормотал что-то о мести, и они еще никогда не видели его в такой ярости.
По его план как всегда был хорош. Перривезер показал им изображение атомного устройства, дал все пароли и опознавательные знаки.
– А эта штука не радио-как-это-там? – спросил Ансельмо.
Он читал о таких вещах.
– Радиоактивна, – ответил Перривезер. – Но вам не долго придется иметь с ней дело. Вы только передадите ее вот этим двум людям. Он показал им фотографию молодой женщины с пустым выражением лица и молодого человека с отсутствующим взглядом.
– Это Мусвассеры. Они установят взрывное устройство. Передайте им, чтобы на этот раз не старались пронести его за ворота. Оно не обязательно должно быть внутри. В этом и прелесть атомного оружия, вам достаточно находиться в миле или около того от вашей цели. Однако же я настаиваю на одной вещи, передайте, я велел им непременно убедиться, что эти двое находятся в лаборатории перед тем, как взрывать устройство.
Валдрон показал своим наемникам фотографии двух мужчин, один из них носил кимоно, другой был худой белый парень с широкими запястьями.
– Я хочу, чтобы они были мертвы, – сказал Перривезер.
– А как эти двое смогут убедиться, что ваша парочка внутри? – спросил Мирон.
– Не знаю. Это вы сами сделаете. И сообщите, когда точно удостоверитесь. Я уже устал иметь дело с любителями.
– Мистер Перривезер, а могу я задать вам один частный вопрос? – спросил Ансельмо, осмелившись воспользоваться той близостью, право на которую как бы давали долгие годы успешного делового сотрудничества.
– Что такое?
– Почему вы вообще используете любителей?
– Порой просто нет выбора, Ансельмо.
– Ясно, – ответил Ансельмо.
– Именно поэтому мне так нравится иметь дело с вами, – заметил Перривезер. – Только одно мне в вас не нравится.
– Что же это?
– У вас обоих чудесные волосы. Только почему вы их так часто моете?
– Вы хотите сказать, что это лишает их естественности и живости?
– Нет. Лишает питания, – ответил Перривезер.
Как и всегда Ансельмо и Мирон убедились, что план Перривезера совершенен. Они безо всякого труда, легко проникли в хранилище атомных устройств и покинули его с двумя пакетами: в одном находилась сама бомба, в другом – часовой детонатор.
С Натаном и Глорией Мусвассер они встретились в пригородном доме под Вашингтоном. Дом принадлежал отцу Натана. Хорошо оштукатуренные стены были заклеены освободительными плакатами. Они призывали освобождать угнетенных, спасать животных. И особый плакат призывал освобождать черных.
Очевидно, этот призыв уже осуществили, так как вся местность по соседству была свободна от черных.
– Вы бы поосторожнее с этой штукой, – предупредил Ансельмо. – И вы не должны ее взрывать, пока те двое ребят не будут в лаборатории.
– Какие двое ребят? – спросила Глория.
Ансельмо показал им фотографию уроженца Востока и белого.
– А как мы узнаем, что они там?
– Мы вам сообщим.
– Хорошо. Кажется, это просто. И довольно ясно, – сказала Глория. – А теперь самое важное. Кто возьмет на себя ответственность?
– Никакой ответственности. Мы так не работаем. Но ведь нам уже заплатили.
– Минутку. Мы собираемся уделать эту лабораторию, там две сотни человек да еще окрестности, добавьте еще десять-пятнадцать тысяч человек... Натан, помни, нам обязательно надо попытаться придумать какой-то способ вывести домашних животных из опасной зоны, может, удастся. Собственно, речь идет о пятнадцати тысячах человек. А может, и о двадцати.
Ансельмо содрогнулся, представив себе будущий урожай смертей. Даже тугие мозги Мирона отметили некое мерцание грядущего ужаса.
– Поэтому мы хотим знать, – продолжала Глория, – какую долю вы берете себе.
– Нам заплатили.
– Я говорю об ответственности за взрыв бомбы.
– Чего? – хором спросили эти двое.
– Ответственность. У нас тут будет тысяч двадцать убитых. Кто возьмет на себя ответственность за это?
– Вы хотите сказать – вину?
– Это отсталый взгляд. Я говорю об ответственности за революционный подвиг. Известность.
– Если не возражаешь, девуня, можешь всю ответственность взять себе, – ответил Ансельмо.
– Мы можем взамен предложить вам кое-что. Например, мы заявим, что вы нам помогали. Но главное дело – наше. СОВ берет на себя полную ответственность за этот акт.
– Девуня, о нас не стоит даже упоминать.
– Вы уверены? Мы тут можем получить целых двадцать тысяч убитых. И вы совсем не хотите быть причастными к такому событию?
– Нет, нет. Тут все в порядке, – ответил Мирон. – Собственно, о нас вообще не упоминайте. Нигде. И никогда. Ни в коем случае.
– Это так бескорыстно с вашей стороны, – заявила Глория. – Натан, мне нравятся эти люди.
– Но тогда почему они вообще это делают? – спросил Натан. Он посмотрел на Ансельмо. – Если вы не хотите взять на себя ответственность, зачем вам было красть бомбу? К чему такие хлопоты?
– Малыш, нам заплатили, – ответил Ансельмо.
– Вы это делаете ради денег?
– Чертовски верное замечание.
– Чего ради так напрягаться ради денег? Я хочу сказать, а где ваши папы? – спросил Натан.
Мирон и Ансельмо переглянулись.
– Натан имеет в виду, что вы могли бы взять деньги у ваших родителей, – пояснила Глория.
– Ну, вы не знаете наших папочек, – ответил Мирон.
– Неважно. Вы совершенно уверены, что не хотели бы такого заявления «им помогали», а потом ваши имена?
