Деон Мейер - Телохранитель
— Извинения принимаются.
Она заговорила не сразу.
— Я вот думала… Если вы не возражаете, давайте побудем здесь еще день. Вечером можно съездить на экскурсию, хорошо поужинать. А завтра вернемся домой.
— Очень хорошо.
Неужели она наконец прозрела?
— Я заплачу вам за полную неделю.
— Условия контракта обсуждайте с Жанетт.
— Я ей позвоню.
Я кивнул.
— А пока пойдемте хорошенько позавтракаем.
— Неплохая мысль, — согласился я.
Я ждал Эмму на веранде, когда услышал ее взволнованный голос. Я встал. Она сидела в гостиной с мобильным телефоном в руке.
— Вы только послушайте! — воскликнула она. — Сейчас пущу запись. — Она потыкала кнопки, приложила трубку к уху, а потом протянула ее мне.
«У вас одно сохраненное сообщение», — произнес голос оператора голосовой почты, а затем я услышал знакомый голос.
«Эмма, говорит Франк Волхутер. По-моему, вы были правы. Я кое-что нашел. Когда получите мое сообщение, пожалуйста, перезвоните мне».
— Интересно, — сказал я, возвращая ей телефон.
— Должно быть, он отправил сообщение вчера вечером, когда мы беседовали с Мелани. Я перезвонила ему, но он не снял трубку. У нас здесь есть телефонный справочник?
— В ящике прикроватной тумбочки. Я принесу.
Вернувшись в гостиную, мы нашли номер реабилитационного центра «Могале» и позвонили. Трубку сняли не сразу. Эмма сказала:
— Будьте добры, позовите, пожалуйста, Франка Волхутера.
Ей ответил мужской голос. Слов я не слышал, но, судя по ее лицу, она испытала настоящий шок.
— О господи! — воскликнула она, и потом: — О нет! — И еще: — Мне очень жаль. Спасибо… О боже, до свидания. — И медленно положила трубку на колени. — Франк Волхутер умер. — Не дожидаясь моего ответа, она добавила: — Сегодня рано утром его обнаружили в львином загоне.
Мы так и не позавтракали. Вместо завтрака мы поехали в «Могале». По пути Эмма сказала:
— Леммер, это не простое совпадение.
Я знал, что она так скажет. Но было еще рановато делать какие-либо выводы.
За десять километров до ворот «Могале» мы поравнялись с машиной скорой помощи. Она ехала навстречу без проблескового маячка и сирены. У реабилитационного центра стояло четыре патрульные машины. К воротам был прикреплен кусок картона, на котором было написано от руки: «Центр закрыт для посетителей». Ворота со стороны зрительного зала охранял констебль в форме.
— Закрыто, — сообщил констебль, заметив нас.
— Кто здесь главный? — спросила Эмма.
— Инспектор Патуди.
— Ах! — Ответ на секунду выбил ее из равновесия. — Пожалуйста, передайте ему, что его хочет видеть Эмма Леру.
— Я не могу покинуть пост.
— Можно мне войти? У меня для него есть важные сведения.
— Нет. Вы должны ждать.
Она некоторое время помялась в нерешительности, а потом вернулась к БМВ, припаркованному под крышей рядом с вывеской: «Уважаемые посетители! Просим вас оставлять машины здесь». Она облокотилась о дверцу машины и скрестила руки на животе. Я подошел к ней и встал рядом.
— Леммер, вы разбираетесь в полицейских рангах?
— Что вы имеете в виду?
— Знаете, какая у них система званий?
— Вроде, — солгал я.
— Инспектор — высокое звание?
— Не очень. Старше сержанта, но младше капитана.
— Значит, Патуди — не совсем главный?
— В полиции?
— Нет! В отделе особо тяжких преступлений!
— Нет. Там должен быть старший суперинтендент или начальник.
— Ясно, — с облегчением выдохнула она и кивнула.
Мы ждали до тех пор, пока жара не стала невыносимой. Тогда мы сели в БМВ, включили мотор и кондиционер. Через четверть часа мотор начал перегреваться. Я выключил его, и мы опустили окна. Мы повторяли все действия последовательно в течение часа, и наконец к нам от ворот подошел констебль и сообщил:
— Инспектор сейчас придет.
Мы вышли.
Патуди вышел из зрительного зала; его сопровождали два наших вчерашних преследователя — чернокожий сержант и белый констебль со сломанным носом, который сейчас украшала белая полоска пластыря; под глазами — синяки. Ни один из них не выказал радости при виде нас. Эмма подошла поздороваться с Патуди, но тот поднял руку и зарычал:
— Я не хочу с вами разговаривать!
Ее реакция застигла всех нас врасплох. Она вышла из себя. Позже я обязательно обдумаю данный кусочек головоломки, представляющей ее личность, и приду к выводу, что так она справляется со стрессом — намеренно вызывает у себя короткое замыкание, как вчера, в машине. Но сегодняшнее замыкание оказалось более сильным и непредсказуемым. Она вскинула голову, расправила красивые плечи, подняла ручку с наставленным на него указательным пальцем и направилась прямиком к здоровяку полицейскому.
— Что вы за сыщик? — С последним словом она ткнула пальчиком в его широкую грудь. Она была похожа на скворца, который клюет буйвола.
Я понадеялся, что ей есть что сказать, помимо первой эффектной фразы.
— Мадам, — произнес ошеломленный Патуди, пассивно опустив руки вдоль корпуса и наблюдая за тем, как она тычет в него пальцем и ее лицо заливает густой румянец.
— Я вам не мадам! Что вы за сыщик? Ну-ка, расскажите. У меня есть сведения. Они касаются преступления. А вы не хотите со мной разговаривать?! Как вы себе это представляете? Неужели все, что вас интересует, — защита ваших сородичей?
— Защита моих сородичей?
— Мне все о вас известно, и знайте, я этого так не оставлю! Наша страна — и моя родина тоже. Моя родина! Вы обязаны служить всем. Нет, вы обязаны служить правосудию и уж будьте уверены, я это дело так не оставлю! Слышите? — Каждое слово «вы» сопровождалось тычком пальчика в область сердца инспектора.
Сержант и констебль стояли как громом пораженные.
— Что значит «защита моих сородичей»? — Патуди схватил ее за запястье своей лапищей, пытаясь прекратить раздражающее тыканье.
— Отпустите! — велела Эмма.
Он продолжал держать ее за запястье.
— У вас десять секунд, чтобы отпустить ее, иначе я сломаю вам руку, — предупредил я.
Он медленно повернул голову и посмотрел на меня, не выпуская руку Эммы.
— Вы угрожаете полицейскому?
Я придвинулся ближе:
— Нет. Я никогда не угрожаю. Обычно я даю только одно предупреждение.
Патуди отпустил руку Эммы и шагнул ко мне.
— А ну… — сказал он, поигрывая своими накачанными мускулами.
Когда имеешь дело со здоровяком, надо бить сильно и действовать быстро. Не в корпус. Бить такого в корпус — напрашиваться на неприятности. В лицо. Нанести как можно больше урона, лучше всего в рот и нос, пустить кровь, разбить губы, выбить зубы, сломать челюсть. Пусть кое о чем подумают, особенно такие вот качки, у которых в любом случае присутствует склонность к самолюбованию. Пусть сокрушаются о попорченной внешности. А потом лягнуть их по яйцам со всей силы.
Но Эмма меня опередила. Я был уже готов, балансировал на пятках, в организм поступал адреналин, мне уже не терпелось начать бой. Но она не сильно ударила Патуди кулачком в грудь и сказала:
— Нет, инспектор. Я вам говорю! И уверяю вас, у вас всего один шанс. Потом я обращусь к вашему начальству.
Ее слова все изменили. Он был готов ударить меня, но удержался.
— Начальство, — медленно произнес он. — Это мир белых!
Эмма уже успокоилась, взяла себя в руки:
— Позавчера, инспектор, вы, обращаясь ко мне, говорили о «моих соплеменниках», имея в виду белых. Помните? Не пытайтесь сделать из меня расистку. Вы прекрасно поняли, о чем я говорю. Я обращусь к вашему командиру, старшему по званию — как он там называется. Я не очень разбираюсь в полицейских званиях, но я гражданка этой страны и у меня есть права. А еще я разбираюсь в правах всех граждан нашей страны — черных, белых, коричневых, каких хотите. У каждого из нас есть право поговорить с полицейским, быть услышанным и получить помощь. И если вы со мной не согласны, лучше скажите сразу, чтобы мне не терять понапрасну время!
Патуди было неловко из-за того, что двое его подчиненных все слышали. Он не мог себе позволить потерять при них лицо.
— Миссис Леру, — медленно произнес он, — у всех есть право на помощь со стороны полиции. Но никто не имеет права вмешиваться в расследование убийства. Никто не имеет права устраивать беспорядки и наносить ущерб. Мешать отправлению правосудия — преступление. Нападение на сотрудника полиции — тоже преступление. — Он немного развел большой и указательный пальцы — на сантиметр. — Вот сколько осталось до того, чтобы я вас арестовал.
Ему не удалось запугать ее.
— Вчера ночью мне звонил Волхутер. Он нашел что-то, подтверждающее, что Коби де Виллирс — мой брат…
