Андрей Лебедев - Конец света
Пакистанец объяснял Ходжахмету, что главная их беда была в том, что, во-первых, кодами и паролями к определенным знаниям там наверху были коды своего рода морально-этического свойства. Пакистанец говорил, что экстрасенсы, подключающиеся в сеть, должны были быть непременно чистыми, иначе, в лучшем случае, они получали бы доступ только к общедоступным страницам с общими декларациями вроде кодекса морали — не убий, не укради…
— А как же немцы в Вевельсбурге? — спрашивал Ходжахмет. — Почему им был дан доступ к секретам ракетной техники и даже дальше? Они что? Были чистыми?
— Все в сравнении, — отвечал Пакистанец, — здесь как раз следует обозначить и вторую проблему… Дело в том, что туда пытаются подключиться очень многие. И когда идет война, высшим силам для того, чтобы кому-то отдать предпочтение, кому-то отдать победу, приходится взвешивать — кто более чист… А что, по-твоему, американцы с англичанами были святыми? Вот высшие силы и дали кое-что немцам, дабы и американцев за их грехи потрепать.
А вообще, теперь наша проблема еще и в том, что входы к некоторым хранилищам знаний блокируются именно огромным количеством попыток взломать их. Это как хакерское блокирование вредных сайтов. Понимаешь?
Ходжахмет тогда не очень понимал, по его вполне устраивал тот уровень, которого они тогда с Пакистанцем достигли.
Как же!
Они освоили телепортацию.
Они могли теперь перемещать группы боевиков в любые точки пространства.
Десять вооруженных спецназовцев в овальный кабинет Белого дома? Запросто!
Двенадцать моджахедов с автоматами в кабинет премьер-министра на Даунинг-стрит, 10? Пара пустяков!
Сорок солдат с пулеметами в здание Администрации на Старой площади? Одно нажатие кнопочки — и они уже там!
В общем, на тот момент, когда они начали мировой переворот, Ходжахмету казалось, что знаний им теперь хватит для того, чтобы, хорошо начав, еще и кончить хорошо.
И он избавился от Пакистанца.
Но теперь не все пошло так гладко, как хотелось.
И Заир-паша, который теперь сменил Пакистанца на месте главного советника по науке, теперь предупреждал, что они могут и потерять контроль над ситуацией, потому что, во-первых, на ступеньках лестницы мирового Интернета у них давно уже появились успешные конкуренты, и это, скорее всего, китайцы. Потому как косвенным подтверждением этому служит хотя бы то обстоятельство, что телепортация никак не работает в сторону Пекина, Гонконга, Тайбэя и других китайских городов.
И во-вторых, русские еще не совсем поставлены на колени. Пакистанец, пока еще был жив, предупреждал, что их Резервная ставка и их Сибирское отделение РАН кроют в себе большую опасность.
— Что нам нужно для успеха? — спросил тогда Ходжахмет.
— Нам нужны чистые экстрасенсы, — отвечал Заир-паша.
— Будут тебе чистые, будут тебе экстрасенсы, — отвечал Ходжахмет и дал Аравийцу соответствующее распоряжение.
* * *По Центру прокатился шумок.
Аравиец прилетел из России и привез какого-то сильного экстрасенса.
Экстрасенсу дали кличку Узбек.
Сперва с ним должен был побеседовать Алжирец, начальник отдела безопасности Центра, а уже потом Узбек либо попадал, либо не попадал к Заир-паше.
Алжирец славился в Центре какой-то небывалой, совершенно нечеловеческой проницательностью. Пороки и дурные наклонности своих визави он считывал буквально с лица. Говорили, что даже сам Ходжахмет немного побаивался его и потому сильно уважал.
Но Алжирец сейчас отсутствовал.
Они вместе с Ходжахметом телепортировались в Монако — там организовали какую-то заваруху с арестом гостившей у князя Монако правящей королевской семьи Испании. Ходжахмету там зачем-то понадобилась младшая дочь королевы Софии и короля Хуана. Но дела высшего руководства здесь было не принято обсуждать. Как и везде на Востоке, здесь, в Центре, научная интеллигенция славила и восхваляла Ходжахмета (Аллах да продлит дни земной жизни его), и на партийных собраниях под портретами вождей движения — Саддама Хусейна, аятоллы Хомейни, Ясира Арафата — ученые радостно одобряли последние события, к примеру, акцию по захвату Ватикана и Папы Римского.
Как же! Отпала необходимость какой-либо интервенции в Латинскую Америку.
Весь католический мир был сразу, одним рейдом телепортированных в Ватикан моджахедов, буквально поставлен на колени.
Показанный латинянам Папа Римский молил о мире и прощении.
О мире с мусульманами и о смирении, дабы не повторились грехи крестовых походов.
И вот теперь Ходжахмет поручил Алжирцу формировать бригады строительных рабочих из украинцев и молдаван — ехать сооружать минареты возле соборов св. Павла в Лондоне и св. Петра в Риме.
Кстати, чтобы обновленный таким образом собор св. Павла, лучше смотрелся, Ходжахмет решил очистить всю набережную Темзы, весь ее левый берег от Вестминстера до Тауэра. Снести весь этот бутылочно-зеленый стеклянный небоскребный Сити к чертям, пусть станет привольно на Темзе, как в дни Вильгельма Завоевателя…
Ходжахмету нравилось ассоциировать себя с этой исторической личностью.
И его мировой переворот для всего крещеного мира — это тоже своего рода этакая битва при Гастингсе, даже покруче!
Алжирец посмеивался над Ходжахметом, не прямо в лицо — такого себе никто здесь не позволял, — но завуалированно, путем иносказаний, чисто по-восточному посмеивался. Говорил Ходжахмету:
— Мы, о великий, сравниваем твои свершения со свершениями Чингисхана и Тамерлана, но ты, о великий, все тяготеешь к западной истории и подбираешь себе примерами для подражания близких тебе по крови и по культуре. Так почему бы тебе не выбрать примером Александра Македонского? Он ведь был европейцем, как и ты?
— Я и Юлий Цезарь, я и Аттила, я и Карл Великий, и Иван Грозный в одном лице, — отвечал Ходжахмет.
— Но почему не Батый и не Мусса ибн Нусайра? Батый, человек с Востока, дошел до Германии, а предводитель арабского мира Мусса ибн Нусайра взял Севилью, Кордову, Малагу и Сарагосу! Или почему ты не султан Мехмед Фатих Завоеватель, что взял у европейцев Константинополь и сделал Турцию европейской страной? В тебе очень много голоса крови, Ходжахмет, — говорил Алжирец, — и этот зов крови может сильно помешать тебе.
Алжирцу не нравилась Катя Мельникова.
Но он был тайно влюблен в ее служанку Лидию.
Алжирцу очень нравилось наблюдать, как та занимается гимнастикой, растягивая свое прекрасно тренированное тельце в продольных и поперечных шпагатах.
Но взять в жены служанку?
Это было бы слишком!
А взять Лиду в наложницы?
Катя бы сразу тогда нажаловалась Ходжахмету и не отдала бы…
Ах, во всем виноват этот Зигмунд Фрейд!
* * *Лидия была теперь главной ответственной служанкой.
Она и ее дочка все время присутствовали при всех процедурах их госпожи и выносили к госпоже младенца, дабы Катя покормила Сашу-Сеида и поиграла с ним. А потом она снова отдавала маленького на попечение Лиды.
У Лиды ведь уже был материнский опыт!
Сейчас маленький спал в своей комнате под присмотром Милы и Ирочки, а Катя с Лидой лежали под пальмами на краю мраморного бассейна с морской водой и пили зеленый чай с жасмином.
— Слушай, Катя, а ко мне, как мне кажется, неравнодушен наш главный по охране, — сказала Лида.
— И что? — спросила Катя, отламывая кусочек пахлавы.
— А то, что они меня круглые сутки на камеру снимают, — недовольно фыркнула Лида. — Ни на секунду не могу расслабиться, ни раздеться, ни заголиться, как только начну гнуться или на растяжки садиться, сразу моторчики в камерах пищать начинают, он все на пленку снимает, а потом, наверное, мастурбирует, что ли?
— Ну ты уж скажешь!
— А что? А что я еще подумать могу? Ты Ходжахмету пожалуйся, пусть он этому Алжирцу по загривку надает! А то он и тебя примется снимать!
— Ну уж!
— А то! С него станется.
Помолчали.
Катя снова задумалась, вспоминая своего Сашу Мельникова.
А Саша Мельников был рядом.
Буквально за четырьмя или пятью стенами, в каких-нибудь пятидесяти метрах от своей жены.
Но не знал об этом.
И она не знала.
* * *Сашу привели к Заир-паше на собеседование.
Огромная комната начальника научного департамента была заставлена самыми удивительными предметами.
Здесь были и мраморная Ника Самофракийская, и Венера Милосская, и Аполлон Бельведерский, десятки мраморных и алебастровых ваз, древние механизмы, часы, золотые статуэтки, включая натурального Оскара, и иные артефакты, происхождение и назначение которых Саша определить сразу не взялся бы.
