Борис Ушаков - Не все трупы неподвижны
— Камбрэ! — произносит бородатый Камбрэ, когда мы входим в гостиную.
Не обращая особого внимания на благочестивого психа, Жанна, мама Буэно и дон Пидро располагаются в удобных креслах. Жанна кладёт на стол колоду карт. Жан включает телевизор, копается в коллекции видеокассет. Я убеждаюсь в триумфе потрясающей мамы Буэно. Франсуа разгромлен, побеждён, прижат к стенке в своём тёмном углу. Старикан скрещивает руки на Священном Писании, его губы дрожат, он тяжело дышит, но больше не протестует — молча смотрит на бесчинства сатанинских существ в своей тихой гостиной. В самом деле, есть у революции начало, нет у революции конца.
— Садитесь с нами, сеньор Росс. Разок сыграть по маленькой ещё никому не повредило, — приглашает меня мама Буэно, с такой ловкостью тасуя карты, что её не пустили бы ни в одно казино. — Сокровище, подвинь кресло сеньору Россу.
Я отказываюсь. В карты играть не умею и не люблю. Возможно, не люблю, потому что не умею. Так или иначе, желаю всем приятного вечера и двигаю себя к выходу.
— Минутку, мсье Росс! — обращается ко мне Жан, оставив в покое видеокассеты. — Вы ведь хотели увидеть русские парусники в Сете?
— Да, а что?
— Вам повезло. Завтра я собираюсь сгонять в Сет. Нужно повидаться с приятелем. Он вчера пришёл в Сет на своей новой яхте и желает мне её показать. Похвастать. Жанна не поедет, ей яхты не интересны. Я могу взять вас с собой, если вы не против.
— Буду вам весьма признателен, мсье де Миньон.
Коротышка весело скалит крепкие зубы.
— К чему эти церемонии? Давайте просто Жан. Значит, договорились. Старт в семь утра. И предупреждаю: я езжу быстро.
В гостиной появляется Луиза и, бросив на картёжников взгляд, полный искреннего сожаления, увозит Франсуа подальше от дьявольских соблазнов. Я ковыляю следом. В коридоре встречаю Адольфа и Анибаля. Оба нарядились в тёплые куртки, вязаные шапочки и резиновые сапоги. Куда это они собрались так поздно? Вспоминаю: они же заядлые рыболовы.
Добираюсь до своего номера, включаю свет, устало опускаю себя на диван. Интересно, придёт ко мне Кассандра на ночь или нет? Впрочем, ночь ещё не началась. Только полдесятого. Вздрагиваю от неожиданного гудка мобильника. Это ещё кто? Недовольно смотрю на номер. Звонит Харун. Есть новости?
— Халло!
Афганец взволнован:
— Халло, уважаемый герр Росс! Я наткнулся в Интернете на объявление в одной из французских газет об исчезновении тринадцатилетней Кассандры Камбрэ из Сета. Даны приметы: рост, вес, голубые глаза, рыжие волосы с красивым золотистым отливом. Есть фотография пропавшей девочки. Объявление старое. Оно было опубликовано пять лет назад.
— Спасибо, Харун, но я это знаю.
— Это ещё не всё! Поэтому-то я и позвонил. В другой газете я нашёл сообщение о трупе, попавшем в сети траулера в море неподалёку от Сета. Труп выловили через месяц после исчезновения Кассандры Камбрэ. Тело долго пробыло в воде, поэтому визуально опознать его было невозможно. Физически плохо сохранилось. Единственное, что власти сразу установили, — это девочка примерно десяти-двенадцати лет, волосы рыжие. В сообщении говорится, что тело несчастной было отправлено на экспертизу.
Глава 12
Воскресенье. Полседьмого утра. За розовыми гардинами занимается заря. Я лежу в постели один. Кассандра не пришла. Сонно барабаню пальцами по одеялу. На моем тайном языке это означает: «Поднимите мне веки». На самом деле пора поднимать не только веки, но и меня самого, умывать-одевать, быстро поить кофе. Сегодня мне предстоит четырёхчасовое тестирование легендарного «Харлей-Дэвидсона» собственной задницей. Четыре часа — если считать в одну сторону.
Кое-как приведя себя в порядок, взбадриваюсь чашкой горячего крепкого кофе, надеваю через плечо футляр с фотоаппаратом и вывожу себя из отеля на улицу. Квадратный Жан де Миньон, массивный словно дольмен, уже сидит верхом на своём брутальном мотоцикле и прогревает двигатель.
— О-ля-ля, мсье Росс! Вы готовы?
— Бонжур! (Хотя правильно не бонжур, а бон матэн — доброе утро, но я постоянно забываю.) Всегда готов!
— Тогда садитесь, и стартуем!
Испытывая в душе некоторый трепет, усаживаю себя на пассажирское сиденье с высокой спинкой, надеваю шлем, желаю себе не убиться. Всё, трепетать некогда!
— Стартуйте, Жан!
Бельгиец плавно поворачивает ручку газа. Легенда, оглушительно взревев, рвётся вперёд. Мы быстро спускаемся с холма, пролетаем несколько километров до шоссе на Тарб, и тут Жан выжимает из мощной машины всё, на что она способна. Круто! Несёмся с почти сверхзвуковой скоростью.
Сегодняшнее утро свежо, но не дождливо. Ровный асфальт сух и отлично держит нашего стального коня. Несмотря на то что на мне две рубашки и под толстой курткой надета ещё одна куртка от спортивного костюма, я чувствую щекотку холодного воздуха. От полного окоченения меня спасает лишь большое ветровое стекло «Харлея» да широкая кожаная спина байкера. Несмотря на нападение неизвестного злодея, сейчас я спокоен — коротышка Жан не смог бы толкнуть меня в лопатки.
Минуем Тарб, Сен-Годан, Мюре, Тулузу. По сторонам лежат всё те же нивы и пажити. Жан ещё и ещё прибавляет газа. По сравнению с пронзающим пространство хромированным болидом старый «Форд» Адольфа теперь мне кажется трухлявым бревном, неспешно плывущим по течению. Каркассон, Нарбонн, Безье. Неужели это уже поворот на Сет?! Через плечо Жана смотрю на часы «Харлея». Мы домчались сюда всего за полтора часа! Да, действительно, для бешеной собаки семь вёрст не крюк.
Я расстаюсь с Жаном в начале набережной, там же, где мы с Кассандрой оставляли пикап. Условившись со мной о встрече здесь в шесть часов вечера, лихой байкер пропадает из вида. Я веду себя мимо «Увлекательных морских прогулок» к российским парусникам, но, немного не доходя до праздничной толпы у трапов, сворачиваю в переулок. В четверг помощница капитана Камбрэ, Женевьева, снабдила меня адресом, объяснила, как добраться до богоугодного заведения отца Гранмера и даже начертила простенькую схему. Сет — город невеликий. Оказалось, что Женевьева сама воспитывалась в этом приюте.
Сет расположен на полоске земли, отделённой от материка огромным водоёмом — так называемым прудом То. В общем, вода здесь со всех сторон. Город плотно застроен и до отказа набит автомобилями. Погода радует. Я нежусь в лучах солнца. Среди городских стен ветра нет. Наверное, и на море штиль. Мне постепенно становится жарко. Снимаю толстую куртку, остаюсь в спортивной и бреду дальше. На улице никого нет. Сегодня выходной. Добрые люди отдыхают, а любители погулять гуляют по набережной.
Я тащусь, старательно удерживая равновесие, по узким улочкам. Время от времени делаю паузу — где-нибудь сажаю себя и даю передохнуть. Сидя на вовремя подвернувшейся каменной тумбе, снова задаю себе вопрос: зачем мне всё это нужно? Стоит ли оно того? Сейчас я легко могу скрыться от неизвестного злодея, столкнувшего меня в реку. Например, остаться в Сете или попросить Жана, чтобы он высадил меня где-нибудь по дороге. Сниму номер в отеле, дождусь там Марину и домой. Зачем я вмешиваюсь в чужие дела, которые меня совсем не касаются? Хотя, нет, уже касаются. Ведь неизвестный злодей не случайно напал на меня. Значит, я представляю для него опасность. А фрау Гутентаг? Неужели она так никогда и не узнает, что случилось с её мужем? Или голубоглазая малышка Кассандра? Что будет с ней, если я сбегу? Ведь я догадываюсь, кто этот неизвестный злодей, но пока ничего не могу доказать. Обращаться в полицию со своими подозрениями глупо. В лучшем случае полицейские просто не поймут меня, а в худшем высмеют и прогонят. Мало ли по Лурду шляется сумасшедших? Наверняка здешние стражи порядка всяких чудаков насмотрелись. Короче, выходит так, что кроме полубеспомощного инвалида бороться со злом в этот раз некому. Ну и ладно.
Через час, весь взмокший от пота, подвожу себя к скромному зданию католического приюта. Звоню у входа. Дверь открывает строгая женщина в чёрном монашеском одеянии и вопросительно смотрит на меня.
— Бонжур!
— Бонжур, мсье! Чем я могу вам помочь?
С трудом объясняю, что хотел бы видеть отца Гранмера. Ни слова не говоря, строгая женщина провожает меня на второй этаж к кабинету заведующего. В приюте удивительно тихо. Хотя я стараюсь ступать как можно легче, всё же мои шаги гулко звучат в пустом коридоре. Доведя меня до кабинета, строгая женщина деликатно стучит в дверь. Оттуда раздаётся:
— Войдите!
Внутрь я вхожу один. Строгая женщина остаётся в коридоре. Отец Гранмер сидит за письменным столом, заваленным бумагами. Старый большеротый дядечка в очках и неброском костюме. Таким бы ротком да медку бы хлебнуть! Над седой головой отца Гранмера висит распятие. Иисус с состраданием смотрит на меня с креста. Видимо, мой измотанный вид всем внушает жалость.
