Антти Туомайнен - Целитель
Тогда почему меня так мучила ревность?
И почему мне было так плохо?
Я ревновал, потому что чувствовал, что от меня что-то скрывали. Но чувство ревности, пусть и неприятное само по себе, было все же сущей ерундой. Погибли целые семьи, а меня волновало то, что были задеты мои чувства. Было унизительно сознавать, что я оказался более инфантильным и эгоистичным, чем мог себе представить.
И все же эти душевные переживания не помогли мне и теперь, когда, изнывающий от ревности и разбушевавшейся во мне паранойи, я уставился на ставший еще более притягательным значок электронной почты на экране компьютера Йоханны.
9
Лицо Яатинена было мокрым от дождя, красным от морского ветра и, как мне показалось, намеренно непроницаемым. Мы стояли на морском берегу в Яткясаари, в паре сотен метров от того места, где мои ребра и спина познакомились с дубинками и обувью сотрудников охраны. Ветер запускал свои ледяные щупальца мне под куртку, проникал через ткань штанов, потом мчался дальше. И если бы я уже не оцепенел от шока, то, наверное, давно начал бы дрожать от холода.
Несколько минут назад Яатинен привел меня сюда, к шестиэтажному зданию, за которым мы теперь стояли, где в чистой, просторной, со вкусом обставленной квартире в пентхаусе был убит банкир со своей семьей.
Яатинен смотрел в сторону моря, будто искал что-то на его серо-зеленой поверхности, и было похоже, что он больше старается оттянуть момент, когда ему придется говорить, чем подбирает нужные слова.
Что можно было сказать в подобной ситуации? Разумеется, многое, но слова не шли на ум. Мне никогда не приходилось видеть ничего подобного. К этому невозможно подготовиться заранее. Невозможно, повторил я про себя.
— Причиной, по которой я попросил вас приехать сюда, разумеется, являются возникшие у нас подозрения в отношении Таркиайнена. И то, что я хотел бы получить от вас новую информацию об этом человеке.
Мне пришлось рассказать ему о посещении места прежнего жительства Таркиайнена, о моей теории, связанной с ним, о разговорах с людьми, которые его знали.
— И, конечно, все это неофициально, — прокомментировал Яатинен.
— Конечно, — подтвердил я и сглотнул.
Независимо от того, как сильно я хотел выбросить все это из головы, у меня не получалось. Окровавленные волосы, постель, темные кровоподтеки на стене, маленькие тела, накрытые одеялами. О чем они думали, когда отправлялись спать? Об играх, в которые играли в тот день? О кануне Рождества? О том, как будут открывать подарки?
— Как они… — начал я говорить и не знал, как изложить свою мысль. — Почему они продолжали спать, когда кто-то ходил вокруг и стрелял в них?
— Именно по этой причине нас больше всего сейчас интересует личность Таркиайнена. Он знаком с медициной. Возможно, он знает, что нужно сделать, чтобы усыпить человека, какие нужны для этого дозы. Но мы не будем знать этого точно до тех пор, пока не будут проведены лабораторные тесты и техническое исследование. И как я уже говорил, нам очень мешает неукомплектованность сотрудниками. Если все пойдет, как идет, мы получим ответы не раньше чем через несколько дней, а может быть, и недель.
Его голос увял. Я не знал, что сказать в ответ, поэтому просто ждал, пока инспектор вновь продолжит разговор. Впереди и чуть правее за высоким забором с колючей проволокой наверху находился ангар для катера. Длинное узкое помещение теперь было пусто. Оно протягивало свою светло-коричневую руку в сторону моря, будто подавало кому-то сигналы. По другую сторону колючей проволоки располагалась будка охраны размером с кабинку раздевалки. Вполне может быть, что весной в ней снова появятся люди, тем более что в этом районе проживало достаточно людей, имевших средства для того, чтобы держать катер.
— Конечно, все это чистая теория, — продолжил Яатинен, когда наше молчание слишком затянулось.
У меня к горлу подступил комок желчи, пронизывающий ветер немилосердно терзал нас в своих объятиях, а сам я пребывал в состоянии общей паники.
— И все абсолютно неофициально, — наконец-то сумел я выдавить из себя.
— Об этом не стоит и говорить, — подтвердил Яатинен. — Теоретически порядок событий мог быть таким: предположим, кому-то из членов семьи понадобился врач. Они тут же в онлайн-режиме заказывают его визит. Кто-то, имеющий возможность за этим наблюдать, перехватывает или прячет нужное сообщение. На сцене появляется Паси Таркиайнен, который выдает себя за доктора. Он использует фальшивое имя, так как каждый может, воспользовавшись базой данных, убедиться в том, что врача под таким именем не существует. Более того, может узнать, что фактически Паси Таркиайнен умер несколько лет назад. Но следует учитывать, что как раз этого люди обычно и не делают — они не привыкли проверять информацию, даже если на кону стоит безопасность их жизни. Здесь ничего не изменилось.
Полицейский вздохнул и собрался с мыслями. По крайней мере, так это выглядело, когда он стал тереть мочку уха большим и указательным пальцами. У меня перед глазами снова возникли окровавленные простыни, лужи свернувшейся крови под детской кроваткой, окровавленный клочок волос на белой поверхности ночного столика.
— Таркиайнен выдает себя за доктора, осматривает пациента, что он и должен делать, назначает лечение, а потом сообщает всем, что сейчас самое подходящее время, чтобы сделать всем прививки от малярии или чего-нибудь еще. Кто же скажет «нет», если так советует доктор? Он делает всем уколы, но совсем не с тем лекарством, о котором говорил. Всем вводится что-то вроде успокаивающего, которое действует не сразу. Через несколько часов у того, кто проделал эту грязную работу, развязаны руки. Он получает от Таркиайнена код дверного замка, а может быть, и карточку-ключ, проникает в квартиру, где все спят, а там уже…
— Убивает всех одного за другим, — заканчиваю я его мысль.
— Именно.
Мы постояли еще немного под пронизывающим ветром. Свинцово-серое небо прямо нависало над нашей головой и терялось где-то в бесконечности. Черно-коричневая собака-дворняга в одиночестве трусила вдоль берега, будто вышла на пробежку. Несколько серо-белых чаек лениво, с чувством собственного достоинства уступили ей дорогу.
— Это все лишь теория, — констатировал я.
— Всего лишь теория, — согласился со мной Яатинен.
— Но с учетом того, что мы теперь знаем…
— Именно так. Теперь это, наверное, уже не просто теория, — согласно кивнул он. — Выписан ордер на арест Таркиайнена. Это ничего не значит с практической точки зрения, но он об этом не знает. Может быть, где-то каким-то образом это вызовет звон тревожных колоколов. Мне ужасно этого не хотелось бы, но сейчас все выглядит так, будто Таркиайнен совсем не настолько мертв, как это было несколько лет назад.
Яатинен достал бумажную салфетку и протер глаза. Мы снова замолчали. Мы уже начали к этому привыкать. Он сунул салфетку обратно в карман своего бежевого плаща и выпрямился во весь рост.
— Я должен спросить… — начал я. — Почему вы показали мне это? Почему я должен был увидеть разнесенные на куски головы и лужи крови под кроватью?
Инспектор посмотрел на меня.
— Вы хотели заняться этим, — ответил он и отвернулся к морю.
Глядя на него, я сначала решил, что он ищет там какую-то конкретную точку, пытается что-то рассмотреть. Но оказалось, что его взгляд направлен к горизонту.
— Вы идете по следу Таркиайнена. И вам лучше знать, о чем конкретно идет речь. Вы довольно близко к нему подошли.
И он снова устремил взгляд куда-то далеко, к кромке воды.
— Подумайте над этим. Какому-то сумасшедшему пришла в голову мысль, что несколько человек несут ответственность за то, что весь мир падает в бездну, и мы идем за ним. А что будет, когда мы поймаем этого человека? Придут еще несколько сумасшедших, а мир так и будет продолжать идти к гибели. Конечно, в этом нет ничего нового. История учит нас, что такое прежде уже случалось много раз. Цивилизация рождается, расцветает, потом приходит в упадок. Но вы воспринимаете это гораздо более болезненно, если суждено погибнуть именно вашему мирку. Не правда ли, Тапани?
— Думаю, да.
Черный корпус большого катера, несущегося куда-то вдаль, вдруг появился в открытом море. Минуту я наблюдал за ним, потом перед глазами снова возникли кровь, одеяла, маленькая головка с темными волосами, расколотая надвое. Зло и бессмыслица. Больше я ничего не мог в этом увидеть. Мне нужно было уходить.
10
Несмотря на перенесенный шок, на то, что чувствовал себя больным, я заснул, едва очутившись на заднем сиденье такси. Быстрыми волнами на меня накатывали сны. Я ясно запомнил, как в одном из снов Йоханна что-то шепчет на ухо Лауре Вуоле, и обе они смотрят на меня испуганно и сердито. Йоханна заслонилась рукой так, чтобы я не мог по губам определить, о чем она говорит, но по выражению ее лица и взгляду Лауры я понял, что речь идет обо мне. Я почувствовал острый укол ничем не обоснованной ревности и проснулся. Я никак не мог отогнать от себя тот сон, поэтому, даже проснувшись, сидел и думал, о чем же они шептались.
