Анри Лёвенбрюк - Бритва Оккама
31
Паскаль Лежюст чувствовал, как постепенно усиливается действие парализующего вещества, введенного его мучительницей. Руки и ноги понемногу затекли, отяжелели, и вскоре он осознал, что не может пошевелить даже пальцем. Уже давно охвативший его ужас достиг своего апогея, и, не в силах бороться, он почувствовал, как капли пота выступают на лбу и медленно скатываются по лицу.
Женщина даже не потрудилась одеться. Она пристально смотрела на него, стоя в одном лишь черном белье. Всего час назад оно казалось ему таким сексуальным, а теперь представлялось коварной ловушкой.
Они занимались любовью при потушенном свете, поэтому он вовремя не заметил то, что позволило бы ему понять, кто она такая на самом деле: татуировку в виде черного солнца у нее на руке.
Она ласково погладила его по голове с улыбкой, выдававшей ее безумие:
— Меня просто поражает, Паскаль, до чего вы все беспечны.
Она говорила низким томным голосом, нарочито растягивая слова и словно источая циничную нежность.
— Вы все — такая легкая добыча! Даже чересчур легкая. За все это время вы так и не осознали всю ценность того, чем владеете. Смотри…
Она помахала у него перед глазами документом, который вытащила у него из плаща, когда привязала его к столу.
— Ты носил свой квадрат с собой. Какая небрежность!
Он не справился со своей миссией. Он уверен: другие, те, что еще живы, никогда его не простят. Потому что ему нет прощения.
— Вы не достойны того, что вам вручили. Ни один из вас. Хочешь, я скажу тебе, Паскаль? Вы — недоумки. Все до единого.
Он не знал, что стекает у него по щекам: пот или слезы. Чувствовал, что теряет голову. Как ему хотелось, чтобы она замолчала! Замолчала и наконец прикончила его! Но он знал, что смерть будет чудовищно медленной.
Теперь она стояла у его изголовья. Краем глаза он уловил блеск лезвия у нее в руках. Бритва. Даже не ощущая прикосновения металла, он почувствовал, как она тщательно бреет ему затылок.
— Не понимаю, как можно было доверить такую ценную вещь мужчинам. С женщинами я бы так легко не справилась. Но мужчины, Паскаль, как известно, думают только своим членом. И вот что выходит. Ты ложишься с первой встречной, даже не сообразив, что она способна похитить у тебя самое дорогое. А теперь ты умрешь.
Продолжая говорить, она брила его своим длинным острым лезвием. Иногда она отводила руку, так что он видел бритву, всю в волосах и крови.
— Мне вас ничуть не жаль. Такие мужчины, как вы, не имеют права жить. Вы облегчаете мою задачу.
Закончив, она отложила лезвие, взяла Паскаля за виски, приблизила губы к его уху и шепнула, будто по секрету:
— В мире, который мы создадим, вам не будет места.
Тут она отвернулась и исчезла из поля зрения. Он слышал, как она в чем-то роется. Очевидно, в сумке, которую принесла с собой. Потом он уловил лязганье чего-то металлического и тяжелого.
Когда она вернулась, он с ужасом увидел, что не ошибся. В руке у нее была маленькая электродрель, но не из тех, что продаются в магазине инструментов. Нет, такую скорее увидишь в анатомичке.
Глядя прямо в глаза своей жертве, она приладила к дрели узкую полую насадку.
Паскалю Лежюсту хотелось вопить во весь голос. Но он уже не мог. Казалось, его голосовые связки тоже парализованы. Единственный звук, который он услышал, был звук дрели, вгрызавшейся в его череп.
32
Запыхавшийся Ари подошел к дому Паскаля Лежюста. Узкое старое здание из тесаного камня в саду, окруженном живой изгородью. Над вторым этажом нависает красивая крыша из красного кирпича. Все ставни наглухо закрыты, наружу не просачивается даже лучик света.
Ари позвонил в ворота. Раз, другой. Ничего. Ни отклика, ни звука, ни света загоревшейся лампы.
На узкой улочке ни души. Единственный фонарь потушен. Кругом тишина и покой. Ари ухватился за каменный столбик ворот и перелез через забор. Оказавшись во дворе, он поспешил к дому, поднялся на крыльцо и изо всех сил ударил ногой рядом с замочной скважиной. Дверь устояла, и Ари сразу понял, что так он ничего не добьется. Дверь слишком крепкая, ему ее не выломать.
Он обогнул дом справа и остановился перед окном. Рывком потянул за ставни, так что сломался металлический крючок, на который они были закрыты. Затем подобрал камень, выбил одно стекло и перебрался через подоконник.
Внутри царили тьма и безмолвие. Неужели он опоздал? А может, Лежюста предупредили и он где-то скрывается? Ари вынул револьвер, а другой рукой достал мобильный, чтобы использовать вместо фонарика. При его слабом свете добрался до гостиной и наконец отыскал выключатель.
Загорелся свет, и Ари увидел, что здесь всё в полном порядке. Он прошел в смежную комнату. Это была кухня, тоже пустая и прибранная. Не опуская оружия, готовый ко всякой неожиданности, он обошел весь первый этаж. Ари знал, что в любой миг может столкнуться лицом к лицу с убийцей, будь то мужчина или женщина, или обнаружить безжизненное тело хозяина дома. Но он ничего не нашел. По скрипучей деревянной лестнице, начинавшейся в прихожей, поднялся наверх, обеими руками сжимая рукоять револьвера. Чтобы сориентироваться в первой комнате, ему хватало света с первого этажа. Спальня. Пустая и прибранная. Постель застлана. Он прошел в смежную с ней ванную. Здесь тоже ничего. Вернувшись обратно, он пересек лестничную площадку.
И вновь перед ним закрытая дверь. Ари медленно нажал на ручку. Не заперто. Внутри — большой письменный стол, на котором в беспорядке разбросаны книги, документы, коробки, бутылки из-под спиртного и бокалы. Но никаких следов насилия Ари не заметил.
Он обшарил весь дом и не нашел ничего странного. Мысль, что информатор направил его по ложному следу, казалась ему все более вероятной.
Ари уже собирался спуститься вниз, когда сквозь ставни заметил синие отсветы проблескового маячка.
Значит, кто-то вызвал полицейских, вероятно, когда он разбил окно. Ари спрятал револьвер и направился к входной двери. Зажег свет на крыльце, отодвинул щеколду и вышел наружу с полицейским удостоверением в руке.
К нему подошли два жандарма с оружием на изготовку.
— Кто вы такой? — спросил старший по званию.
— Майор Маккензи из госбезопасности.
— Что здесь происходит? Нам сообщили об ограблении.
— Нет. Это я разбил окно, чтобы попасть внутрь. Хозяин дома в смертельной опасности. Паскаль Лежюст. Вы не знаете, где он может быть?
Жандармы в недоумении переглянулись.
— Я его сегодня видел, так что он в городе. Но в такое время его ресторан закрыт…
— А где его ресторан?
— Тут неподалеку.
— Едем туда немедленно. — Ари захлопнул за собой дверь. — Нельзя терять ни минуты!
Перекинувшись парой слов, жандармы предложили Ари сесть в их машину.
33
Та, что просила равных называть ее Ламией,[17] подобрала со своего мускулистого живота капельку крови и поднесла к губам.
Впервые она совершила ритуал обнаженной, и кровь, забрызгавшая ее тело, возбудила ее еще сильнее. Она упивалась чувством всемогущества, которое поднималось в ней в ту самую минуту, когда жизнь покидала жертву. Теми мгновениями, когда она одна решала, остановиться ей или продолжать, чтобы увидеть, как они умирают. В сущности, они были для нее лишь предметами. Никто из них не заслуживал ни малейшего сочувствия. Слишком слабые. Убивать их — не преступление, а игра. Их страдания только отчасти могли заполнить ту пустоту, которую она ощущала, соприкасаясь с этими низшими существами.
С каждой новой казнью ее наслаждение возрастало. Она даже научилась распознавать тот прекрасный миг, когда их взгляд вдруг становится пустым.
Их выдают глаза.
Ламия томно облизнула кончик пальца и обхватила ладонями мертвенно-бледное лицо Паскаля Лежюста. Его мозг еще не растворился до конца, но мужчина, с которым она занималась любовью, уже умер. Она улыбнулась.
На улице захлопали дверцы автомобиля. Бросившись к окну, она обнаружила машину жандармерии, остановившуюся прямо перед рестораном. Ламия выругалась. Как они очутились здесь так быстро?
Тут она увидела его. Волосы с проседью, жесткое лицо, трехдневная щетина, длинный черный плащ… Она бы узнала его где угодно. Ари Маккензи, точно такой, каким она видела его в Реймсе. Снова он. А ведь председатель обещал избавить ее от него. По всей вероятности, задача оказалась им не по зубам, и ей придется взяться за дело самой. Как и следовало поступить с самого начала.
Не теряя ни секунды, она оделась и схватила свою сумку. Последний раз взглянула на Паскаля Лежюста, сожалея, что не успела завершить ритуал. На этот раз ей не удалось получить желанный трофей. Она нашла главное — квадратик, но при этом забрала лишь часть мозга, что привело ее в дикую ярость. Ламия не выносила чувства незавершенности. Несовершенства. Маккензи помешал ее работе. Он за это заплатит.
