Пьер Пело - Братство волка
Мани ехал чуть поодаль, и его лицо казалось мрачным, как будто звуки, доносившиеся до индейца, иголками впивались в его кожу, а сам он видел и чувствовал все, что скрывали от него даже те, кто ползал под корой деревьев.
Жан-Франсуа проворчал, заканчивая свою мысль по поводу местных жителей:
– Суеверные животные, в основном. Как и везде… – Встретив вопросительный взгляд Грегуара, он уточнил: – Аборигены…
– О! – оживленно воскликнул Грегуар. – Аборигены… Да, у некоторых американских индейцев, в частности в Новой Англии, охотники едят сердце своей добычи, чтобы обрести ее силу. Но не делаем ли мы того же, лакомясь соусами или жарким?
– Чтобы стать храбрее? В Африке воины закусывают сердцами своих врагов. – Жан-Франсуа криво усмехнулся и вдруг неожиданно поинтересовался: – Как вы находите мою сестру, шевалье?
Внезапно прозвучавший вопрос вызвал замешательство, и Грегуар поморщился. На его счастье, к ним подскакал отец Жана-Франсуа в сопровождении нескольких друзей.
– Ну что ж, шевалье, как вам прогулка? – весело спросил граф.
То есть все же это была прогулка… Шевалье быстро взглянул на Жана-Франсуа, но тот довольно бесцеремонно отвернулся. Грегуар ответил, что прогулка ему вполне по душе.
– Я надеюсь, – сказал граф, трясясь в седле, – что мой сын-исследователь не слишком надоел вам своими россказнями про Африку.
– Напротив, мсье. Мне кажется, у нас с ним довольно много общих интересов.
На этот раз, когда взгляд однорукого всадника на долю секунды встретился со взглядом Грегуара, последний заметил, что глаза молодого графа злобно блеснули. Всего лишь на миг, словно короткая вспышка, в нем загорелась яркая искра ненависти, но уже в следующее мгновение она сменилась веселой заинтересованностью, как будто ничего и не было…
– Я не сомневаюсь, что у нас достаточно тем и для полемики, – весело заявил Жан-Франсуа.
Грегуар знал, на кого он смотрит, говоря об этом, – на ту, которая ехала впереди них.
– Таков уж мой сын, мсье натуралист, – констатировал граф. – Он не мыслит свою жизнь без спора.
Всадник, который скакал в их сторону, поднимая за собой вихрь бурых листьев и ловко лавируя между стволами буков, вскоре приблизился и остановился в нескольких шагах от них. Спрыгнув на тропинку, он перебросился несколькими словами с теми, кто возглавлял охоту, снова вскочил на коня и подъехал к Марианне, поджидая, когда к ним присоединится вся группа. Это был Тома Д’Апше. Его лицо, такое же красное, как и у графа, светилось от возбуждения, а глаза так блестели, как будто он узнал нечто очень важное.
– Мсье граф, Жан-Франсуа, – сказал он, – надо сообщить вашим людям, чтобы они направлялись в сторону Уйера. Мои охотники пойдут на юг, и тогда мы встретимся возле Круа-Жак.
– Это приказ, маркиз? – весело осведомился граф.
Тома д'Апше покраснел еще больше.
– Мы окружили волков, и теперь их загоняют туда, мсье!
– О Боже! – воскликнул граф, не скрывая иронии. – Все-таки это приказ. И мы ему последуем, Тома!
– Мы окружили волков! – восторженно повторил молодой человек, обращаясь к Грегуару, который первым попался ему на глаза.
Внезапно все лошади, следовавшие за Тома, встревожились, что привело к беспорядочному движению. Один из всадников потерял стремена, а другой тут же попытался его обогнать. Возникла непредвиденная заминка, многих всадников вытолкали на обочину, а прочие осторожно сдерживали коней, ожидая, когда все вернется к порядку. Мани и Грегуар отъехали в сторону, подальше от суматохи, и оказались рядом с Марианной де Моранжьяс, возле которой шевалье придержал свою лошадь.
– Позвольте мне защитить вас от этой сумятицы, – сказал Грегуар, галантно приподняв шляпу.
– Вы шутите?
– Нет конечно… Или, может быть, это не сумятица? Неужели мадам графиня все-таки позволила вам поехать на эту охоту?
– Мне сдается, что каждый видит то, что он хочет. Во всяком случае, я здесь нахожусь только для того, чтобы преследовать…
Она улыбнулась и лихо потрясла своим ружьем.
– Каждый видит то, что он хочет, – повторил Грегуар и строго добавил: – Она, вероятно, заботится о дочери, во всем себе отказывает ради нее, но не может противостоять решению юной особы…
– Моя мать вовсе не такая несчастная, как вы ее себе рисуете, но, конечно, она всегда обо мне заботится, – ответила Марианна. – Правда, иногда мне приходится настаивать на том, что я считаю правильным. И вообще, если бы я во всем ее слушалась, трудно представить, что из этого могло бы выйти. Перед вами сейчас стояла бы, а скорее всего, не стояла бы, монашка. Святой отец убедил мою мать, несчастную женщину, что я просто создана для монашеской ризы. Представляете?
– Какой ужас! Убедил? И она его слушает? Как такое вообще могло прийти в голову?
– Аббат Сардис своими молитвами и многочисленными мессами спас моего брата от лихорадки, когда тот вернулся из Африки…
– Ну конечно!
Сделав недовольное лицо, девушка придержала своего беспокойного коня и, разглядывая всадников через плечо Грегуара, сказала:
– Я знаю, что вольнодумцы не верят в силу молитв, и я думаю…
– Вольнодумцы?
– Так о вас говорят, шевалье.
– Чего только обо мне не услышишь! Но почему же никто не говорит, что я влюблен?
Марианна потянула за поводья, и ее конь развернулся. Грегуар увидел, что щеки девушки порозовели. Скользнув взглядом по его лицу, обрамленному развевающимися на ветру волосами, она спросила:
– А вы влюблены?
– Но это же очевидно.
Она прыснула со смеху и, еще больше покраснев, отвела глаза.
– Это смешно. Мы ведь почти незнакомы…
Она остановилась на полуслове и, теперь уже бледная от неожиданного конфуза, пришпорила коня и пустилась галопом. Грегуар позвал ее, весело выкрикивая ее имя, и поскакал вслед за ней.
Мани ударил своего коня пятками и, не проронив ни слова, последовал за ними.
Соблюдая некое подобие порядка, охотники выстроились на дороге, отмеченной колесами телег, следами от бревен и ботинок из бычьей кожи, и смотрели на графа-отца де Моранжьяс и его сына, которые проводили удивленным взглядом пустившуюся галопом троицу. Наблюдая, как его сестра и сопровождающие ее мужчины исчезли среди редких деревьев, растущих на склоне, Жан-Франсуа сказал:
– Отец, нужно заставить Марианну ездить по-дамски.
– Заставить! – Граф залился смехом. – В ее возрасте ей не повредит немного физических упражнений.
– Мой отец ни в чем не видит зла, – вялым голосом произнес сын, повернувшись в сторону испачканных желтой грязью деревьев, растущих вдоль поворота тропинки, куда завернули трое всадников.
– Зато мой сын видит зло во всем, – грустно сказал граф, проследив за взглядом Жана-Франсуа. – Не стоит беспокоиться. Твоя мать замечательно о нас всех заботится. Поехали. У Марианны своя голова на плечах, и она знает, что делает. – Граф старался говорить громко, с той бодростью в голосе, которая, как ему казалось, помогала забыть и избавиться от всего, что могло повлечь за собой проблемы и помешать тому, что он намеревался сделать. Он потянул поводья, ударяя лошадь бедрами и понукая ее щелканьем языка, и заставил животное развернуться в сторону группы всадников.
– А я знаю, куда она поскакала, – прошептал Жан-Франсуа, оставаясь неподвижным.
Они мчались изо всех сил, со скоростью пули, ломая полые стебли высохшей травы и хрупкие ветки молодых деревьев, издавая вой и рычание, болью отдающиеся в голове. Задыхаясь от запаха дыма и щелкая зубами, они в ужасе открывали пасти и вдыхали запах прелой листвы, раздираемой их когтями. Волки спасали бегством свою жизнь, ныряя в заросли густых кустарников и взбираясь по самым труднодоступным тропкам.
Потеряв самок и нескольких самцов, он чуял, что его собратьев осталось совсем немного и что все они были полны ужаса, хотя и затаились в разломах и сухих расщелинах утесов, куда не могли забежать собаки в ошейниках с острыми шипами и куда не могли пробраться люди… Где они? Где его самка и все остальные? И те, кто жил с ним в логове, и щенки…
Он снова тронулся в путь, тяжело дыша и широко открывая пасть, а за ним бежали другие волки, вынужденные покинуть свои территории…
Отовсюду доносились крики, как будто кто-то невидимый, без цвета и запаха, разрывал их на части. Ветки нещадно били его по морде, но волк не замечал этого, стараясь не пропустить внезапно разверзающихся перед ним расщелин. И вот прозвучал выстрел, отдаваясь в горах гулким эхом, и за ним последовали еще выстрелы, слившись в глухую канонаду, и земля, камни и корни деревьев – все круговертью понеслось перед его глазами.
Покрытый рыжеватой шерстью молодой самец, который подпрыгнул одновременно с огромным серым волком в одном с ним направлении и который с тем же выражением глаз смотрел на черную расщелину, поросшую желто-зеленым ирисом, взвился так же мощно и так же упруго, как матерый вожак. Но на самой высокой точке своего прыжка он вдруг издал отчаянный визг, вырвавшийся из его широко открытой пасти, и, кувыркаясь, упал на землю. По жесткой шерсти с его головы тонкими струйками потекла кровь.
