Жак Мазо - Орлиный мост
Располагая лишь обрывками информации, она не пыталась разрешить все проблемы разом. Как часто говаривал ее муж-американец — вероятно, это был единственный совет, который остался у нее в памяти, — нужно классифицировать все вопросы и выбрать, насколько это возможно, самые важные.
Однако существовал один вопрос, на который она все еще не ответила и который, казалось, был ключом к разгадке: что связывало Веронику и Тома, если дух последнего смог вселиться в сознание девушки?
Чтобы найти ответ, Мюрьель перебрала в памяти все известные факты: чтобы воспринять ауру Тома, Вероника должна была обладать качествами медиума. Это становилось возможным лишь в том случае, если ее объединяла очень крепкая, пусть бессознательная, связь с Тома. И если Веронике не удается высказаться до конца, или если Тома при помощи девушки не может этого сделать, это означает, что ему мешает другая, очень мощная энергетическая сила. Безусловно, тот, кто использует эту силу, тоже имеет эмоциональную связь либо с Вероникой, либо с Тома, а не исключено, что и с ними обоими.
Опираясь на эти данные, Мюрьель решила провести эксперимент и превратить Тома в своего непосредственного собеседника. Для этого она использует его собственные заявления, то есть несколько слов о картах, строчку из стихотворения Виктора Гюго и образ моста…
Она собиралась составить генеалогическую и реляционную матрицу всех тех, кто тем или иным образом был причастен к данному расследованию, ведь спиритические связи между людьми основывались на рационалистической логике повседневного опыта.
Прежде чем приняться за работу, она позвонила Эндрю. Была среда, и в этот час она могла свободно с ним поговорить.
Глава 9
В четыре часа дня Мишель припарковал машину у дома бригадира, ничем не примечательной традиционной постройки с оштукатуренными стенами цвета ржавчины. К дому, расположенному на небольшом возвышении, вела неудобная лестница, ступени которой были выложены плоскими серыми плитками. Лестница петляла по безупречному газону, где буйно разрослись карликовые деревья и растения. Всего этого Мишель терпеть не мог.
Когда он оказался перед входной дверью, послышалось рычание собаки, которая потом громко залаяла — это разозлило инспектора. Он не выносил, когда его так принимали. Через несколько секунд кто-то шаркая приблизился к двери.
После резкого окрика собака замолчала, дверь распахнулась, и Мишель увидел перед собой крепкого верзилу с очень длинными руками. Судя по отвисшей губе, опухшим щекам и красному носу, бригадир пребывал не в лучшем расположении духа и явно находился под воздействием алкоголя.
— Это еще что такое? — хрипло проворчал Кастеллан.
Мишель представился и тут же показал удостоверение:
— Вердье должен был предупредить вас о моем приезде. Я провожу расследование, и мне, вероятно, пригодятся воспоминания о деле, которым вы когда-то занимались.
— Уф! Надо подумать…
Бригадир пригласил инспектора в дом и провел в гостиную, где с давних пор никто не убирал и не вытирал пыль. В комнате царил холостяцкий беспорядок, поскольку ее обитателя ничуть не заботило, в какой обстановке он жил. В любом случае здесь было бы трудно что-либо изменить — мебель и другие предметы интерьера выдавали дурной вкус хозяина. Худшим из всего представлялась невообразимая коллекция безделушек, возвышавшаяся на буфете. Очевидно, Кастеллан привез их из тех городов Франции, в которых бывал.
Чтобы усадить Мишеля, бригадиру пришлось убрать с продавленного в нескольких местах дивана кипу газет и грязную одежду.
— Выпьете что-нибудь?
Мишель не возражал, полагая, что ему удастся лучше разговорить собеседника, если они выпьют вместе. Он согласился на портвейн, тогда как Кастеллан налил себе чистого виски. Оба подняли бокалы.
— За полицию! — провозгласил бригадир.
— За жандармерию! — ответил Мишель.
Выпив виски до половины, Кастеллан откинулся на спинку дивана.
— Так о чем вы хотели со мной поговорить? Думаю, особых деталей я не припомню. Времени прошло немало, и я многое забыл.
Мишель поведал об истории, приключившейся с Вероникой, и упомянул о смерти Тома.
— Я бы хотел, — сказал он в заключение, — чтобы вы рассказали мне о расследовании, которое проводили в то время. Любая подробность может оказаться полезной.
Кастеллан усмехнулся, положив руку на круглый живот.
— Черт побери! Как изменились полицейские! Теперь они занимаются историями с призраками!
— Это не совсем так, — живо возразил Мишель. — Вероника интересна мне лишь потому, что вызывает к жизни юношу, погибшего при трагических и не до конца выясненных обстоятельствах.
Кастеллан выпрямился. Взгляд его стал колючим:
— Что вы хотите этим сказать?
Мишель выдержал паузу. Он чувствовал недоверие со стороны Кастеллана, тот оказался умнее, чем можно было предположить с первого взгляда.
— С коллегой я не собираюсь ходить вокруг да около. В свете недавно случившихся событий смерть Тома кажется мне подозрительной, — признался инспектор.
— Другими словами, вы хотите получить у меня сведения о расследовании, которое я завалил? — спросил Кастеллан. — А вы ловкач!
— Помилуйте, бригадир. Я совсем не это имел в виду. Я знаю, насколько серьезно работают в жандармерии. Я хотел только послушать воспоминания о том расследовании. Может, в свое время вы столкнулись с чем-то важным или необычным. Такое часто бывает в жизни полицейских.
Кастеллан размышлял довольно долго. Выражение его лица изменилось. Он больше не выглядел как холостяк в отставке, бездеятельный и спившийся, — перед Мишелем сидел полицейский. Когда бригадир заговорил вновь, даже тембр его голоса стал иным:
— Вас, вероятно, удивит это, но я хорошо помню дело Тома. Я принял близко к сердцу смерть этого парня. Не потому, что я его хорошо знал, а потому, что сожалел о его преждевременном уходе, ведь он так ничего и не узнал о жизни… Я был чрезвычайно удивлен, узнав, какое место он выбрал. Какой-то мост, затерявшийся среди холмов…
— Это Орлиный мост, — уточнил Мишель.
— Да, верно. А что касается собственно расследования, то у меня есть причины вспоминать о нем. Как бы точнее сказать? Думаю, инстинктивно я был настроен скептически. Если мне не изменяет память, была какая-то история с одеждой парня, и это меня смущало…
— Как и меня. Я сразу обратил на это внимание, когда разглядывал фотографии.
— А вы, случайно, не принесли их с собой? Это помогло бы освежить воспоминания.
— Ну конечно! Я захватил их вместе с материалами дела.
Он протянул снимки Кастеллану, который стал внимательно их изучать.
— Да, вспоминаю. Я не понимал, почему его вещи лежали вокруг тела в таком порядке…
— И что же?
— Я сообщил об этом начальству. Но быстро понял, что это их не интересует. Они посчитали, что я слишком педантичен, и уж не знаю, по какому волшебству, но я оказался отстранен от дела. На мое место пришел другой полицейский, который быстро завершил расследование, сделав вывод о самоубийстве.
— А что произошло после?
— Не знаю.
Кастеллан допил виски и налил снова. Мишель отказался от портвейна. Ему хотелось, чтобы бригадир еще раз обратился к памяти. Последние слова тот произнес слишком поспешно, а потому у Мишеля возникло впечатление, что его собеседник неискренен.
— Я хочу уточнить вопрос, — продолжил инспектор. — Оказывалось ли на вас или на того полицейского давление, чтобы дело свернули побыстрее?
Кастеллан так красноречиво посмотрел на Мишеля, что это было равнозначно положительному ответу.
— Инспектор, я сообщил вам все, что помнил. Но если хотите знать мое мнение, ответы на ваши вопросы нужно искать в семье этого юноши. Во всяком случае, так я думал в то время.
Мишель встал и пожал вялую руку собеседника, горячо поблагодарив его. Несмотря на помятый вид и злоупотребление алкоголем, в этом человеке оставалась искорка любви к жизни, и этим он был интересен.
Уже на пороге инспектор повернулся к бригадиру, который сдерживал собаку, агрессивную немецкую овчарку. Они обменялись взглядами. В первый раз на лице Кастеллана появилось нечто вроде улыбки:
— Мне вспомнилось еще кое-что. Мальчишка входил в какую-то компанию. Если мне не изменяет память, я допрашивал его брата, его подружку и другую девушку… Больше я ничего не помню. Это было так давно. Желаю удачи, инспектор. Когда у вас появятся новости, сообщите мне, я буду рад.
— Непременно. И еще раз спасибо.
Возвращаясь, Мишель насвистывал какую-то мелодию. Интуиция подсказывала ему, что он ухватил правильную нить, и теперь надо вновь повидать Элен Дюваль.
В Лазале он застал Мюрьель — она работала за компьютером. Мишель налил себе стакан вина и расположился на диване.
— Скажи, а духи могут использовать компьютер, чтобы связаться с нами?
