Джузеппе Д'Агата - Возвращение тамплиеров
— Этот симптом обычно кое о чем говорит.
— Хочешь спросить, не влюбился ли я?
— Мне казалось, ты так хорошо начал.
— Синьор Долг, пора бы тебе уже знать мою особенность — у меня совершенно неудержимая потребность ухаживать за девушками. Хочешь выпить?
— Почему бы и нет?
— Посмотри, какой чудный бурбон. Я купил его здесь напротив.
Мы садимся: он — на кровать, я — в кресло.
— И молодец. Угощаешь выпивкой, а ведь еще вчера понятия не имел, что такое бурбон.
— И что же?
— Винчипане, у тебя совершенно необыкновенные хамелеонские способности. Ты моментально приспосабливаешься к любой обстановке, где бы ни оказался. Это признак неустойчивой личности.
— Когда ты принимаешь этот безапелляционный тон, то становишься отвратительным. Тебе это известно?
— Ну, как прошел вечер с Френкель?
— Френкель? Почему ты называешь ее так?
Видя, что не отвечаю, Яирам пожимает плечами:
— Скромный ужин при свечах, рыбное меню. Постой, я дам тебе адресок. Так что если захочешь пойти туда с девушкой…
Жестом останавливаю его:
— А потом?
— Что «потом»?
— Остальная часть вечера?
— Больше ничего. Такси и до свидания. А ты что думал? — Неожиданно его взгляд становится настороженным, — А зачем тебе знать все подробности? И почему, собственно, я должен отвечать тебе?
— Бетти — любовница Уайта?
Улыбается:
— Не говори глупостей. Готов поспорить на собственную голову.
— Я бы не стал этого делать.
Разгорячившись, Яирам не сдерживается:
— Да ты хорошо ее рассмотрел? Клянусь, никогда еще не встречал такой красивой девушки. И ты тоже, признайся. А знаешь, она ведь старше нас. Ей двадцать пять. Она учится и должна получить диплом по социологии или по психологии, но не спешит. У нее уйма денег, но она еще и умна, и это сразу заметно… Вот что надо бы сделать, будь у меня хоть капля мозгов, — жениться на ней и остаться тут, в центре мира. И тебе тоже, Джакомо. Почему бы не обосноваться в Нью-Йорке?
— И обоим жениться на Бетти? — Допиваю бурбон и встаю. — Она хотя бы поцеловала тебя при расставании?
— Нет.
— Я тоже не стану. Спокойной ночи.
28–29–30 апреля
Пятница, суббота и воскресенье. Ничего. Чем больше узнаешь Нью-Йорк, тем больше он захватывает тебя, так кажется. У Уайта нет времени для нас: он очень занят научной работой и все время «сидит» на телефоне. В субботу и в воскресенье его дом был для нас закрыт. Думаю, у него кто-то гостит.
Мне тоже разрешено воспользоваться помощью Бетти. Приятной помощью. Музей современного искусства и церковь Святого Патрика на Манхэттене (по моей просьбе), вершина небоскреба, Гринвич-Виллидж и так далее. Яирам то и дело интересуется у Бетти, нет ли у нее подруги, которая могла бы составить мне компанию: так установилось бы равновесие. Бетти смеется в ответ, но не отвечает.
Вдруг Яирам замечает:
— Конечно, была бы тут Анна…
Он готов прикусить язык и ожидает от меня резкой отповеди.
Но я не хочу отвечать. Образ Анны становится все более размытым. Впрочем, так было и при ее жизни.
1 мая
Вашингтон. Мы с Яирамом пришли в министерство обороны, знаменитый Пентагон. Это город в городе, небольшая крепость, где тысячи людей дают спектакль про порядок и эффективность.
Нас принимает генерал Симпсон, пятидесятилетний, коренастый и почти лысый. Он приятель Иеремии Уайта. Их дружба родилась еще во время вьетнамской войны. Уайт тоже там был, хотя и недолго.
Генерал Симпсон любезен. Уайт подготовил нам почву, по телефону представив нас как университетских студентов, приехавших в учебную командировку.
— Вторая мировая война? — переспрашивает Симпсон. — Интересно, отчего в итальянских университетах интересуются такими древностями.
Целая команда помощников принимается за работу, обращаясь за консультацией к электронным мозгам и просматривая кучу архивных папок с документами. Не успеваем выпить чашку чего-то похожего на кофе, как на столе у генерала уже лежит пачка бумаг.
Симпсон надевает очки и просматривает их.
— Двадцать восьмого декабря сорок четвертого года? В этот день не зафиксировано никаких военных действий. Немцы приостановили наступление. Знаете, ведь и солдатам нужно иногда передохнуть. К тому же авиация бездействовала из-за снега и тумана, а дороги были непроходимы. В районе между Бастонью и Нешато — в том месте, что интересует вас, — двадцать восьмого числа не было произведено ни одного выстрела.
— Выходит, наступления батальона «С» не было? — уточняет Яирам.
Прежде чем ответить, Симпсон сдвигает очки высоко на лоб, к волосам.
— О'кей, батальон «С» существовал, но только до октября сорок четвертого года. Тогда после победоносной французской кампании весь американский контингент был переформирован.
— Но как же…
— Послушайте, ребята, вас там не было, как и меня. А из документов следует, что солдаты батальона «С» были переведены в другие части и что вместо него была создана бронекоманда. Значит, в тот день никакого батальона «С» на линии не было. — Он кладет руки на бумаги. — Люди могут ошибаться, бумаги — никогда.
Мы с Яирамом переглядываемся, не находя слов.
— Мне очень жаль. Я действительно хотел бы вам помочь, — говорит Симпсон с отеческим видом, — дайте мне хоть один личный медальон с номером, назовите имя хоть одного солдата, и уверяю вас, если можно что-то узнать, мы все выясним, даже если для этого придется перевернуть весь Пентагон.
Мы покидаем кабинет генерала. К нам подходит человек в военной форме, с сильной проседью в волосах. Он представляется как сержант Белл.
— Я знаю, что вас интересует. Напишите ваши имена и приходите завтра, я оставлю два пропуска.
Пока Яирам пишет, я сую в карман сержанту стодолларовый банкнот. Вознаграждение, полагаю, вполне справедливое.
2 мая
Темно-серая пленка документального фильма становится чуть светлее лишь там, где виден снег. Трудно рассмотреть что-либо, пока в кадре нет движения, но мы постепенно привыкаем.
Панорама редкого леса, американские солдаты, несколько джипов, малокалиберные пушки, а также несколько танков. В лагере посреди леса заметен большой беспорядок. Очевидно, подразделение прибыло сюда совсем недавно. Видимо, стоит сильный мороз. Некоторые солдаты, еще в полном походном снаряжении, зажгли небольшую керосиновую печку и поставили на нее кастрюлю. Похоже, в ней кофе. Заметив, что их снимают, солдаты, грязные и небритые, улыбаются и приветственно машут руками.
Дальше примерно те же сюжеты, только намного короче.
Потом идет засветка, затем появляется небольшая разведгруппа. Она передвигается с большой осторожностью.
Звука нет, но по движениям солдат понятно, что ни с той, ни с другой стороны никто не стреляет.
Потом появляются несколько офицеров высокого ранга. Виден полевой телефон. Объектив поднимается вверх, снимая заснеженные ветви деревьев.
Чрезвычайно взволнованный, Яирам хватает меня за руку.
Еще бы — командный пункт располагается как раз между двумя огромными дубами в Плэн-де-Пастер! Они видны отчетливо, совсем как на фотографии 43-го года, которую Яирам привез из Нешато. Я тоже очень волнуюсь.
Командир разведгруппы, энергично жестикулируя, разговаривает с командующим, а офицер тем временем изучает карту.
Камера отодвигается куда-то в сторону, пленка кончается. Следующий ролик начинается с батареи стреляющих пушек. Кадр очень короткий, камера отъезжает и уходит в сторону.
Сержант Белл поднимает руку — проектор гаснет, и в просмотровом зале зажигается свет.
— Вот и все. Но мне кажется, этого достаточно. Вы видели батальон «С» на пленке, снятой двадцать восьмого декабря.
Мне требуется некоторое время, чтобы прийти в себя.
— Почему же Симпсон говорит, что он уже не существовал?
Белл чешет затылок:
— Не знаю. Впрочем, на то есть причины.
— Не очень понятно.
— Дело в том, что из этого батальона не спасся никто. Вернее сказать, все исчезли.
— Погибли? Взяты в плен?
Сержант качает головой:
— Трупы или могилы рано или поздно обнаруживаются, пленные возвращаются домой. Но тут — ничего подобного. Родственники получили обычные письма от военных властей с сообщениями, что их сыновья, мужья или братья считаются пропавшими без вести и дело батальона «С» закрыто. Однако официально оно никогда даже не открывалось.
— У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, что там произошло?
— Нет. Просто я считаю этот батальон призраком. Я не хочу сойти за сумасшедшего, и мне вовсе не доставляет удовольствия смешить людей.
И тут вдруг Яирам выдает:
— Но ведь один-то выживший есть или был! Тот, кто снимал фильм.
