Дэвид Эллис - Наблюдатель
Репортеры из городского журнала, которые написали статью через два месяца после того, как я купил этот особняк, проторчали здесь, изучая материалы по Бургосу, куда больше времени, чем во всем остальном доме. Они собирались написать милую статейку о человеке, купившем дом сенатора Роше, а в результате получился материал о парне, который осудил Терри Бургоса.
Когда Бургоса казнили, те из нас, кто посадил его за решетку, по-братски разделили материалы по этому делу. В комнате, где хранились улики, находились различные фотографии и памятные вещи. После вердикта Родни Кинга[5] мы стащили их как грабители. В нашей группе, состоявшей примерно из двенадцати человек, у каждого остался хотя бы один сувенир на память. Думаю, многие из них позднее были выставлены на интернет-аукционе.
Мне повезло больше всех — возможно, потому, что я был неофициальным руководителем группы, которая занималась делом Бургоса. У меня сохранился листок со словами глупой песни, вдохновлявшей Бургоса на убийства. Еще две фотографии, на которых он изображен входящим и выходящим из зала судебных заседаний во время процесса. Осталась вырезка из журнала «Таймс» со статьей обо мне и фотография ванны, где Бургос утопил Морин Холлис, а также расшифровка допроса, где Бургос признается в своих преступлениях детективу Джоэлу Лайтнеру. А посреди этого коллажа находились два орудия убийства из арсенала Бургоса. Во-первых, нож, которым Бургос вырезал сердце Элли Данцингер и перерезал горло Энджи Морнаковски: обычный кухонный нож с лезвием длиной двенадцать сантиметров. А во-вторых, мачете — его Бургос так и не использовал. Это был мой самый любимый экспонат. Тяжелое мачете со стальным лезвием длиной шестьдесят сантиметров.
Я глубоко вздохнул. Вот это была настоящая жизнь. Я преследовал плохих парней, соединял все звенья в цепи, чтобы доказать их вину, а потом отмечал свой успех с полицейскими. Теперь я разбогател так, как никогда и не мечтал. Губернатор хотел сделать меня федеральным судьей, а я стою здесь и переживаю из-за прошлого.
«Ты слишком долго проторчал внизу, с надеждой глядя вверх, и совсем забыл, как это приятно — взбираться на вершину», — укорил я себя.
Я оторвал кусок картона от неразобранного ящика и отыскал упаковочную ленту. Затем постарался аккуратно заклеить дыру в двери, ведущей в подвал. Проблему это не устранило, но принесло временное облегчение. Теперь нужно избавиться от боли в руке и голове. Я решил принять одно из тех лекарств, что продают в конусообразных стекляшках, и плевать, что только три часа ночи. Подумав об этом, я стал подниматься по лестнице.
Глава семнадцатая
Лео сидел в кафетерии, прислонившись спиной к стене — он всегда старался прикрыть спину, — и не сводил глаз с окна и двери. Делал вид, будто читает газету, но на самом деле смотрел на улицу. Его веки отяжелели. Движения стали заторможенными. Была поздняя ночь, вернее, раннее утро, когда они встретились с Райли в переулке…
Он внимательно всматривался в каждого, кто заходил в кафе, но никто не обращал на него внимания.
«Они просто хотят, чтобы я так думал. Им нужно, чтобы я потерял бдительность. Но они недооценивают меня. Я знаю: они могут оказаться где угодно и кем угодно».
Лео осторожно положил руку на живот и мысленно попросил боль отступить. Ведь чем больше он одержим делом, тем болезненнее приступы.
Молодая худощавая женщина в коротком топике и с очками на макушке толкала впереди себя детскую коляску, а в руке держала бутылку с зеленым чаем. Она села неподалеку от него. Женщина притворилась, будто занимается ребенком, но сама посмотрела в его сторону, осторожно, очень осторожно, как бы случайно.
«Поговори с этой женщиной. Проверь ее».
«Я постараюсь. Но я плохо говорю. Не получается правильно произносить слова».
Он попытался сказать что-то вроде: «Какая милая крошка».
Женщина повернулась и улыбнулась.
— Спасибо. — Она посмотрела на него так, словно испытывала к нему жалость. — Из-за нее не спала всю ночь.
Он попробовал изобразить улыбку.
«Долгая ночь. Ночью я думаю о мрачных вещах. Попытайся еще раз».
— Сколько ей лет? — На этот раз у него хорошо получилось.
— Десять месяцев, — ответила женщина.
Лео отвел взгляд, но обратил внимание на реакцию женщины — она взяла ребенка на руки и прижала к себе.
Лео поморщился отрезкой боли в желудке. Женщина встала и подошла к прилавку. Он посмотрел в окно, и в этот момент появилась машина Пола Райли — выехала из переулка.
Женщина посмотрела в его сторону и притворилась, что ничего не заметила, но Лео был умнее. Он умел наблюдать так, что она даже не догадалась бы, что он следит на ней.
«Я знаю, ты шпионишь за мной, маленькая сучка. Я могу с легкостью вырвать твои глаза».
Лео надел бейсболку и вышел из кафе. Он оглянулся. Женщина смотрела на него через окно, гладя по голове ребенка. Плохого ребенка. Ненастоящего ребенка.
Лео побежал к своей машине. Он проехал примерно милю, а затем вернулся на улицу, где жил Райли, только с противоположного конца. Объехал дом Райли с северной стороны, а затем притормозил на обочине, посмотрел в зеркало заднего вида и в боковое. Ни одного автомобиля. Ничего. Никого.
Он проехал еще один квартал и припарковался. На этой улице сплошь дорогие особняки, похожие на дом Райли: заборы, высокие и низкие, ухоженные газоны, прекрасные дома, прекрасные люди, богатые и счастливые. Он вытащил из внедорожника спортивную сумку и, свернув за угол, направился в сторону улицы, где находился дом Райли. На перекрестке остановился и пошел по переулку.
Он добрался до гаража и ворот, ведущих на задний двор. Этой ночью он заполучил ключи от дома Пола Райли. Первым замок открыть не удалось, вторым — также, но третий справился с работой.
Раздвижные стеклянные двери, ведущие в патио, оказались заперты. Нет. Внизу, у лестницы, есть дверь, ведущая в подвал. Вот она-то закрыта на замок. Лео спустился по лестнице и встал возле двери. Одна из стеклянных панелей на двери была разбита, вместо нее вставили кусок картона.
Лео вложил ключ в замок. Первый не подошел, зато со вторым ему повезло. Он вошел, держа в руках сумку. Хорошо. Очень хорошо.
Через двадцать минут он покинул дом, закрыл за собой дверь, поднялся по лестнице и посмотрел на сияющее солнце. Да, он чувствовал себя замечательно. Однако все это — оружие, которое они используют против него: погода, которая превращает всех людей в улыбающихся и сияющих. Счастливых, улыбающихся, сияющих тупых роботов.
«И все же я могу жить в вашем мире. Я умею одновременно существовать в вашем и в моем мире. В этом разница между мной и вами. И этим я отличаюсь от Терри».
Он спокойно вернулся к воротам, а когда снова оказался в переулке, ускорил шаг, внимательно осматриваясь по сторонам. Было так хорошо, тепло и солнечно, что в душе появлялось ощущение легкой беззаботности.
«Ну конечно, вы думаете, что я расслаблюсь, потеряю бдительность, буду насвистывать себе что-нибудь под нос, а потом вы появитесь, да-да, вы появитесь, когда я буду меньше всего этого ожидать…»
Он пошел по тротуару и добрался до своей машины невредимым. Завел двигатель. Теперь нужно успокоиться, чтобы сердце билось ровно. Он сделал небольшую дыхательную гимнастику и включил кондиционер. Вдох, выдох… холод проник под мокрую рубашку. Он попытался улыбнуться. Когда Лео проезжал мимо кафетерия, он надвинул на лоб бейсболку и посмотрел на то место, где сидел меньше часа назад.
Женщина с ребенком исчезла.
Лео взглянул в зеркало заднего вида на едущие позади него машины. Затем резко затормозил, так что автомобилям пришлось объезжать его. Водители невольно замедляли ход, но среди них не было худой светловолосой женщины с ребенком на заднем сиденье. Однако они вряд ли будут действовать столь неприкрыто. Лео подождал, досчитал до трех, а затем перерезал движение, сделав разворот на 180 градусов. На первом же перекрестке свернул налево, затем еще раз налево и еще раз, после чего выехал на площадь, не сводя взгляда с зеркала заднего вида. Все чисто. Но чтобы окончательно успокоиться, Лео еще дважды повторил маневр. Он зашел достаточно далеко. И пока не было причин останавливаться.
Сегодня ночью он окончательно во всем убедится.
Глава восемнадцатая
Джереми Ларраби покончил с кратким изложением фактов по своему делу и посмотрел на судью Лендиса. Клиентка Ларраби, Джозефина Энрикес, работала секретарем-референтом на расположен ной за чертой города фабрике, которая принадлежала корпорации Бентли. Эта пятидесятидвухлетняя латиноамериканка потребовала, чтобы ей выплатили страховку от несчастных случаев на производстве, поскольку во время работы у нее развился запястный синдром. Три месяца назад корпорация Бентли, интересы которой я представлял, уволила ее. В судебном иске, который Джереми Ларраби подал от ее имени, компанию обвинили в дискриминации по национальному, половому и возрастному признакам, а также в нежелании выплачивать необходимую компенсацию. Ларраби заявил судье, что проверит, в каком состоянии находятся все сотрудники компании, подпадающие под эти категории.
