Джордж Грин - Воронье
— Нет, — сказал он. — Я был на пресс-конференции, но я там работал. Ну, вы понимаете, обеспечение безопасности. Снаружи, на стоянке. Так что по сути я ничего не знаю. Что, появился какой-то другой победитель?
— Угу. Ботрайты разделили выигрыш с этим парнем Шоном Макбрайдом. Сказали, что он друг мистера Ботрайта. Они говорят, что он, мол, дал деньги мистеру Ботрайту на покупку билетов.
— Вот как…
— Но дело в том, — продолжила она, — что этот парень был в нашем магазине в четверг утром. То есть на другой день после розыгрыша. Я помню, потому что именно тогда телевизионщики явились в магазин. И он спросил меня, что тут происходит. Он даже не знал, что прошел розыгрыш джекпота. Мне пришлось рассказать ему.
Баррис поднял руку:
— Подожди.
Она застыла в молчании.
— Я пытаюсь уловить смысл во всем этом, — сказал Баррис. Он наморщил лоб. — Этот парень пришел… когда?
— В четверг.
— После розыгрыша?
— Вот именно, сэр. Об этом я вам и говорю. А вчера я смотрю телевизор, и он снова там. И говорит, что он старый друг мистера Ботрайта. И что половина джекпота принадлежит ему. Но я… я хочу сказать… я думаю… — Она запнулась.
Баррис подсказал ей:
— Ты думаешь, что он врет?
Она кивнула.
— Но почему Митч соглашается с этой ложью?
Девушка пожала плечами.
Тем не менее ответ был очевиден, и он произнес его:
— Ты думаешь, он напуган?
— Да.
В голове Барриса просветлело, и двери со скрипом открылись. Некоторые из этих дверей вели прямиком к Нелл Ботрайт (конечно, в итоге все вели к ней).
Но внутри раздался голос, который сказал — притормози.
Не торопись с места в карьер, Баррис. На этом ты и горишь каждый раз — слишком быстро, черт возьми, берешься за дело. Думаешь, что у тебя есть личное окошко, через которое ты и добираешься до правды. В прошлом это кончалось большими ошибками. Поэтому ты всего лишь капрал, хотя в свое время был детективом в отделе по борьбе с наркотиками береговой охраны и через пять лет мог стать капитаном — но нет, ты жаждал немедленной славы; ты поверил жуликам, которые водили тебя за кольцо в носу, и остался ни с чем. А теперь ты можешь стать объектом насмешек, и твоя никчемная карьера придет к концу. Так что притормози.
Действуй осторожно и внимательно.
Спроси себя: что может хотеть эта девочка и что она скрывает? Не преследует ли она какие-то свои личные цели?
— Итак, — мягко сказал он, — когда этот парень оказался в вашем магазине, как он себя вел?
— Не знаю. Как-то странно. Он использовал нашу штуку для шин… ну, для накачки воздуха. Затем вернулся и сказал, что именно давление воздуха и привело его в магазин… или что-то такое. Я не знаю. Я не помню, что именно он говорил.
— Что-то личное?
— А?
— Он что-то говорил лично о тебе?
Она поджала уголки губ.
— Нет, сэр.
Баррис прикинул, не пыталась ли она флиртовать с тем парнем? И он как-то оскорбил ее чувства? И не мстит ли она ему сейчас? Это случается сплошь и рядом. Так, например, появляются ложные свидетели.
Тебе лучше разобраться в этом мягко и осторожно. Ты идешь по тонкому льду, и если топнешь в своей привычной манере, то провалишься, толстый идиот, и кто придет тебе на помощь? Никто!
ШОН ехал в «либерти», лелея гнев и горечь. Он ничего не видел вокруг, пока не оказался на улице Ботрайтов. И тут только он обратил внимание на три фургона со спутниковой аппаратурой, на сборище репортеров и зевак.
Они расположились на подъездной дорожке. Их ждал мужчина с детским лицом. При нем был огромный, как бизон, мотоцикл, а сам он носил косички-дреды и кожаные штаны. Выглядел он как хиппи-ассасин.
Шон вылез из «либерти». Репортеры, стоявшие на краю газона, стали кричать ему, подзывая. Мужчина с детским лицом вмешался:
— Ведут себя как вредители. Я говорил им, чтобы держались подальше.
Черт возьми, кто бы это мог быть? — удивился Шон.
— Меня зовут Трев. Я хотел бы служить вам, если это возможно.
— Как служить мне?
— Любым образом, какой вам понадобится.
Шон осторожно подвел руку к бедру, готовый тут же выхватить свой 32-й калибр. Это что, ловушка? Вполне может быть. Чем тут на самом деле занимается этот тип?
— Я был в 3-м пехотном полку в Хинесвилле, Форт-Стюарт, но в феврале меня разжаловали. Я работал и кладовщиком и мясником. Но приехал сюда ради пляжа. Я был в баре, когда вас показывали по телевидению. Я спросил, кто это такой, и меня послали сюда. Я испытываю к вам теплые чувства. Я понимаю, вы не знаете меня от Адама, но ручаюсь, что смогу услужить вам.
Казалось, что он пережил какую-то обиду, которая нанесла ему глубокую рану. У него был заискивающий взгляд. Шон немного расслабился. «Это что, мой апостол? — подумал он. — У меня в самом деле будет апостол?»
— Ты был в армии, Трев?
— Да, сэр. В 3-м пехотном.
— Ирак?
— Да, сэр.
— Ты убил кого-нибудь?
— Они уносили своих убитых, если могли. Так что я не знаю. Но предполагаю, что да, сэр.
Шон посмотрел на Ботрайтов. Они ждали его, покорно склонив головы и отводя глаза. Репортеры окликали их, а толпа махала им ветками и превозносила их. Все это происходило в разгар дня, но он не мог отделаться от чувства, что плывет по черным волнам, что его несет какой-то мощный таинственный прилив, с которым он не в состоянии справиться.
Он снова повернулся к Треву.
— Те, которых ты убил, — спросил он, — по-твоему, покоятся в мире?
— Не знаю, сэр. Я думаю, это вы должны знать.
— Так оно и есть, — сказал Шон. — Они там.
— Ну что ж. Значит, все о'кей.
— Можешь служить мне, сколько захочешь. Ты голоден, Трев?
— Немного.
— Пэтси соорудит тебе что-нибудь. А потом мы поговорим о безопасности.
РОМЕО ехал по 17-й к северу, раскручивая очередной маршрут, но на этот раз он не повернул, как обычно, к Чапел-Кроссинг-Роуд. Не стал он разворачиваться и к проезду Глинко. Он продолжал ехать на север. Словно направлялся домой, обратно в Пикуа, Огайо. Он проехал «Вид на Небеса», кладбище без надгробных камней, — это было просто большое поле со знаком, на котором были изображены Сатурн, Луна и искрящиеся звезды. Он миновал запущенную рисовую плантацию, автомагазин Чэнси и вспомнил, что тут была девушка-миссионер, которая сказала, что он может получить «поддержку тела», если в ней нуждается.
Он погрузился в воспоминания. Искрящиеся звезды напомнили ему о том, что происходило несколько летних сезонов назад: о вечеринке Персеид.
Организовал ее Шон. Всех пригласили собраться на плотине, чтобы наблюдать за падением метеоров. Шон показал, где пройдет метеорный поток, и объяснил, что Персеиды вскроют все тайны Вселенной. Он сказал, что согласились прийти сорок человек и среди них будут симпатичные девочки. Вместе с ним Ромео зашел в магазин, где они купили шесть кварт «Джонни Уокера», пива, одноразовых стаканчиков, льда, вдоволь «Доритос» и поднялись на дамбу, под которой бурлила вода. Была совершенно ясная августовская ночь. Но никто не пришел, кроме Криса, Писуна и брата Рикки Кобба из Толедо.
Они расселись впятером, стали пить, поглядывая в небо и отпуская грубые замечания относительно тех шлюх, которые так и не появились. Но реальность, которая крылась за словами «метеорный поток», разочаровала. Она совершенно не походила на огненное шоу. Просто в небе время от времени появлялись бледные полосы. Но зрители были терпеливы, потому что им все равно нечего было делать, и наконец через все небо протянулся след, ради которого стоило ждать. Звезда, которая знала, что она действительно звезда, неторопливо и торжественно прочертила небо огненным выплеском. Ребята на дамбе встретили ее свистом и радостными криками и опечалились, когда она погасла. Затем они притихли. Ромео попытался сделать вид, что ничего не произошло. Шон не обладал той популярностью, которая была у него в прежние времена. Тупая техническая работа сожрала его. Он употреблял слишком много декседрина, и годы, толкая его локтями, проходили мимо. Можно сказать, он стал несколько странным. Беспокойный, резкий; его все время посещали какие-то видения. Он отпугнул куда больше девочек, чем пригласил. Ты невольно начинал думать, что к шестидесяти годам он так и будет заниматься ремонтом в районе Пикуа-Дайтон, — но тут он обрел дух приключений и перебрался в Цинциннати.
«Как и я», — подумал Ромео.
Один за другим Крис, Писун и парень из Толедо исчезли. Остались только Шон и Ромео. Шон начал говорить. Он сказал, что, по его мнению, тут в юго-западном Огайо, никто по-настоящему не знает, как поиметь эту гребаную жизнь. Продолжая, он заговорил, что жить надо с упоением и страстью. Кто из их друзей живет со страстью? Никто. Никто. Они не знают, как поиметь эту долбаную жизнь.
