Лука Ди Фульвио - Чучельник
Весть, приведшую к обнаружению трупа, сообщил им некто Жоакин Бока, иностранец, имевший несколько приводов не слишком серьезного свойства – за проституцию и трансвестизм. Сексуальные отклонения, зависть к женщинам, особенно преуспевающим, порой доводят до насилия и даже до убийства. Но Жоакин Бока был простой потаскун, отнюдь не маньяк. Скорее всего, детство он провел в нищете и часто подвергался насилию, но тем не менее психопатом не стал. Амальди допрашивал его, и тот хнычущим голосом сообщил все, что знал по этому делу.
В воскресенье вечером Жоакин позвонил в домофон жертвы. У них было назначено романтическое свидание. По его словам, антикварша подобрала его на улице, подкормила и сделала своим любовником. Жоакин Бока не был педерастом по призванию: он любил женщин, но зарабатывал, продавая себя мужчинам. В тот день он встречался с клиентом, чтоб немного подработать, а вечером, когда жертва не ответила на его звонок, решил, что она его выследила. Он пошел и напился с горя в баре, куда захаживали в основном гомосексуалисты. Несколько свидетелей подтвердили, что видели его там. В понедельник утром он отсыпался, отходил от перепоя, однако несколько раз позвонил антикварше, но никто ему не ответил. После обеда, посыпав главу пеплом, отправился в лавку. Опущенные жалюзи его насторожили: работа у его благодетельницы всегда была на первом месте. Если ей надо было уехать на оценку товара, она оставляла вместо себя подругу. Подруга на допросе заявила, что с пятницы не имела от Вивианы Юстич никаких известий. Жоакин Бока дождался вечера и вновь пошел на квартиру антикварши. Долго звонил в домофон, но так и не получил ответа. Тогда он в первый раз позвонил в полицию заявить об исчезновении антикварши, но не назвал себя. Звонок зарегистрировали, но никаких мер не воспоследовало. В полиции не торопятся действовать по анонимным звонкам. Утром во вторник лавка была все еще закрыта. Судьбе было угодно, чтобы заявление Жоакина принял агент, знакомый с Вивианой Юстич, иначе ее труп не был бы обнаружен еще бог знает сколько дней. Полицейский немного расширил свой обычный обход и заглянул в переулок с обратной стороны лавки. Увидев торчащий в замке сломанный ключ и красную надпись на двери, он тут же вызвал опергруппу. С помощью слесаря они вошли в помещение и застали там тихий ужас. Несколько соседей обратили внимание на красную надпись, но подумали, что это дело рук малолетних вандалов. Рассматривая фото двери с увеличенной надписью, Амальди неодобрительно качал головой: люди не видят того, чего видеть не хотят.
«viSitA intEriOra teRRae reCtificanDO iNvEnies OcCuLtUm lapIdEm», – гласила странная надпись.
Первоначальный вариант перевода был таков: «Спустись во чрево земное и, поискав, найдешь оккультный камень».
Над надписью был нарисован стилизованный ангел, державший в правой руке лук, а в левой – направленную вверх стрелу. Над острием стрелы был нарисован кружочек. В начале и в конце фразы обнаружились отпечатки довольно маленьких рук – левой и правой. Когда полицейский обнаружил надпись и отпечатки, они показались ему почти черными, но эксперты сразу установили, что чернилами послужила кровь. Чтобы подтвердить соответствие крови жертвы, нужна была более длительная экспертиза, но на этот счет ни у кого не возникало сомнений. Едва ли убийца (в том, что надпись оставлена убийцей, тоже никто не сомневался) стал бы добывать другую кровь, когда у него под рукой ее было целое море. Вдобавок полиции совершенно ясно, что убийство носит преднамеренный характер. Случайность и аффект полностью исключаются.
Соседи не видели, чтобы кто-либо входил или выходил из лавки.
Больше всего заинтриговало Амальди то, что убийца пошел на такой огромный риск. Написать фразу, нарисовать ангела и оставить отпечатки ладоней – дело не одной минуты. Но, должно быть, он все заранее просчитал и предусмотрел. Надпись была частью кошмарного обрядового зрелища в лавке. Только если в лавке он был один, то в переулке его запросто могли увидеть. Даже если он делал свое дело под покровом ночи (как оно, скорее всего, и было), все равно это большой риск. Из первых анализов явствовало, что он писал и рисовал так, чтобы не оставить отпечатков. Но каким образом? Макал пальцы в лужицу, образовавшуюся у ног Вивианы Юстич, и возвращался в лавку всякий раз, как у него кончались чернила? Или сразу набрал крови в какую-нибудь посудину? Амальди содрогнулся, подумав об импровизированной чернильнице. Отпечатки ладоней свидетельствовали в пользу самой дикой версии. Он уже распорядился собрать все отпечатки в лавке и в квартире антикварши. Возможно ли, чтобы убийца, который писал и рисовал в перчатках, оставил подобную подпись? Нет, едва ли. И возможно ли, чтобы у него были такие маленькие женские руки, хотя все остальное подразумевало, что орудовал мужчина? Тоже вряд ли. Логичнее всего предположить, что он начертал свое послание руками убитой, перепачканными в ее собственной крови. Убийца ампутировал их и унес с собой как трофей, заменив подходящими по размеру конечностями деревянной куклы.
Амальди вышел в переулок и оглядел дверь. Слесарь сработал довольно чисто, но в замке и на стене тем не менее остались следы его инструментов. Амальди представил себе, каково это – рисовать отрубленными конечностями и оставлять их отпечатки. Еще одна опасная операция: любой, заметив ее, поднял бы тревогу. Однако в ту ночь в доме напротив не нашлось ни одного человека, которого бы мучила бессонница и он курил, стоя у окна, выходящего в переулок. Убийца вознагражден за свою дерзость. Волею судеб он стал невидимкой. О том, куда он дел руки, Амальди пока не думал, но подчиненным поручил на всякий случай пошарить в окрестностях. Работа, прямо скажем, трудоемкая. Правда, ее облегчает то, что муниципальные служащие не перейдут им дорогу: забастовка мусорщиков продолжается. Амальди попросил комиссара связаться с муниципалитетом и заручиться помощью хотя бы в этом вопросе. Но профсоюзы были тверды: ни один мешок не будет вывезен до окончания забастовки. Борьба за рабочее дело важнее отрубленных рук убитой. Что ж, если убийца бросил руки в мусорный контейнер, они сами их найдут.
Но чутье ему подсказывало, что он не избавился от рук. Сколько времени потрачено, чтобы заполучить их, не для того с таким старанием отпиливал их убийца, чтобы потом выбросить. Патологоанатом утверждает, что кожу он надрезал скальпелем, предварительно проведя жирным карандашом линию отреза. Он добрался до плечевого сустава, перерезал сухожилия и аккуратно вывинтил руки, так что даже царапин на кости не осталось. Затем не менее аккуратно пришил на их место искусственные конечности, хотя они были негнущиеся и тяжелые. Проверил прочность стежков. Он же не мог знать, когда обнаружат труп, и не мог допустить, чтобы время свело на нет все его старания. И о рукавах платья позаботился. Талантливый хирург, искусный портной. Профессиональный мясник.
Амальди вернулся в лавку. Убийца хотел расчленить жертву? Всю, целиком? Ему не хватило времени? Маловероятно. От антикварши ему нужны были только руки. Для чего – поди знай. Он был знаком с нею? Как и когда он проник в лавку? Через черный ход, когда хозяйка опустила жалюзи? Скорее всего, так. Он был с ней знаком, постучал в дверь, и она его впустила. А может, поджидал в засаде и, когда она вышла, втолкнул обратно в лавку. Следов борьбы они не обнаружили, но убийца вполне мог их уничтожить. Орудие убийства – алебарда. Амальди предполагал, что убийца отчистил ее, не чтобы замести следы, а из любви к порядку. По всему выходит, что убили ее там, где был найден труп. Но как же он добился полной ее неподвижности? Следов веревок на трупе нет, на черепе никаких повреждений, кроме небольшого синяка. От такого удара едва ли можно потерять сознание.
Амальди покружил по магазину без видимой цели, просто пытаясь составить себе представление о характере Вивианы Юстич. Антикварша была незаурядной личностью. Много лет назад ей каким-то образом удалось снискать доверие знатных семейств города, и те, желая по той или иной причине избавиться от фамильной ценности, обращались именно к ней. Антикварша тщательно удаляла все печати и гербы, а также документацию о совершенной сделке. В ее амбарных книгах не было никаких записей ни о поступлении, ни о сбыте. По сути дела, сделки эти следовало считать незаконными. Но для привлечения ее к ответственности не было никаких оснований. Она никогда в жизни не была замужем. Для удовлетворения плотских потребностей содержала молодого трансвестита. Потребности, видимо, были весьма специфического толка. Причем не обязательно извращенного. Не исключено, что ее возбуждало сознание собственной власти, признательность облагодетельствованного ею существа. Чего еще было ждать от парня этой пятидесятипятилетней уродливой толстухе?
Амальди заглянул под стол, на котором она сидела. Кровь испарилась, оставив на полу темное пятно. Столешница обтянута кожей, по бокам две тумбы, в каждой по три ящика. Он пошарил под правым нижним. Дерево шероховатое. Занозил палец, выдернул занозу и пососал ранку. Потом точно так же пошарил под левой тумбой. И, едва просунув руку вглубь, тут же нащупал их. Они зашуршали от его прикосновения. Тогда Амальди поднялся, отодвинул письменный стол от стены, чуть наклонил его и посветил фонариком на дно тумбы. К дну несколькими канцелярскими кнопками были пришпилены три высохших листка.
