Дик Френсис - Дорога скорби
"Сид Холли, самодовольно привыкший к тому, что его встречают аплодисментами, как чемпиона, за короткое время потерял карьеру, жену и левую руку, а затем уязвленно наблюдал за взлетом своего друга к известности и положению национальной звезды – и решил, что все это могло бы принадлежать ему. Кто бы подумал, что этот трогательный человечек обманывает? Это вам не Эллис Квинт. У него проблемы с эго, и он уничтожает все, чему завидует".
Это было только начало. В следующем абзаце безжалостно, но неаккуратно исследовались побуждения, которые заставляют участвовать в скачках (при этом игнорировался тот факт, что сам Эллис, по идее, тоже должен был испытывать нечто подобное).
Мое якобы безжалостное стремление к победе, как писала Индия Кэткарт, разрушило все лучшее в моей личной жизни. И то же самое стремление теперь было нацелено на уничтожение моего друга Эллиса Квинта.
"Памп" не допустит, чтобы это произошло. Сид Холли – это таракан, которого пора раздавить. "Памп" это сделает. Миф Холли – всего лишь завеса".
Черт ее подери, подумал я и впервые за восемнадцать лет напился.
Утром в субботу, слоняясь по квартире со страшной головной болью, я обнаружил в своем факсе послание. Записка на знакомом бланке "Памп" от Кевина Миллса. "Сид, извини, но ты сам напросился. Сволочь ты".
Большую часть воскресенья я выслушивал голоса, высказывающие моему автоответчику примерно то же самое.
Два звонка немного развеяли мрак. Один был от Чарльза Роланда, моего бывшего тестя: "Сид, если у тебя проблемы, Эйнсфорд всегда к твоим услугам". Второй был от Арчи Кирка: "Я дома. Норман Пиктон сказал, что вы хотите увидеться со мной".
Они похожи, с благодарностью подумал я. Два человека с холодным бесстрастным рассудком, которые выслушают, прежде чем обвинять.
Я перезвонил Чарльзу, который, кажется, вздохнул с облегчением, услышав мой голос.
– У меня все нормально, – сказал я.
– Однако Эллис – рыцарь в сверкающих доспехах.
– Ага.
– Ты уверен, Сид?
– Безусловно.
– Но Джинни... и Гордон... Они мои друзья.
– Ладно, – сказал я. – Если бы я отрубил ногу лошади, что бы вы сказали?
– Но ты же не будешь этого делать.
– Нет.
Я вздохнул. Вот в чем проблема. Никто не может поверить, что это Эллис.
– Сид, приезжай в любое время, – еще раз пригласил Чарльз.
– Вы моя крепость, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало легко. – Я приеду, если будет нужно. – Хорошо.
Затем я перезвонил Арчи Кирку и спросил, по-прежнему ли Джонатан остается у Бетти Брэккен.
– Я разговаривал с Норманом, – сказал Арчи. – Джонатан теперь увлекся водными лыжами и целыми днями торчит на озере. Бетти платит за это сотни фунтов и говорит, что это достойная цена, чтобы держать его вне дома.
Завтра он тоже будет на озере. Может, нам всем там встретиться?
Мы договорились о времени – и встретились. Когда мы приехали, Джонатан был на воде.
– Вот он, – указал Норман.
Стремительная фигура в алом костюме взлетела по трамплину, взвилась в воздух, перекувыркнулась и опустилась на воду на обе лыжи.
– Это – Джонатан? – недоверчиво спросил Арчи.
– Он самый, – сказал Норман. – Я бывал здесь понемногу все эти дни. У него не только прирожденное чувство равновесия, но он еще и бесстрашен.
Мы с Арчи молча смотрели, как Джонатан выбрался на берег, уверенно бросил веревку и лыжи на причале почти с тем же щегольством, что и сам Норман. Джонатан усмехался. Мокрые полосатые волосы Джонатана были зачесаны назад. Переменившийся Джонатан выглядел ослепительно счастливым.
Однако радость его заметно потускнела от мрачного предчувствия, когда он увидел застывшее на лице Арчи ошеломленно-бесстрастное выражение. Я принес из машины спортивную сумку, вручил ему и сказал, чтобы он унес ее в раздевалку.
– Ладно, – ответил он.
Джонатан ухватился за ремень сумки и пошел к раздевалке босиком, унося свои лыжи.
– Невероятно, – сказал Арчи, но он в жизни на лыжи не вставал.
– Это только начало, – отозвался Норман. Через несколько минут, в течение которых мы говорили об Эллисе, к нам приблизился некто в синем спортивном костюме, в черных кроссовках, бейсболке и темных очках, с листом бумаги в руке. Он остановился футах в пятнадцати от нас.
– В чем дело? – озадаченно спросил его Норман, как незнакомца. Вам что-то нужно?
– Сними очки и бейсболку, – сказал я. Он снял. Полосатые волосы Джонатана приняли свое обычное положение, взгляд был устремлен на меня. Я чуть кивнул ему, он подошел ближе и протянул Норману бумагу.
Арчи выглядел совершенно не заинтересованным. Норман прочел вслух то, что я написал на этом листе.
– "Джонатан, это эксперимент. Пожалуйста, надень одежду, которая лежит в сумке. Надень бейсболку, козырек надвинь пониже, чтобы скрыть лицо.
Надень темные очки. Возьми эту записку. Подойди ко мне, остановись в нескольких футах и ничего не говори. Хорошо? Спасибо. Сид". – Норман опустил бумагу, посмотрел на у Джонатана и тупо сказал:
– Черт побери.
– Ну как? – спросил меня Джонатан.
– Отлично, – сказал я.
– Можно мне теперь переодеться?
Я кивнул, и он беззаботно убежал.
– Он выглядит совершенно иначе, – удивленно прокомментировал Арчи.
– Я совсем его не узнал.
– Вы смотрели программу Эллиса, о которой я писал в рапорте? спросил я Нормана.
– Кассету с наклейками, которые гласят, что это собственность миссис Линды Фернс? Да, смотрел.
– Когда Эллис сидит на полу с детьми, – сказал я, – он одет в темный спортивный костюм с открытым воротом. Шапочку с большим козырьком он сдвинул на затылок. Он выглядит молодым. Мальчишкой. Дети открываются ему... любят его... В нагрудном кармане у него темные очки.
– Но он не мог, – помолчав, сказал Норман. – Он не мог надеть для съемок эту одежду, если она была на нем, когда он уродовал пони Фернсов.
– О да, он мог. Это сильно забавляло его. Ничто не доставляет ему больше удовольствия, чем риск.
– Бейсболка, – задумчиво сказал Арчи, – совершенно меняет очертания головы.
Я кивнул.
– Бейсбольная шапочка и спортивный костюм любого могут сделать незаметным.
– Мы никогда не сможем это доказать, – сказал Норман.
Джонатан, уже переодевшийся, подошел к нам сутулясь и с обычным полунасмешливым выражением на лице. К Арчи тут же вернулось его раздражение.
– Это вам не дорога в Дамаск, – пробормотал я.
– Черт вас побери, Сид, – свирепо бросил Арчи и расхохотался.
– О чем вы толкуете? – спросил Норман.
– Обращение святого Павла на пути в Дамаск произошло как удар грома, – объяснил Арчи. – Сид советует мне не ожидать немедленных чудес у озера.
Джонатан, не слушая, протянул мне сумку.
– Хорошая идея, – сказал он. – Никто меня не узнал.
– Вблизи узнают.
– И все же это риск, – возразил Норман.
– Я вам говорю, что все дело в риске, – сказал я.
– Это бессмысленно.
– В том, чтобы отрубить ногу лошади, смысла нет. Половина людских поступков не имеет смысла. У каждого свое представление о смысле.
Я вернулся обратно в Лондон.
Мне звонили столько, что в автоответчике кончилась кассета. Среди общего потока оскорблений три звонка касались дела, которое я заварил. Все три были от владельцев покалеченных лошадей, и в них звучало эхо непоколебимой убежденности Линды Фернс.
Леди из Челтенхэма: "Печально, что вы могли так обмануться. Эллис совершенно невиновен. Я бы не подумала, что вы ему завидуете, но так говорят все газеты. Простите, Сид, но вам не стоит больше появляться у нас".
Разгневанный ланкаширский фермер: "Вы идиот, вам это известно? Эллис Квинт! Вы тупица. Жокеем вы были отличным. Бросьте эти претензии на звание Шерлока Холмса. Мне вас жаль, парень".
Леди из Йорка: "Как вы могли? Милый Эллис! Я должна сказать, что он стоит десяти таких, как вы".
Я выключил критикующие голоса, но они продолжали звучать в моем мозгу.
Пресса более или менее следовала в направлении "Памп". Эллис улыбался с фотографий на страницах почти всех газет. Суд прессы постановил, что Эллис Квинт – несправедливо обвиненный герой, а Сид Холли – вертлявая завистливая шавка, хватающая его за пятки.
Я знал, что будет плохо, так откуда это желание разбить голову о стену? Я всего лишь человек, и нервы у меня не из вольфрама, что бы об этом ни думали.
Четверг прошел примерно так же. Я все еще не разбил себе голову. Хотя и был к этому близок.
В среду Эллис опять предстал перед судом, и на этот раз его выпустили под залог. Позвонил Норман.
– Уши заткнули? – спросил он. – Как в прошлый раз?
– Наглухо, – уверил его я.
– Все было решено заранее. Заседание заняло две минуты. Только чтобы объявить решение. Пресса приехала, когда все уже кончилось. Эллис встретил их уже на свободе, широко улыбаясь.
– Черт. – Его адвокаты отработали свой гонорар, – продолжал Норман. – Глупо думать, что уравновешенный человек намерен убить себя – его галстук каким-то образом затянулся, но он старался его развязать. Полицейский, которого он толкнул, не представился должным образом и теперь разгуливает в удобном гипсе. Жеребец, в нападении на которого обвиняют Эллиса, жив и прекрасно себя чувствует. Поскольку можно отпускать под залог обвиненных в убийстве, нет необходимости дольше задерживать Эллиса Квинта по менее серьезному обвинению. И вот... он выходит.
