Крис Павон - Экспаты
Монаршее семейство. Очень отличается от просто богатых.
На заднем дворе бродили несколько люксембургских военных и стояла разношерстная группа людей в различных мундирах, должно быть, итальянцы. Парни в черных костюмах, напоминающие охранников, толпились сбоку от них и выглядели более подтянутыми и внимательными, чем эти, в мундирах.
Кейт слышала похрустывание гравия под твердыми подошвами ботинок из дорогой кожи на ногах высокого человека, широкими шагами пересекавшего двор. На нем был короткий военный мундир с эполетами.
Люксембургские военные встали по стойке «смирно» и отдали ему честь, когда он поравнялся с ними, но он не остановился, не замедлил шаг и даже ни на кого не взглянул.
Итальянские военные честь не отдавали, но выпрямились и подтянулись, перестали разговаривать и провожали его взглядами, пока он шел сквозь porte-cochere, цокая каблуками по деревянным плитам мостовой, гораздо менее звонко гремящим под копытами лошадей, чем подъездные дорожки, вымощенные камнем.
Она уже отворачивалась от окна, когда что-то напротив привлекло ее внимание: на втором этаже, почти на том же уровне, кто-то открывал высоченное французское окно, ведущее на узкий балкон. Наружу вышел элегантный мужчина в темном костюме и обозрел двор внизу. Потом сунул руку в карман, достал пачку сигарет и щелчком извлек одну. Прикурил от золотой зажигалки и оперся на низкий каменный парапет.
Теперь Кейт разглядела, что его галстук, при первом взгляде показавшийся ей солидного темно-синего цвета, на самом деле был разноцветным, глубоких сине-лиловых оттенков. Прелестный галстук.
По прямой до этого мужчины не более тридцати ярдов.
«Отсюда, — подумала Кейт, — невероятно легко снять его одним выстрелом».
Мужчина на балконе дворца глубоко затянулся, выдохнул мощный клуб дыма и пустил три отличных дымовых колечка. Кейт заметила, что он внимательно рассматривает усыпанный гравием двор внизу.
Точно в такой ситуации Кейт оказалась однажды в Пэйнз-Бэй, на Барбадосе. В безобидном съемном курортном домике, откуда было отлично целиться. Но там следовало стрелять с трехсот ярдов. А здесь и телескопический прицел не нужен.
— Не оторвать взгляда, правда? — спросила Джулия. — Прилипнешь и все смотришь, что это там происходит…
— М-м-м, — промычала Кейт, не отвлекаясь от своих мыслей. Ее первым подозрением было, что Маклейны удрали из Штатов с намерением от чего-то уйти, скрыться. Теперь же она все больше убеждалась, что ситуация противоположная: они приехали в Люксембург с конкретной целью. И разве чрезмерно предположить, что эта цель — убийство?
Кейт погасила свет и повернулась к Декстеру — вкус красного вина пополам с зубной пастой, потихоньку, постепенно, через все стадии — погладить это, лизнуть то; секс как способ рисовать по клеточкам, не слишком удовлетворяющий, но ни в коей мере не создающий проблем, просто еще один незначительный эпизод в бесчисленной серии таких же.
А потом, запив все глотком воды и натянув пижамы, они улеглись. Дыхание не так уж трудно восстановить.
— Послушай, я завтра вечером играю с Биллом в теннис, — сообщил Декстер.
Она не стала к нему поворачиваться во тьме.
— Ты с удовольствием проводишь с ним время, да?
— Ага. Он отличный малый.
Кейт уставилась в потолок. Она хотела, просто жаждала поговорить об этом хоть с кем-то, но лучше вот с этим. Хотя она теперь здорово обижалась на Декстера и была крайне недовольна этой их новой жизнью, он по-прежнему оставался ее лучшим другом. Но она сильно беспокоилась — нет, это гораздо определеннее простого беспокойства, — она осознавала, что дело скоро зайдет слишком далеко, преодолеет некую границу, определяющую их брак, границу, которую никто не признает, пока не оказывается на краю пропасти. Ты всегда знаешь, что такие рубежи существуют, ты их чувствуешь — некоторые вещи даже не обсуждаются. Сексуальные фантазии. Флирт с другими людьми. Глубоко засевшее в душе недоверие, обманы, негодование. Ты продолжаешь заниматься своими делами, стараясь держаться как можно дальше от этих пределов, притворяешься, будто их вообще не существует. И когда в конечном итоге обнаруживаешь, что уже вплотную приблизился к такой границе, твоя нога уже повисла над ней и движется дальше, это вовсе не шокирует, не ужасает, но воспринимается как простая банальность. Потому что ты всегда знал: границы существуют там, где ты изо всех сил старался их не замечать, но понимал — рано или поздно это произойдет.
— А почему ты спрашиваешь? — осведомился Декстер. — У тебя такой тон, словно ты что-то от меня скрываешь.
Если бы Кейт сейчас сказала: «Декстер, боюсь, что Билл и Джулия не те, за кого себя выдают», — он бы разозлился. И встал в оборонительную позицию. И привел бы множество вполне правдоподобных объяснений.
— Ты имеешь что-то против Билла?
В конечном итоге Декстер, конечно, столкнется с Биллом, вступит с ним в конфронтацию, не слишком, впрочем, серьезную. И скушает то, что тот ему преподнесет. Например, что они скрываются в рамках программы защиты свидетелей; Кейт подозревала, именно это они и заявят. Что не могут вдаваться в подробности, и правдивость их истории невозможно будет проверить: ни подтвердить, ни опровергнуть. Такой была бы и ее собственная история, окажись она на месте Билла.
Кейт так и не придумала, чего больше всего хочет избежать: то ли непременной ссоры с Декстером по поводу вероятных тайн Билла, то ли выдачи Декстеру — наконец-то! — своих собственных тайн.
Вот она и лежала, глядя в темный потолок и пытаясь придумать, как сообщить все это мужу.
Оглядываясь назад, можно сказать, что это был подходящий момент — не уникальный, но вполне подходящий, как она вспоминала позже, — который многое мог бы изменить. Настоящее безумие еще не началось; она еще не стала копить новые тайны и секреты, когда очередное добавление подкрепляет предыдущие, и все замыкается в порочном круге и выходит из-под контроля.
Лежа сейчас в постели и желая завести этот разговор, она не в силах была это сделать. И в конце концов не нашла ничего лучшего, чем ответить:
— Да нет, конечно, нет. Билл — отличный малый.
Самая ужасная ошибка в ее жизни — отказ от действия.
Сегодня, 11 часов 40 минут.
В одном конце коридора имеется стенной шкаф для постельного белья — аккуратные полки и ящики с простынями, пододеяльниками в цветочек и белыми махровыми полотенцами. В другом конце коридора еще один стенной шкаф, где они сложили свои чемоданы. Кейт поворачивает побитую латунную ручку, утопленную в красивую литую накладку, привинченную шурупами к сверкающей кремовой дверце шкафа.
Более крупные вещи были сложены на полу — сундук и два огромных чемодана. Этими монстрами они пользовались во время летних поездок на Кот д’Азур или на пару недель в Умбрию. Но она вынимает другие — два небольших чемодана на колесиках и металлический сундучок.
Кейт везет один из чемоданов в комнату мальчиков. Упаковывает в него штаны и рубашки на три дня, носки и белье. Из прилегающей ванной, с полки под зеркалом забирает сумочку для туалетных принадлежностей. В нее она кладет зубные щетки и пасту. Вытаскивает из-под раковины набор для оказания первой помощи. Маленькие мальчики часто режутся, куда бы ни сунулись, и нужно быстро унять кровь; детские игровые площадки в Европе гораздо менее безопасные, чем американские. Кейт потратила немало времени на поиски лейкопластырей и мазей с антибиотиками в Бельгии и Германии, в Италии и Испании. Так что теперь они путешествуют с собственным запасом подобных вещей.
Она идет через спальню в гардеробную. Достает чехол для одежды, кладет на него сумку, автоматически собирает свои вещи, думая о многом другом, не относящемся к сборам. По ее недавним подсчетам, в течение двух последних лет, что они прожили в Европе, она сорок три раза вот так паковала вещи. А сколько раз это повторялось в той, прежней, жизни, еще до рождения детей? Несть числа!
Кейт заканчивает сборы на автопилоте. Прежде чем уехать, надо вспомнить еще кое о чем: о заряднике для мобильного телефона, о книжках, которые сейчас читают дети, не забыть и паспорта. Вечно она про них забывает, когда собирает вещи в расстроенных чувствах. Поэтому молнию на сумке она не застегивает и оставляет открытой, готовой принять в себя то, о чем вспомнит потом.
Она не имеет представления, сколько времени занимается этим делом. И для чего. Она вполне могла бы укладываться без всякой цели, просто так, не собираясь никуда конкретно. На один день или на три, на несколько недель или на месяц. Или навсегда.
Но сейчас-то они все обсудили с Декстером. Если кто-то вдруг здесь объявится, если они решат, что засветились, то соберутся и уедут на три дня. Только самое необходимое, легко перевозимый багаж, не слишком заметный, не слишком громоздкий, чтобы вызвать подозрения. Просто для небольшой увеселительной поездки. Если же потом выяснится, что надо пробыть в отъезде подольше, они купят все, что нужно. Денег у них полно. И эти деньги можно пустить в ход, чтобы обеспечить себе свободу маневра в каком угодно месте, но это потом. А сейчас здесь, в Париже, им это пока не нужно.
