Фредерик Молэ - Седьмая жертва
— Конечно, ничего конкретного, — согласилась Доминик. — Лишь указание на то, что этот человек хочет скрыть за текстами свое отчаяние и оправдать преступные замыслы. Я почти уверена, что наш убийца человек культурный, но маловерующий.
— Что это нам дает? — не понял Нико.
— Искренне верующий испытывал бы перед текстами слишком большое уважение и не посмел бы изменять их по собственной воле. Этому же плевать, и Бог ему не указчик.
— Есть еще тридцать ударов плеткой. Это наверняка должно что-то значить. Если мы узнаем, то возможно…
— Может быть, это день его рождения? — предложила свое решение Доминик Крейс.
— Не исключено… А может быть, тридцать лет назад произошло некое важное событие, которое могло повлиять на весь ход его дальнейшей жизни…
— Он отрезал хвост ящерице или придушил кошку? — не выдержал Кривен. — Это то же самое, что искать иголку в стоге сена.
— Ты прав, — согласился Нико. — Наверняка речь идет о каком-то событии, которое мы никогда не сможем вычислить, но которое сделало этого человека убийцей. И тем не менее нам не надо сбрасывать со счетов символику тридцати ударов плетью. Нужно искать в прошлом. А раз ты критически относишься ко всему этому, тебе, Кривен, этим и заниматься. Поройся в газетах тридцатилетней давности, посмотри отдел происшествий, например…
Давид Кривен глубоко вздохнул и согласился.
— Мне не нужно вам говорить, что время работает против нас, — объявил Нико собравшимся, — Сегодня убийца готовится совершить четвертое убийство.
— У нас времени — до воскресенья, — уточнил Беккер. — Затем убийца может навсегда ускользнуть.
— Лучше бы справиться раньше, — заключил Коэн.
Все обернулись к заместителю регионального директора Уголовной полиции.
— В воскресенье, возможно, на прицельной линии окажется Нико. Не будем забывать об этом, — проговорил он мрачно.
Шесть утра. Нико у себя в кабинете. На рабочем столе на видном месте несколько папок. Медкарты и фотографии жертв из компьютера Алексиса. Кривен решил не брать с собой на собрание эти вещественные доказательства. Нико понял, что тот хотел этим сказать: ситуация очень сложная, Нико надо самому понять, куда направить следствие. И дивизионный комиссар простил своему подчиненному это нарушение правил; он знал, что может на него положиться в любых обстоятельствах, а это кое-что значит в таком опасном деле, каким занимались они. Нико сделал копии материалов, положил оригиналы в конверт, запечатал его и приказал не откладывая доставить судебному следователю Беккеру. Угрызения совести стихли: к служебному нарушению его принудил не преступник! Затем Нико приказал отправить к Сильви и Дмитрию полицейскую бригаду. Набрал номер своей бывшей жены — надо было ее предупредить. Голос у Сильви был хрипловатый — она еще не совсем проснулась.
— Сильви, я должен сказать тебе кое-что важное, и ты должна сосредоточиться, — произнес он, чтобы молодая женщина окончательно проснулась.
Сильви заворчала, прокашлялась.
— Что случилось? — спросила она. В голосе слышалось волнение, но сна как не бывало.
— Я тут занимаюсь одним мерзким делом. Преступник, которого я разыскиваю, утверждает, что возьмется за мою семью…
— Так вот почему Алексис мне только что звонил? Он спросил, собиралась ли я прийти к нему на консультацию сегодня после обеда…
— Ну и что? Собиралась? — спросил Нико, хотя ответ ему был известен заранее.
— Ну конечно же нет! Я перестала пользоваться его услугами, когда меня бросил мой муж! Зачем же мне обращаться к родственникам!
— Сильви, я тебя не бросал… Тебе это прекрасно известно…
Они говорили об этом тысячу раз, но Сильви постоянно возвращалась к происшедшему, распоряжаясь действительностью так, как ей было удобно, чтобы выдать себя за жертву. Она не раз хвасталась, что избавилась от двух мужчин, которые только мешали ей жить, но Нико было прекрасно известно, что страдать от этого она прекратит только со своим последним вздохом. Она считала, что сын предал ее, потому что была уверена: он любит ее меньше, чем отца. Нико все сделал, чтобы исправить ситуацию. Но их развод нанес Сильви глубокую и незаживающую рану. Для Нико же она навсегда оставалась матерью его сына, и одного этого хватало, чтобы он испытывал к ней признательность и уважение. Но сегодня об этом не стоило думать, перед ним стояла другая и весьма срочная задача!
— Через несколько минут ты и Дмитрий будете под опекой полиции. К тебе придут двое полицейских, и ты должна их впустить. И не выходи из квартиры, пока я не разрешу. Позвони в коллеж Дмитрия и предупреди, что его не будет до конца недели.
— Что значит — «пока я не разрешу»? Я не собираюсь сидеть тут взаперти до воскресенья!
Ничего не изменилось: Сильви прежде всего думала о себе. Безграничный эгоизм.
— В понедельник все войдет в норму, обещаю.
— У меня есть выбор?
— На самом деле нет. Дмитрий будет у тебя?
— Если он, конечно, не побежит к тебе…
— Сильви, я не шучу!
— Пусть приходят твои шпики!
Трубка брошена. Нико так и остался сидеть с трубкой в руке. Гудки отдавались в барабанной перепонке. Он думал о Каролин. Нежная, мягкая и умная… Прямая противоположность Сильви. Он представил, как гладит ее кожу, целует губы…
* * *Рост и Кривен в сопровождении Вальберга — специалиста-графолога из научно-исследовательского отдела — вошли в кабинет к Перрену. Лицо у этого сорокалетнего человека было бледным и измученным: он боялся и страдал. Они попросили Перрена сесть, и Вальберг продиктовал ему первое и второе послание убийцы. Левой рукой Алексис написал слова на листе бумаги. Вальберг вытащил из папки фотографии, сделанные им на месте преступления. Начался процесс сравнения — а с а, б с б и так далее… Наконец графолог взял в руки рецепты, лежавшие на столе: написаны они были той же рукой, что и продиктованные строчки. И писал это человек, который не оставлял посланий на стенах в квартирах жертв. Теперь было необходимо выяснить, мог ли Перрен подделать почерк. Конечно, сейчас, в присутствии трех полицейских, он этого не мог сделать, но вот там, на месте убийства… Однако Вальберг считал, что убийца ничего не подделывал, почерк был естественным, буквы составляли связный текст. Окончательное заключение гласило, что Алексис Перрен не мог быть автором этих посланий. Однако это не снимало с него подозрений в убийстве. Рост прямо из кабинета связался с Нико и доложил ему результаты, а Кривен принялся изучать записи о посещениях больных: необходимо было выяснить, не записывались ли жертвы на прием к Перрену раньше. Конечно, Алексис утверждал, что никогда их не видел, но эту информацию необходимо было проверить.
* * *Майор Терон в это время уже шел по коридорам дома номер три по набережной Орлож. Здесь, в первом округе, располагался научно-исследовательский отдел парижской полиции. Раннее утро, но специалисты уже были на рабочих местах. Нельзя было терять ни минуты. Терона встретил сам профессор Кено. Он был директором лаборатории и хотел сам участвовать в расследовании, ставшем главным для всех полицейских подразделений столицы.
— Заключение по веревке готово, — объявил он. — Диаметр, плетение, жгут, цвет — все идентично. Веревка та же, что была использована в трех предыдущих случаях. Что же касается контактных линз, то это — пара. Одна и та же марка и одни и те же диоптрии. Человек, пользующийся ими, страдает большой дальнозоркостью. Я взял для анализа генетический материал с каждой из линз. Мы сравним результаты ДНК жертвы — теперь, благодаря технике генетической амплификации, мы получаем неплохие результаты при минимуме материала. На это уйдет около суток. То же самое и с тем светлым волосом, что вы нам доставили этой ночью. Доктор Том Робен им занимается.
Прозвучавшая фамилия была хорошо известна — профессор Кено привлек к расследованию лучших специалистов. Дело было очень серьезным, и он это прекрасно понимал. Терон кивнул в знак признательности.
— Кровь, взятая с зеркала ванной комнаты мадам Хлоэ Барт, совпадает по своим генетическим характеристикам с кровью жертвы, — продолжил докладывать профессор. — Конечно, это немного, но ничего больше пока сказать не могу…
— Черт! Но этого следовало ожидать!
— Правда, мы кое-что нашли на тапочках мадам Тражан. На них следы талька.
— При чем тут тальк?
— Именно тальк, господин майор. Марка «Трифлекс». Используется для стерильных хирургических перчаток. На вашем преступнике, когда он брал в руки тапочки, были именно такие. В пакетах с перчатками всегда есть тальк. Впрочем, врачам рекомендуется стряхнуть избыток талька сразу после того, как они надели перчатки.