Люк Босси - Манхэттен по Фрейду
Но ведь они помогли ему. И помощь пришла, когда он меньше всего ожидал.
— Даю вам полчаса, — наконец ответил Кан.
Фрейд поднял указательный палец:
— И последнее. Мы останемся с арестованным наедине. Иначе чистота эксперимента будет нарушена.
Кан ответил:
— Ладно. Но вы должны добиться результатов. Это и в ваших интересах…
17
Он всегда знал, что не доживет до тридцати лет.
В Манхэттене есть тысяча способов преждевременно покинуть этот мир. Поймать шальную пулю в Файв-Пойнтс, сложить голову во время резни или принять слишком большую дозу опиума в курильне Чайнатауна. Нельзя сбрасывать со счетов и пневмонию, туберкулез, тиф и несчастные случаи на стройке. Со времени окончания испано-американской войны 1898 года гибель на поле боя стала редкостью, зато теперь можно было погибнуть в автокатастрофе.
Был еще один вариант, о котором Джон Менсон страстно мечтал: умереть во цвете лет в борьбе за рабочее дело от пули полицейских или солдат. Он представлял себе этот славный итог жизни, разъезжая по профсоюзным митингам во всех уголках страны и жадно читая Фурье в поездах. И он никак не ожидал, что государство решит казнить его на эшафоте за убийство, которого он не совершал.
Молодой человек видел только один выход — убедить как можно больше людей в своей невиновности. Если они ему поверят, то его не казнят. Поэтому он не упустит шанс, беседуя с двумя психиатрами, которых инспектор впустил в камеру с таким кислым выражением лица, словно это были присяжные.
— Я невиновен, — сказал Джон Фрейду и Юнгу после того, как обменялся с ними приветствиями. — Я — жертва ошибки правосудия.
Фрейд указал на пурпурное пятно на скуле Менсона:
— Кто вас ударил?
— Инспектор Кан, — ответил Менсон.
— За что?
— Я сказал ему, что он сукин сын, и этого оказалось достаточно, чтобы он на меня набросился. Что вы хотите узнать?
— Мы хотим, чтобы вы прошли тест, — сказал Юнг.
— Тест?
— Это не сложно. Я буду называть слова, всего около сотни, а вы должны как можно быстрее говорить в ответ первое, что придет вам в голову.
— Если вы невиновны, — заметил Фрейд, — тест даст этому психологическое подтверждение.
— Вы в своем уме? Да меня так еще вернее засудят!
— В вашей стране этот тест не имеет никакого юридического значения, — объяснил Юнг. — И если он докажет вашу невиновность, то это будет доказательством только для нас.
Фрейд добавил:
— Жизнь научила меня тому, что иногда людей приходится убеждать одного за другим, так же, как пахарь проводит борозды, — но выросшую на них правду увидят все.
Менсон удивленно посмотрел на него. Психиатр говорил как раз о той единственной надежде, которая у него оставалась.
— Что я должен делать?
Юнг объяснил, что будет называть слова и фиксировать его реакцию. Но он скрыл, что намерен добавить в стандартный список слова, намекающие на убийство Корда, например «шпага», и другие, которые могут пробудить в нем чувство вины, например «грех» и «мщение».
— Ну начинайте же, — нетерпеливо сказал Менсон.
— Одну секунду.
Юнг достал хронометр, который дал им Кан, и положил на стол, чтобы следить за временем, которое понадобится Менсону на ответ. Молчание, длящееся более восьми секунд, выдает особое волнение испытуемого. Ответы с задержкой составляют одну цепочку и позволяют определить границы области, вызывающей эмоциональную перегрузку.
— «Голова», — начал Юнг.
— Нога, — ответил Менсон.
Юнг щелкнул хронометром: шесть десятых секунды.
— «Зеленое».
— Халат.
— «Оружие».
— Революция.
— «Преступление».
— Правосудие.
— «Шпага».
— Дуэль.
Семь десятых секунды. Юнг назвал уже несколько десятков слов, и вдруг услышал неожиданный ответ.
— «Рождение».
— Ничего не приходит в голову, — произнес Менсон дрожащим голосом.
— «Сестра».
— Зачем тут это слово?
Оба раза молодой человек медлил более двух секунд.
А еще через некоторое время Юнг опять получил неожиданный ответ.
— «Грех».
Три секунды.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил наконец Менсон. — Что это значит?
Фрейд констатировал истерическое отношение к религии. Некоторые слова явно вызывали у секретаря бурю эмоций, вынуждая давать более развернутый ответ.
— «Отец».
— Отец? — переспросил Менсон. — Э-э… Никто.
Юнг назвал еще несколько слов и предложил сделать перерыв. Он отвел Фрейда в сторону и прошептал по-немецки:
— На первый взгляд он не выказывает никаких характерных эмоций при словах, напоминающих об обстоятельствах убийства или о самом убийстве.
— При этом его ответы выявляют анормальный семейный комплекс, — заметил Фрейд. — Реагируя на такие понятия, как «рождение», «сестра» или «отец», он говорит дольше, чем нужно по условиям опыта, предлагает несколько вариантов или повторяет слово, которое услышал. Эта тема для него личная и тяжелая…
— Чтобы уточнить диагноз, перехожу ко второй части теста, — сказал Юнг.
Фрейд посмотрел на часы:
— Нет, постойте. У нас не хватит времени на дополнительные вопросы.
— Что вы предлагаете?
Фрейд повернулся к Менсону:
— Оставим пока тест и перейдем к более личным вопросам, которые в основном касаются Грейс Корда.
Менсон стиснул стакан с водой, который ему принесли. Он хотел поставить его на стол, чуть не опрокинул и пробормотал что-то вроде «Втройне идиот…».
Фрейд внимательно посмотрел на его исказившееся лицо:
— Отвечайте коротко, но четко: что случилось в тот день, когда вы последний раз видели Грейс?
— Меня позвал господин Корда, — сказал Менсон. — Грейс была с ним. Господин Корда сказал дочери, что он в опасности. Попросил сообщать ему о любом подозрительном происшествии.
— Как отреагировала мисс Корда?
— Она сказала… что попробует ему помочь. Господин Корда не захотел вдаваться в подробности. Потом я оставил их одних.
Фрейд стал искать новый подход. Он заметил толстую книгу, стоявшую на единственной полке в камере. Он взял ее в руки и посмотрел на обложку. Это была Библия.
— Это ваша книга?
— Мне разрешили взять ее с собой, — ответил Менсон. — Она досталась мне от отца. Единственное, что осталось после него.
— Вы позволите взглянуть?
Менсон кивнул. Фрейд полистал Библию, открыл титульный лист и снова заговорил:
— Из ваших ответов ясно, что вы политически ангажированны. В один ассоциативный ряд вы поместили преступление и правосудие, упомянули о революции.
— Я — социалист, — сказал Менсон. — Как Христос.
— Зачем тогда наниматься личным секретарем к богатейшему предпринимателю?
— Мне нужно зарабатывать на жизнь. У меня есть мать.
— А каких политических взглядов придерживался Август Корда?
— Он говорил, что стоит над политикой.
— Не то что вы.
— Социалисты спасут Америку. Один мой друг, русский, четыре года назад участвовал в восстании в Санкт-Петербурге. Он убедил меня, что мы можем одержать победу.
— Мятежники, о которых вы говорите, были расстреляны, — заметил Фрейд. — Вы не считаете свою миссию самоубийственной?
— Здесь рабочие уже добились успеха. В Теллурайде, в Криппл-Крике. Нам не хватает только лидера.
Юнг постучал по циферблату своих часов. Оставалось всего пять минут, и ему казалось, что его коллега топчется на месте.
Фрейд, никак не отреагировав на жест Юнга, склонился над Менсоном:
— Я знаю, почему вы убежали в то утро.
— Я уже сто раз объяснял полиции. Потому что…
— Вы убежали, — прервал его Фрейд, — потому что у вас был мотив убить Августа Корда.
Менсон саркастически улыбнулся:
— И какую же причину вы выдумали?
— Вы — его сын.
Улыбка застыла на лице молодого человека.
— Мой отец — Патрик Менсон, — сказал он. — Я его не знал, он плотник… То есть рыболов на острове Нантакет.
— Вашего отца-рыболова не существует в природе, — возразил Фрейд. — У меня есть мать, сказали вы, когда я спросил, почему вы стали работать у Корда. Ответ был верный: вы выбрали это место из-за вашей матери. Вернее, из-за ее прошлого. В молодости она работала кухаркой в богатых домах. В том числе и у Августа Корда…
— Неправда!
— Мы проверили.
— Это еще ничего не значит…
— Это значит, — сказал Фрейд, — что Август Корда соблазнил вашу мать. Вскоре она забеременела. Август к тому времени уже был вдовцом, но он заставил ее уволиться. Мэри вернулась в Файв-Пойнтс и, чтобы спасти репутацию, выдумала связь с воображаемым рыбаком, который ее бросил. Вот почему вы носите чужое имя.
Менсон умоляюще посмотрел на Юнга, словно надеясь на помощь с его стороны.
