Андрей Троицкий - Бумер-2
— Встать, — скомандовал Чугур. — Встать, маклак, тебе не больно.
Алехин, хватаясь за грудь, медленно поднялся на ноги и тут же был сбит новым ударом сверху вниз по ключице. Кум семь раз заставлял его вставать и снова наносил удары справа: по горлу, по шее, в лицо. Восьмой раз Алехин пролежал на полу полторы минуты, не реагируя на команды кума, он свернулся калачиком, загородил предплечьями лицо, опасаясь, что начальник начнет дубасить его ногами. И так забьет до смерти. Но кум единственный раз приложил зэка подметкой башмака в шею, а в лицо не ударил. Боялся поцарапать почти новые надранные ботинки о зубы зэка.
Кум повернулся к дежурному.
— Поднять его, — скомандовал он. — Вы что, не видите, как я мучаюсь с этой скотиной. Поднять, я сказал…
Двое зэков подхватили Алехина под руки, дежурный сзади за шкирку. Кое-как поставила на ноги. И расступились в стороны. Алехин не сопротивлялся и больше не загораживал предплечьями лицо. Он стоял, опустив руки, и слегка пошатывался.
Чугур приготовился ударить наотмашь ребром ладони по горлу. Уже занес руку, но неожиданно передумал, отступил на пару шагов. Физиономия Алехина разбита, из носа сочится кровь, стекая по подбородку, она капает на рабочую куртку. Если еще раз въехать ему по роже, пожалуй, кровавые капли попадут на китель. Потом их трудно будет вывести. И вообще этот чмошник, бродячий кусок дерьма, не стоит мелкого пятнышка на мундире. Осторожно, чтобы не запачкать руки, кум стянул кожаную перчатку, протянул ее дежурному.
— На, сполосни и вытри насухо, — приказал он. — Живо.
Он одернул китель, внимательно осмотрел рукава, кажется, не запачкались, когда он кулаками махал. Это был отличный китель, сшитый в тверском спецателье по заказу. Ткань импортная, хлопок с шерстью и небольшим добавлением синтетики, очень ноская, она почти не мялась. Чугур гордился этой вещью, он знал, что китель сглаживает недостатки его фигуры, округлившийся живот и немного сутулую спину. И подчеркивает достоинства: широкие плечи и выпуклую мускулистую грудь. Шил мундир пархатый старик, который в прежние годы обслуживал только генералов, изредка полканов. Самый крутой мастер на всю область. Даже талон на пошив мундира кум выправил с большим трудом, десяток начальственных кабинетов обошел.
Пока дежурный выполнял приказание, Чугур снова принялся разглядывать потолок. В общем и целом неплохая работа, особенно если учесть, что эмаль паршивая, самая дешевая, какая только нашлась на оптовом складе. За старательность малярам можно поставить четыре, даже пять с минусом.
— Пусть завтра же Алехин выходит на общие работы, — сказал Чугур, когда запыхавшийся от бега дежурный вернулся назад с чистой перчаткой. — Так и передай бугру. Не хрена ему халяву давить в малярах.
Повернувшись на каблуках, Чугур двинулся к выходу, на ходу засовывая перчатку в карман брюк и застегивая блестящие пуговицы кителя. Маляры молча переглянулись и вздохнули с облегчением, решив про себя, что у Чугура сегодня не самое плохое настроение. Алехин сел на пол и, закрыв лицо руками, заплакал как ребенок.
Кум торопился. Нужно было еще успеть в седьмой и восьмой бараки.
Глава девятая
— Слышь, — крикнул снизу Сашка Левада. — Надо валик поменять.
— Пока этот сойдет, — ответил Шубин.
Время близилось к шести вечера. Колька, стоя на верхней ступеньке стремянки, прокатывал потолок барака номер восемь. Левада только что подал снизу новое ведро с краской, наполненное до краев. Колька, подхватив его, поставил на верхнюю площадку стремянки. Осторожно, чтобы не наделать лишних пятен, он коснулся эмали валиком, надетым на длинную палку. Задрав голову кверху, стал катать валик по доскам потолка.
Паршивая краска пузырилась, никак не хотела ровно ложиться на поверхность. Чтобы получился однородный слой, одно место приходилось прокатывать по пять, а то и по шесть раз. Сашка Левада, вооружившись сырой тряпкой, протирал железные спинки шконок, если на них сверху падали капли эмали. Пол барака был застелен целлофановой пленкой, а койки газетами. Левада думал, что они с Шубиным работают не слишком быстро, зато аккуратно, если придет бугор, придраться будет не к чему.
— Эй, Сашка, хватит там пятна вытирать, — кричал сверху Колька. — С этим успеется. Ты держи стремянку. Она ходуном ходит. Иначе я вниз грохнусь, блин, и костей не соберу.
Колька, чтобы сохранять равновесие, расставил ноги на всю ширину ступеньки. Но старая расшатанная стремянка, косо стоявшая на кривом полу, болталась под ним, готовая завалиться или рассыпаться на запчасти. Левада здоровой рукой ухватился за стремянку, но тут в барак вбежал дежурный и гаркнул так, что уши заложило:
— Всем построиться. Чугур идет.
Колька опустил валик вниз, ровнее поставил на площадке ведро с краской. Левада отступил в сторону, от страха забыв обо все на свете, одернул куртку и, сорвав с головы пидорку, крепко сжал ее в кулаке. Вытянулся в струнку и сделал рожу кирпичом. Колька замешкался наверху. Он не знал, куда положить палку с валиком, чтобы не запачкать краской спинки коек. Наконец пристроил свой инструмент на площадку рядом с ведром, стянул брезентовые рукавицы.
Чугур быстро вошел в барак, бросил взгляд на потолок, на Кольку, болтающегося на стремянке. Дежурный и Левада стояли по стойке смирно.
— Ты чего там замерз? — крикнул Чугур Кольке. — Особое приглашение нужно?
Колька, заволновавшись, неловко поставил ногу. Стремянка задрожала. Подметка башмака, скользкая от краски, скользнула по ступеньке. Чтобы удержать равновесие, Колька сильнее ухватился за стремянку, дернул ее на себя. Ведро краски, сорвавшись с платформы, полетело вниз, запрыгало по ступенькам. Ударившись об пол, подскочило, снова упало, покатилось под койку. Колька, не удержавшись наверху, грохнулся вниз и остался сидеть на полу, забыв закрыть рот. Чугур не сразу понял, что произошло. Белая эмаль обдала его форменный мундир, брюки и надраенные ботинки.
Выражение лица кума не изменилось. Лишь в глазах вспыхнули и погасли черные огоньки ярости. Чугур молча снял с головы фуражку, рукавом вытер с лица брызги краски.
Он не произнес ни слова. Повернулся и пошел к выходу, будто ничего не случилось.
Чугур твердо знал: рассказ о том, как его обдало краской, как эмаль испортила шикарный китель и штаны, даже на морду попала, а кум утирался, станут передавать из уст в уста. Этой историей вся зона будет жить неделю, а то и месяц. Всяк на свой лад перескажет события, свидетелем которых не был, и добавит все новые уморительные подробности. Зэки будут посмеиваться ему в спину, прилепят куму какую-нибудь позорную кликуху. С этим тварями только дай слабину. И все, спекся. Чугур готов к любому повороту событий. Он знал, что самое главное в этой паскудной истории — не испорченный мундир, штаны и ботинки. Китель можно новый пошить. Главное — достойно выйти из положения, не сделаться клоуном, всеобщим посмешищем зэковского быдла.
Он дошагал до административного здания, увидел растерянное и смущенное лицо дежурного офицера. Кивнул в ответ на приветствие, быстро поднялся по лестнице наверх и закрылся у себя.
Чугур вошел в ванную комнату, совмещенную с кабинетом, сбросил штаны, китель и рубашку. Затолкал все это никчемное барахло в пластиковый пакет. И, оставшись в голубой майке и трусах, тщательно вымыл с мылом лицо и руки. Чтобы ни пятнышка краски не осталось. Вернувшись в кабинет, достал из стенного шкафа старую рубашку и брюки, стоптанные ботинки. Надел галстук на резиночке. Присев за стол, сделал глоток коньяка из плоской фляжки и, не торопясь, выкурил сигарету.
Только после этого снял телефонную трубку и, услышав голос дежурного офицера, приказал:
— Возьми прапора и живо в восьмой барак. Шубина в наручники. И в козлодерку. Выполнять немедленно.
* * * *Было уже темно, когда Димон Ошпаренный подъехал к высотному дому на Ленинском проспекте и загнал джип БМВ в подземный гараж. Он кивнул дежурившим возле лифтов охранникам, одетым в форменные картузы и черные рубашки с шевронами на груди. Какая-то зверюга, то ли пантера, то ли тигр, широко разинула пасть, выставила оскаленные зубы, готовая укусить первого встречного за нежное место.
Димон поднялся лифтом на восемнадцатый этаж, нашарил на дне кармана электронный чип от входной двери, похожий на кредитную карточку, вставил его в прорезь замка. Бронированная дверь приоткрылась, в ту же секунду загорелся свет в коридоре и холле. Включилась нижняя подсветка стен, облицованных панелями из гевеи цвета. Переступив порог, Димон стащил ботинки, сунул ноги в домашние тапочки. И подумал, что идти на половину жены слишком поздно, он обещал вернуться к девяти, а сейчас четверть двенадцатого. Домработница и няня ушли, как всегда, в восемь, дети спят, и Ленка наверняка спит.
Он прямо в холле он снял пиджак, бросил его на кресло, через голову стянул с себя галстук и до пупа расстегнул белую сорочку. На внутреннем переговорном устройстве мигала красная лампочка, Димон нажал кнопку и услышал голос кастелянши, строгой костлявой бабы в очках, дежурившей за стойкой в нижнем холле. Ее имя и отчество Ошпаренный никак не мог запомнить.
