Пьер Пело - Братство волка
– Я была совсем маленькой девочкой, когда приходила играть сюда вместе с братом.
Она выразительно посмотрела на Грегуара.
– И вы не боялись?
– С моим братом, – сказала она с расстановкой, подчеркивая каждое слово, – нет. Он говорил мне, что защитит меня от призраков…
* * *Казалось, это длилось целую вечность. Они пробежали не один десяток лье, продираясь сквозь кустарники и заросли вереска, спускаясь по склонам, покрытым булыжниками, которые больно ранили лапы, перепрыгивая через расщелины, и слились в один поток с теми, кто пришел с гор и предгорья. Со всех сторон на них накатывалась волна одного и того же ужаса. Подхлестываемые стелющимися по земле криками, когда казалось, будто в этот день все люди вышли из своих логов, сделанных из камня и огня, волки летели вперед сломя голову. Подгоняемые упругими потоками ветра, они мчались изо всех сил, сбивая подушечки на лапах, превозмогая боль во всем теле и не замечая более никаких пометок на земле. Их преследовал огонь, он настигал их и пожирал, а затем вдруг разгорелся еще ярче, ослепив своим белым сиянием и испепелив землю и деревья. А потом грянул гром и разорвал тучи в клочья; небо извергло из себя сталь, и выстрелы, и языки пламени, и зловонное дыхание…
Вперед…
Только вперед – мимо тех, кто падал вниз, истекая кровью и исходя криками ужаса; мимо тех, кто был пронзен пулями, изрубившими их плоть и искрошившими кости. Вперед – сквозь душераздирающие вопли людей и лай собак, кувыркаясь и падая на бегу, подставляя себя ружейным выстрелам, покрываясь серыми разводами грязи, сквозь смрад и ужасные звуки этой резни.
– Вот этот! Этот! – закричал дю Амель, лицо которого почернело от пламени и пороха.
Огромный ощетинившийся волк с распахнутой пастью подпрыгнул на высоту лошадиного крупа, и стало слышно, как щелкнули его клыки. Он пробежал между ног заржавшей от ужаса лошади Жана-Франсуа де Моранжьяса, отскочил в сторону и чуть не скинул на землю ее всадника.
Этот крупный самец удирал со скоростью молнии, пересекая место побоища и невероятным образом избегая пуль, в сопровождении нескольких волков. Первый из всадников бросился ему вдогонку, но задел дубовую ветку и кувырком слетел с лошади, ударившись спиной о корень дерева и зацепившись ботинком за стремя. Жан-Франсуа, рассекая чащу крупным галопом, с криком погнался за зверем, проскочив мимо грохнувшегося наземь неудачника.
* * *Она не протестовала и даже не думала протестовать, когда он сел рядом с ней, закрепил на картоне чистый лист бумаги и принялся рисовать ее портрет. И окружающая обстановка, и весь этот день с его событиями, которые привели их в это место, где она, естественная и умиротворенная, позировала ему, сидя у разрушенной стены призрачной часовни с ружьем в руках, чрезвычайно располагали к этому. Марианна не произносила ни слова, он тоже молчал, и только ветер кружил вокруг них, опутывая своими нитями, нашептывая загадочные слова, обдувая ветви деревьев и срывая с них листья. Иногда раздавалось негромкое фырканье лошадей, которые тянули поводья, привязанные к крепким лианам узорчатого плюща, и пощелкивали уздечками. Время от времени издавала звонкую трель какая-то пичуга, всегда одинаковую, после чего улетала, мелькая между ветвями маленькой темной тенью. А грифель скрипел по бумаге, и та отвечала на его прикосновение тихим шелестом.
В какой-то момент, когда Грегуар поднял глаза от своего рисунка, его пронзил неожиданный, как молния, глубокий взгляд зеленых глаз, устремленный на него. Совершенно серьезно Марианна спросила, почему ему не понравилась погоня. Грегуар ответил вопросом на вопрос, осведомившись, является ли в этой стране преступлением отказ носить униформу с красными фалдами на мундире. Она не сказала ни слова и просто перевела взгляд на мрачнеющее небо. Позже, глядя на лицо, изображенное на белой бумаге, шевалье пояснил, что, по поверьям индейцев, нарисовать кого-либо означало забрать его душу и силу. Прищурив глаза, девушка спросила, нужна ли ему ее душа, но Грегуар предпочел промолчать. Она не стала повторять свой вопрос, и между ними вновь установилось глубокое молчание.
– Ну что, вы закончили, мсье портретист? – поинтересовалась Марианна.
– Конечно нет, – ответил Грегуар. – И знаете, я никогда не закончу. Это эскиз, а эскиз не может быть законченным.
– Ваши модели обычно ведут себя терпеливо? Что они делают, чтобы не…
Она не успела договорить, потому что в этот миг вдалеке раздался глухой, тяжелый выстрел. Затем загудели охотничьи рожки и послышался лай собак.
Марианна поднялась, схватила ружье, зарядила его, проверив, чтобы затвор был установлен в правильном положении, и, медленно подняв приклад, положила его на плечо.
Краем глаза Грегуар видел, как Мани подбежал к лошадям и, не говоря ни слова, в два прыжка вскочил на обвалившуюся стену. Его руки были пусты: ружье, которое дал ему Тома, он оставил в охотничьем лагере.
Из глубины леса доносился приближающийся стук копыт. Собаки, казалось, делали бесконечные круги у одного и того же места, как будто заметив там что-то, и теперь сходили с ума.
Внезапно густые заросли раздвинулись и волк вышел на открытое пространство. Большеголовый, со вздыбленной гривой и разверзнутой пастью, из которой текла слюна, он тяжелым взглядом, словно зажженным солнцем, обвел людей.
Его появление повергло их в ужас, все словно окаменели.
Но уже через мгновение, когда Грегуар увидел, как Марианна подняла ружье к плечу и прицелилась, его сердце забилось сильнее. К волку галопом приближались всадники, много всадников.
Зверь зарычал, подняв губу и обнажив длинные клыки, покрытые пенистой слюной. Он пошел вперед. Его серое от грязи тело покачивалось от усталости. Он направился прямо к руинам, и было видно, как под его шкурой, покрытой всклокоченной шерстью, подрагивали мускулы.
Тонкий лучик света протянулся вдоль ствола. Марианна не дышала, но за секунду до того, как ее палец неслышно нажал на курок, Грегуар протянул руку и поднял вверх ствол ружья. Она вскрикнула от неожиданности, и ее лицо, освещенное вспышкой от выстрела, исказилось от негодования. После отдачи приклад ружья попал ей под мышку, и девушка упала на спину.
Волк запрыгнул на стену церкви, преодолел ее в три прыжка и взлетел на верхнюю перекладину стены, замерев на миг в золотом сиянии солнца, которое своим мягким светом ласкало руины, еще дрожащие от эха выстрела.
Зверь застыл, стоя на камне на расстоянии вытянутой руки от Мани, – было слышно, как он рычит, перекрывая своим рыком стук копыт приближающихся галопом лошадей, – подпрыгнул и оказался между человеком и лошадью. Резко развернувшись, он оттолкнулся от стены и исчез в тот самый момент, когда из зарослей показался Жан-Франсуа, который как будто вышел на театральную сцену, где появление каждого актера точно прописано. Молодой граф выехал из чащи, ломая ветви кустов, и все увидели, что поводья лошади были привязаны к его единственной руке, в которой он держал ружье. Он остановился и, спрыгнув на землю, приблизился к стене, за которой стояла Марианна. Граф был таким же бледен, как Грегуар и Марианна, но его бледность объяснялась мощным, безудержным порывом ярости. На лбу молодого человека выступили капли пота, а пряди черных волос выбились из-под ленты, повязанной на голове.
– Моя бедная Марианна, – то ли сказал, то ли выплюнул он. – Так вот за кем ты сегодня гонишься! Ты ищешь свою смерть?
Побледнев еще больше, девушка открыла рот, чтобы ответить, но не успела.
– Это я во всем виноват, – сказал Грегуар. – Это я…
– Что я? Кому вы это рассказываете, монсеньор? – обрушился на него Жан-Франсуа.
Он высоко поднял руку, схватил в зубы поводья и, наклонив голову, повел лошадь в сторону. Затем он развернул ее, вскочил в седло и, извергая проклятия, помчался в погоню за волком, чем немало позабавил Мани.
За ним двинулись вперед остальные всадники: капитан дю Амель, драгуны с саблями наголо, раскрасневшиеся и запыхавшиеся буржуа. Вся компания пронеслась, как ураган. Капитан что-то выкрикнул, и Марианна ему ответила, показывая рукой, в какую сторону поскакал ее брат. Правда, это было не совсем то направление, в котором скрылся матерый волк. Вскоре шум удалился, и на поляну опустилась тишина, прерываемая только шорохом падающих листьев.
Некоторое время Марианна еще оставалась в напряженной боевой позе и вглядывалась в густые заросли перед собой. Грегуар, заметив, что у нее дрожит подбородок и она едва сдерживает слезы, деликатно отвернулся. Девушка выпрямилась и стала отряхивать юбку, очищая ткань от колючек и налипших травинок. Затем она взяла ружье и спустилась с камней, чтобы подойти к лошади и снять с седла пороховницы. Перезарядив ружье и подышав в базель перед тем, как наполнить его порохом, она замерла, не поднимая глаз на Грегуара и делая вид, что игнорирует его присутствие. Он знал, что сейчас все очень запуталось и может привести к необратимым последствиям… Не в силах отделаться от щемящего чувства в груди, он произнес:
