Джудит Гулд - Навсегда
Стефани глубоко вздохнула, у нее закружилась голова.
— Алан, — спросила она дрожащим голосом, — что вы мне пытаетесь доказать?
Она боялась признаться себе, что уже знала ответ.
— Вы сами не понимаете, Стефани? — голос Алана звенел от волнения. — Вы только что прослушали арию в исполнении Лили Шнайдер. Ей аккомпанировал Борис Губеров. Уже после того, как он перестал играть два года назад! После того, как у него настолько обострился артрит, что он уже не смог больше выступать и делать записи.
Стефани стало страшно. Как ей хотелось, чтобы этого разговора вообще не было! Или хотя бы ей дали какое-то более правдоподобное объяснение!
— Стефани! — Алан перегнулся через стол, чтобы быть к ней как можно ближе. Он перешел на чуть слышный шепот. — После того как я заполучил эту пленку и понял, что держу в руках, я, естественно, прочитал статью вашего дедушки о Лили Шнайдер в журнале «Опера сегодня». — Он помолчал. — Вы читали ее?
Она отрицательно покачала головой.
— Я знаю этот журнал, но это не моя тематика.
— Ну, неважно. Короче говоря, в этой статье не было ничего сногсшибательного, хотя он и намекнул, что в книге о Лили Шнайдер, работа над которой скоро будет закончена, он сообщит читателям кое-что интересное. И я позвонил ему! Я позвонил и сообщил об этой пленке! И знаете, что он сказал?
Стефани только покачала головой, говорить она уже была не в силах.
— Он сказал — я цитирую: «Если эта запись подлинная, она может оказаться как раз тем ключом, который я ищу». — Алан пристально глядел на Стефани. — Очевидно, ваш дедушка имел в виду, что кое-что он уже обнаружил, но у него не было доказательств!
— И что же он, по-вашему, обнаружил?
— Вы прекрасно это знаете! — прошептал Алан. — Он обнаружил, что Лили Шнайдер жива и здорова!
Стефани сидела не шевелясь, не отрывая глаз от Алана.
— Подумайте об этом, Стефани! — добавил он мягко. — Что может быть более сильным мотивом убийства, чем нежелание мертвых, чтобы их заставили воскреснуть?
18 Нью-Йорк
— Откуда?
Вопрос повис в воздухе, подобно грозовой туче. Казалось, все посетители бистро исчезли, словно унесенные каким-то волшебным самолетом, их голоса отдалились, превратившись в едва слышный шепот. Сейчас Алан и Стефани были похожи на революционеров-заговорщиков накануне решающего выступления.
Горло Стефани пересохло, но она не прикоснулась ни к шнапсу, заказанному для нее Аланом, ни к содовой, которую она заказала себе сама. Они стояли перед ней, как предметы театрального реквизита. Алан залпом осушил свой бокал.
— Откуда? — повторила она настойчиво. — Алан, мне нужно знать, откуда взялась эта запись! — Она впилась глазами в своего собеседника. — Мне кажется, вы знаете не только, откуда она взялась, но и кто ее сделал.
Он громко, с шумом выдохнул. Затем медленно кивнул.
— Да, — ответил он настороженно. — Но я хочу получить от вас заверения, что ни единая душа — и я это подчеркиваю: ни единая — не узнает, откуда у вас эта информация.
— Ну! — Стефани развела руки и обезоруживающе улыбнулась. — Неужели вы не знаете, что журналисты никогда не раскрывают свои источники?
Алан посмотрел на нее холодно.
— Ради вас самой — и ради меня, надеюсь, что вы их и на этот раз не раскроете. Особенно учитывая то, что случилось с вашим дедушкой.
Для Стефани это прозвучало как удар. Она ощутила резкий озноб и приступ омерзения, словно какое-то гадкое существо ползло по ее телу.
Алан опять закурил, помолчал немного, потом сказал:
— Хорошо.
Он пробежал пальцами по своим колючим платиновым волосам, оглянулся.
— Она попала мне в руки в прошлом месяце. Я получил ее от того самого человека, который продал мне запись Каллас.
— Пиратская запись в Мехико?
— Да, — Алан кивнул. — Именно она.
Стефани достала из сумочки блокнот и ручку.
— Мне необходимо имя этого человека. — Она открыла блокнот. — А также, как с ним или с ней связаться.
— Гм… — Он отрывисто рассмеялся. — Никак невозможно.
— Почему? Я просто хочу с ним поговорить.
— С ним хотят поговорить очень многие: например, владельцы авторских прав, которые он нарушает.
— Алан, я же вам сказала. Я никогда не раскрываю свои источники.
— Стефани, вы не понимаете. Никто из пиратского бизнеса не желает привлекать к себе внимания. Даже торговцы наркотиками не так засекречены. Вы можете поверить, что подобных ему дилеров, работающих в пиратском бизнесе, очень мало даже во всем мире?
— Я этого не знала.
— Теперь знаете. И можете поверить, их имена не значатся в телефонных справочниках.
— Тогда представьте меня ему, Алан, пожалуйста, — быстро предложила Стефани.
— Невозможно, — Алан был непреклонен. — Как только они узнают, кто вы такая, меня внесут в черный список, все — начиная отсюда и до Макао. Никто из них больше не захочет со мной иметь дело.
Стефани наклонилась к нему поближе.
— Тогда просто скажите мне имя. Я прошу вас об одном: укажите мне направление поисков.
Он взглянул на нее сквозь облако дыма.
— Стефани, даже если бы я мог это сделать, я не уверен, что имя, известное мне, является настоящим, а не вымышленным. Этот парень очень умный, очень изворотливый. Я не знаю его адреса, у меня нет его телефона, нет номера абонементного ящика. Ничего. — Он помолчал. — Когда у него появляются записи, которые, на его взгляд, могут меня заинтересовать, он звонит сам. Обычно мы встречаемся в каком-нибудь отеле.
Стефани задумчиво барабанила пальцами по столу.
— Ну хорошо. Раз это тупиковый вариант, попробуем по-другому. Как у вас появилась эта пленка? Насколько я понимаю, вам о ней сообщил этот ваш дилер?
— Он позвонил мне насчет пленки Каллас, и я, естественно, сразу напрягся, потому что давно уже схожу по Каллас с ума. И каким бы плохим ни было качество записи, я просто должен был заполучить эту пленку! — Он улыбнулся. — Короче, я сказал ему, что десять штук — многовато, и тогда он ответил, что приложит еще последнюю запись Губерова, чтобы подсластить сделку.
Алан стряхнул пепел с сигареты.
— Какое-то время у меня руки не доходили до этой пленки. Потом, недели две назад, я наконец прослушал ее. И можете себе представить мое потрясение, когда…
— …вы узнали голос Лили Шнайдер! — закончила Стефани.
— Именно, — Алан кивнул. — Его невозможно спутать.
— А ваш дилер? Вы хотите сказать, что он даже не знал, что он вам отдает? — На ее лице читалось недоверие.
— Видимо, нет. И потом, откуда ему знать? Послушайте, Лили Шнайдер считается умершей уже — сколько десятилетий? — Внезапно он задумался, наморщив лоб. — Сейчас, когда я думаю о нашем разговоре, — добавил он, потирая подбородок, — я вспоминаю, что он упомянул о том, как попала к нему пленка. Видимо, ему не надо было это скрывать, иначе он не проронил бы ни слова.
Стефани напряженно ждала.
— Хотя он не назвал мне имени этого человека, он сказал, что получил ее от кого-то, кто был на борту «Хризалиды». Похоже, Борис Губеров был в круизе в районе полуострова Юкатан, и, когда он играл, его кто-то тайно записал.
— «Хризалида»?[5] — Стефани припоминала. — Это что, новый корабль?
Алан засмеялся. — Вполне может сойти за корабль, во всяком случае по размерам. Но вообще-то это яхта. Большая яхта. Или, еще точнее, яхта де Вейги. Мой дилер не сообщил, кто сделал запись, кто-то из команды или из гостей. Стефани нахмурилась.
— Де Вейга… де Вейга… — повторила она несколько раз. — Где я могла слышать это имя?
— Эрнесто де Вейга, — подсказал Алан, — бразильский мультимиллиардер. Один из самых богатых — если не самый богатый — людей в мире. Олово, стройматериалы, фармацевтическая промышленность. Что ни возьмите — он всюду запустил свои руки.
Она медленно кивнула. Должно быть, он и есть тот самый Эрнесто, имя которого звучало на пленке!
Алан выпустил струю дыма.
— Так что видите, я указал вам направление поисков. — Их глаза встретились. — У вас теперь есть две точки, с которых можно начать.
Она кивнула.
— Губеров и де Вейга.
— И помните! Вы меня не знаете. Вы никогда даже не слышали о моем существовании.
Она смотрела, как Алан вытащил кассету из магнитофона и толкнул по столу в ее направлении. Сверху он положил кассету с необработанной записью.
— Это копии, — сообщил он. — Оригиналы у меня.
Она вопросительно уставилась на кассеты, затем опять перевела взгляд на Алана.
— Они ваши. Можете с ними делать все, что хотите.
Это удивило Стефани.
— Спасибо! Я перед вами в долгу.
Он молча затянулся.
