Питер Джеймс - Прыжок над пропастью
– Люсинда, будьте добры, соедините меня с Россом, – попросила Вера. – По срочному делу.
– Мистера Рансома сейчас нельзя беспокоить, миссис Рансом. У него пациентка.
– Мне необходимо переговорить с ним сразу же, как только он освободится.
– Я передам ему вашу просьбу, миссис Рансом.
– И вот еще что. Прошу вас, передайте ему: если он не перезвонит, ужина сегодня не будет.
Он не перезвонил.
28
Когда-то – уже очень давно – шуршание шин по гравию музыкой отдавалось в ушах Веры. Росс сейчас будет дома! Когда-то она бросалась к нему, как только он показывался на пороге; она обнимала и целовала его. А однажды летним вечером, вскоре после того, как они сюда переехали, и незадолго до зачатия Алека, они лежали на полу в холле и занимались любовью – даже не закрыв дверь.
Она слышала, как залаял Распутин; он ринулся к двери, чтобы встретить хозяина. Алек в пижаме поспешил следом:
– Папа приехал! Папа дома!
Чуть раздвинув занавески, Вера увидела его «астон-мартин»; в темноте посверкивали габаритные огни. Она отступила назад. Она до сих пор была в джинсах и свитере грубой вязки, но ей было все равно. Сегодня придется ему потерпеть.
Вера нарочно не потушила свет в спальне, зная, что это раздражает его. На лестничной площадке на боку валялась игрушечная полицейская машинка; чуть дальше валялись детали «Лего» – Алек пытался построить гараж, да так и не достроил. Вера и не подумала ничего подбирать. Внизу слышался взволнованный собачий лай. Но вот скрипнула отпираемая дверь, и она услышала голос Росса, который поздоровался вначале с собакой, затем с сыном.
– Папа, показать, что я нарисовал в школе?
Снова голос Росса, перекрывающий остальной шум:
– Распутин! Тихо, малыш! Тихо!
– Показать, папочка? Показать?
И, впервые за все годы замужества, Вера решила, что не спустится вниз. Пройдя по коридору второго этажа, она зашла в одну из спален для гостей.
Включила свет, закрыла за собой дверь и села в глубокое кресло. Комната выходила окнами не на фасад, а на противоположную часть дома: на лужайки, уступами спускающиеся вниз, к бассейну, на теннисный корт, сад и загоны, но в такой дождливый вечер, как сегодня, из окна не видно ничего. Слышен лишь стук дождя по стеклу, а свинцово-серое небо тает во мраке.
Вера вздрогнула. Комната была холодная, нежилая. Обстановка тоже холодная – все подобрано со вкусом, но какое-то безличное. Щегольские шторы в цветочек в тон покрывалу; мебель красного дерева; на прикроватных столиках – стопки старых журналов «Кантри лайф» и «Вог». Пустоты на стенах заполняли картины, убранные из жилых комнат: заурядные охотничьи сцены, пара скучных набросков, изображающих насосную станцию в Бате, и такая же скучная акварель с видом холмов Суссекса, которую они купили под влиянием шампанского и музыки в Глайндборне.
Хорошо, что здесь тихо. В ней кипела ярость; необходимо остыть. Ей никогда не удавалось переспорить Росса; раньше, когда они ссорились, больше всех страдал Алек – он очень пугался и замыкался в себе…
Вера закрыла глаза и стала думать об Оливере Кэботе. Она изо всех сил старалась вспомнить его лицо, однако оно ускользало: в первый миг она отчетливо представляла лицо Оливера, и тут же от него оставалось лишь слабое воспоминание. Всякий раз, когда Вера думала о нем, ей становилось теплее. Самое сильное чувство, связанное с ним, – теплота. Теплота и грусть, глубокая, нежная грусть, когда он говорил о сыне.
Острая тоска вдруг овладела ею; страстно захотелось его увидеть. Вере казалось, будто она уже не способна на такое, что подобные чувства остались далеко в прошлом и что она никогда больше не испытает ничего похожего. Подобные чувства она испытывала в ранней юности к мальчику по имени Чарлз Стуртон. Он был похож на Алека Болдуина и обожал ее. Обаятельный, с безупречными манерами, отличный собеседник, восхитительный любовник; он обладал даром нравиться всем. И работа у него была отличная – он трудился в фирме «Сотби». Ему предлагали двухгодичную стажировку в Нью-Йорке, и он просил Веру поехать с ним. В тот момент, когда ей казалось, что все так замечательно, что лучше и быть не может, он вдруг бросил ее.
Один короткий телефонный звонок. Он встретил другую женщину.
После разрыва Вера много месяцев была безутешна. Именно тогда она упала с велосипеда и познакомилась с Россом. Он наложил ей на лоб четыре шва; она еще боялась, что шрамы останутся на всю жизнь, – однако через несколько недель после того, как швы рассосались, на лбу не осталось и следа. К тому времени они с Россом уже встречались.
Он казался ей таким сильным, таким внимательным. Ничто не указывало на то, в какого психопатического тирана он превратится впоследствии… А может, она просто была слепа и до безумия влюблена в высокого, обаятельного, невероятно красивого и честолюбивого молодого врача?
– Какого черта ты здесь делаешь?
Вера повернула голову. Ее муж стоял на пороге с потемневшим от ярости лицом. Видя, что она не делает попыток встать, Росс широким шагом направился к ней.
– Я спрашиваю, какого черта ты здесь делаешь? – Он остановился прямо перед ней, дрожа от ярости.
Вера схватилась за ручки кресла. От злости она даже не испугалась его; ударь он ее сейчас, и она, скорее всего, ударила бы его в ответ.
– Я здесь живу, – холодно ответила она. – Здесь мой дом. Это одна из комнат моего дома, и я в ней сижу. В чем дело?
Росс изумленно воззрился на нее – так, будто не был уверен, как воспринимать ее слова.
– В этой комнате ты хотела бы с ним трахнуться?
– О чем ты, ради всего святого?
– Вера, где ты была вчера?
– Я же говорила тебе: в Лондоне.
– Ты трахаешься с ним в Лондоне?
– С кем трахаюсь? Я ходила по магазинам – покупала тебе подарки к дню рождения. Как я тебе и говорила.
– В Найтсбридже?
– Да. В «Хэрродсе», «Харви Николсе», а потом пошла в «Дженерал трейдинг компани».
Он смерил ее долгим недоверчивым взглядом:
– Вера, я хорошо знаю Найтсбридж. Я стажировался при больнице Святого Георгия; она стояла на углу Гайд-парка, там, где сейчас отель «Лейнсборо». Я прекрасно знаю тот район.
Он отвернулся, подошел к комоду, поднял плетеную корзиночку с ароматизированными лепестками и понюхал содержимое.
– Их нужно заменить. Они выдохлись. Ты не слишком-то хорошо ведешь хозяйство. Наверное, все время думаешь о своем воздыхателе? Не желаю, чтобы мой сын рос без матери, потому что она где-то развлекается с любовником. Понимаешь? Ты понимаешь меня?!
– Росс, у меня нет любовника.
Он поставил корзинку на место, вынул оттуда лепесток и смял его в пальцах.
– Вера, над Найтсбриджем вертолеты не летают. Запрещено. – Он взял еще один лепесток и смял его тоже.
– Вертолеты?
– Когда я звонил тебе на мобильник и мы разговаривали, я услышал шум вертолета. Ты была не в Найтсбридже, Вера. Где ты была?
– Так вот почему ты заблокировал мои кредитные карты! Ты услышал вертолет!
– Не воображай, что, раз у тебя мобильник, я не знаю, где ты. Я звонил в компанию «Водафон». У них вышки по всей стране, неужели ты не знала? Я связывался с тобой через станцию в Уинчмор-Хилл на севере Лондона. С кем ты там была, Вера? С доктором Оливером Кэботом? Так вот что, по-твоему, значит быть хорошей матерью?!
Она не отвела взгляда, хотя слова мужа ввергли ее в замешательство. Как, господи помилуй, он узнал?
Вдруг он набрал полную горсть лепестков и подошел к ней; лицо его побагровело от ярости. Нет, перед ней сейчас был не ее муж, Росс; то был какой-то демон. И демон сказал:
– Ты тоже выдохлась, потеряла свой аромат – шлюха!
Он так резко швырнул в нее лепестками, что ей ожгло лицо. Затем он почти выбежал из комнаты, с силой хлопнув дверью.
29
Вера сидела и слушала, как шаги Росса удаляются. Он спускался по лестнице.
Ублюдок!
Она стряхнула с груди и коленей листья и лепестки. Как же ей теперь оправдываться?
Сердце забилось чаще. Господи помилуй, Вера, сказала она себе, тебе тридцать два года, и ты ни перед кем не обязана отчитываться, никому не обязана докладывать, что ты делаешь и куда идешь, – даже мужу.
Но думать о таком легче, чем открыто противостоять ему. В Россе есть нечто зловещее, пугающее ее до смерти.
Неужели я боюсь мужа?!
Мужей боятся многие женщины. В журналах Вере часто попадались истории о женщинах, вышедших замуж за монстров; впрочем, иногда, для разнообразия, там рассказывалось о мужчинах, которые женились на настоящих ведьмах.
Она боялась, что однажды в постели Росс зайдет слишком далеко и убьет ее. Похоже, в последние годы ему все больше нравится причинять ей боль, когда он занимается с ней любовью; он возбуждается, когда ей больно. Он поразительно силен; когда он возится с Алеком – кружит его по комнате или борется с ним на полу, – Вере хочется подбежать и вмешаться. Она была совершенно уверена: Росс не соразмеряет сил.
