Салла Симукка - Белый, как снег
Проснулась она от того, что кто-то пел ту же самую грустную песню, что она пела последние семь лет. Она посмотрела на окно башни вверх и увидела свою подругу. Принцессы радостно закричали – они узнали друг друга. Принцесса, пришедшая издалека, закричала, что спасет ее. Ее подруга ответила, что не стоит даже пытаться, потому что дракон может появиться в любой момент и сжечь спасительницу своим дыханием. Вторая принцесса все же возразила, что они обещали всегда помогать друг другу, и начала лезть на башню.
Когда она добралась до самого верха, они крепко обнялись и заулыбались. Вдруг взгляд принцессы из башни изменился. Изменились ее глаза и руки, волосы стали чешуей, шлейф платья – хвостом, ленты волос – крыльями. Через мгновение принцесса, пришедшая издалека, поняла, что видит перед собой драконовы глаза.
Принцесса не испугалась. Она легко дотронулась до лба дракона и сказала ему, что внутри его принцесса. Или что это принцесса, внутри которой дракон. Чудовище посмотрело на свою подругу и все поняло. Из его глаз начали литься огромные черные слезы, которые залили стену башни и землю вокруг нее так, что та снова ожила. Принцесса-дракон заплакала, потому что знала, что люди не смогут ее принять, потому что она дракон. И драконы не смогут ее принять, потому что она человек.
Принцесса, пришедшая издалека, обвила руки вокруг шеи дракона и поклялась, что они останутся вместе, что бы ни случилось. Им больше никто не нужен. Они найдут такую страну, где драконы и люди смогут жить в мире, даже внутри одного человека.
Последняя сцена спектакля – это полнолуние и летящий дракон с принцессой на спине…
Белоснежка поймала себя на том, что ее щеки мокры. Она вытерла их ладонями. Она что, плакала? Похоже на то. Она не могла вспомнить, когда именно плакала в последний раз. Она даже была уверена, что разучилась делать это.
Сказка так затянула ее, что она на мгновение забыла себя и свои мысли.
Бессознательное и эмоции вышли наружу. Сказка напомнила ей о многом.
Белоснежка и Огонек.
Белоснежка и Зеленка.
Белоснежка и кто-то, с кем она в детстве играла в сказку про Розочку и Беляночку. Она вдруг четко вспомнила эту сказку и эту игру. В сказке был принц, превращенный в медведя, который помогал девочкам. Белоснежка любила эту игру, хоть и не понимала ее до конца. С нею играл некто немного старше ее и всю дорогу рассказывал ей эту сказку. Розочка и Беляночка были всегда вместе и спасали друг друга – так же, как принцессы из театра теней.
А Зеленка спасла Белоснежку, забыв на время свою ложь. Белоснежка не могла отрицать того, что Зеленка ее спасла. Она рисковала и, разумеется, осознавала, на какую опасность идет. Она помогла ей бежать, хотя знала, что Белоснежка не ее сестра и что это спасение может дорого ей обойтись.
Другие зрители уже ушли из зала; билетер, кашлянув, указал ей на дверь. Белоснежка поднялась. Голова ее немного кружилась, но это ощущение прошло, когда она, сжав зубы, целеустремленно направилась к двери.
Белоснежка ненавидела быть должной. Сейчас она должна отдать долг Зеленке.
Вечернее солнце бросало косые лучи в глаза Белоснежки, горячий воздух подталкивал ее со всех сторон. Она проверила мобильник. Иржи звонил пять раз. Последний раз десять минут назад. Она позвонила ему, но так как он не ответил, она прослушала его сообщение. Иржи говорил, что поехал в дом общины делать репортаж и что массовое самоубийство запланировано на сегодня. Полиция и спасатели должны прийти на помощь.
Белоснежка немедля бросилась бежать. Она еще может успеть застать Иржи в здании «Супер 8» и пойти вместе с ним.
Запыхавшись, она прибыла к зданию компании чуть позже шести. Консьержка с жалостью осмотрела ее с головы до пят и произнесла:
– Тяжелый день?
– И может стать еще тяжелее… Иржи еще здесь?
– Уже ушел. Не сказал куда, но…
Именно в этот момент из лифта вышла женщина лет сорока, которая при взгляде на Белоснежку вздрогнула. Девушка не была уверена, что видела ее раньше. В ее взгляде было что-то настолько ужасающее, что Белоснежка почувствовала, что застыла на месте. Женщина ускорила шаг, поднесла мобильник к уху, еще раз в упор посмотрела на визитершу и вышла на улицу.
– Кто это был? – спросила Белоснежка у консьержки, которая смотрела на нее во все глаза.
– Ты что, вправду не знаешь? Это же Вера Совакова, главный босс «Супер 8».
Белоснежка в благодарность лишь махнула рукой и выбежала на улицу.
Ей надо успеть к дому общины, прежде чем случится трагедия.
24
Она хотела лишь, чтобы огонь начал лизать ее кожу, когда она уже будет пребывать в глубоком сне и без сознания. Чтобы не чувствовать боль, даже далекую, даже прорвавшуюся сквозь сон…
Сначала Иржи почувствовал вонь: острую, удушающее сильную. Он не сразу ее узнал, но потом запах напомнил ему лето в молодежном лагере десять лет назад. Тогда они каждый вечер сидели у костра. Было дождливо, влажные дрова было трудно разжечь лишь с помощью спичек и газет. На каждый такой костер уходил литр горючей жидкости.
И здесь использовали горючую жидкость. Только больше. Десятки, если не сотни литров. Надо быть осторожным, чтобы не споткнуться о тряпки, которыми завален пол. И все они пропитаны горючей жидкостью.
Никого не видно. Ничего не слышно. Очень плохой знак.
Иржи ни на секунду не мог поверить в то, что сектанты ушли прочь, решив отменить массовое самоубийство. Никто не будет тратить такое количество времени, энергии и горючей жидкости лишь для того, чтобы сжечь старый, обветшалый деревянный дом. Они, видимо, все еще здесь. Где-то в недрах строения.
Нижний этаж казался пустым. Все двери открыты. Ткань, пропитанная жидкостью, валялась тут и там, была развешана по редким предметам мебели. Одна маленькая искра вмиг может начать пожар. Впрочем, чему удивляться – так и было задумано.
Журналист снял общим планом первый этаж, стараясь, чтобы руки не дрожали, и пошел с камерой на второй этаж. Гробовая тишина. Иржи надеялся лишь на то, что не опоздал.
Зеленка думала о маме.
О ее руках, которые гладили ее голову и заплетали косы. Они мягкие и сильные. Их сила казалась целеустремленностью, а не просто внешней тяжестью. Мамины руки были умелыми, творящими. Они могли как вылепливать правильную дугу для круассана, так и прочищать канализацию или чинить соскочившую с петель дверь.
Мамины волосы, обрамляющие ее лицо, когда она наклонялась, чтобы поцеловать дочку перед сном. Мама настаивала на этом даже тогда, когда Зеленке казалось, что она уже выросла для поцелуев на ночь. Будучи подростком, она протестовала и натягивала одеяло на голову, пряталась под ним. Мама терпеливо целовала одеяло. Но вскоре это аморфное надавливание через толстую ткань прискучило Зеленке. В какой-то момент она снова начала добровольно подставлять щеку, или лоб, или макушку для поцелуя – и тайком получать удовольствие от того, что мама не восприняла ее запрет всерьез.
Зеленка знала, что ей нельзя думать о маме. Ей надо думать об Иисусе. Ей надо думать о рае, в который она направляется. О доме, где ее Семья, наконец, будет вместе – все вместе с Иисусом. А мама больше не Семья. Мама обманула их.
Зеленка почувствовала ступор, когда начало действовать снотворное. Скоро она пересечет границу, разделяющую сознательное и бессознательное. Она больше не будет пахнуть горючей жидкостью, которая пропитала ее белое платье. Она не будет слышать шепот и бормотание людей, молящихся вокруг нее. И вскоре они тоже стихнут, уснут. Зеленка не молилась. Ей это было не нужно. Она верила, что веры в ней достаточно, чтобы перенести ее через черный страх. Она хотела лишь, чтобы огонь начал лизать ее кожу, когда она уже будет пребывать в глубоком сне и без сознания. Чтобы не чувствовать боль, даже далекую, даже прорвавшуюся сквозь сон.
Мама… Мысли Зеленки кружили вокруг мамы. Наверное, нет надежды на то, что она встретит ее после смерти. Девушке хотелось верить в то, что Божье милосердие и всепрощение больше, чем говорили в Семье. Она не хотела думать о таком Боге, который отвергнет ее из-за какого-то заблуждения. Бог Зеленки так не поступит. Семья ничего не знает. Они думают, что Бог строгий, безжалостный и требовательный, что Он пустит к себе лишь маленькую группу избранных и особенных.
Жизнь в смерти.
Так говорит Семья. Что в смерти процветет их новая, истинная жизнь.
Зеленка больше не чувствовала ног. Больше не чувствовала рук. Ее тело уже спало, но душа витала между сном и явью.
Жизнь…
Это ли было ее жизнью, вот такой, земной? И это все? Никогда не видела других стран. Никогда ни с кем не целовалась. Не проводила ночи в беседах с друзьями. Никогда не была так зла, что хотелось кричать и плакать. Не напивалась. Не терялась в чужих городах. Не хохотала до слез…
Сон уводил Зеленку за собой, когда ее сознание вдруг заметалось в панике от мысли: я не хочу умирать. Хочу жить.
