Кристоффер Карлссон - Невидимка из Салема
– Я нашла одного Йона Гримберга, который родился в семьдесят девятом, с пропиской в Салеме, – услышал я голос Алисы. – Богатое уголовное прошлое, но первая запись – от девяносто седьмого года. Мать родилась в пятьдесят шестом и умерла в девяносто девятом, отец скончался три недели спустя.
– Всего через три недели?
– По сведениям из моего компьютера.
– У вас есть его адрес? Йона?
– Нет. Я… ой, подождите, – ее голос звучит смущенно, а, судя по всему, ее редко чем можно смутить. – Последняя запись о нем – в книге переписи населения в Хагсетре. Этому адресу – десять лет.
Она дает мне адрес, и я стараюсь запомнить его.
– То есть он умер?
– Нет. И не покидал страну. По крайней мере, здесь у меня таких сведений нет. Он есть в базе данных неустановленных личностей. Больше я не могу сказать – только то, что налоговая занесла туда его имя. Можно запросить у них информацию, но даже с учетом высокого приоритета это займет несколько часов.
База данных неустановленных личностей. В ней – люди, с которыми органы власти Швеции по разным причинам не смогли вступить в контакт. Люди с темным прошлым, а также те, кто не хотел быть найденным. Данные лиц с засекреченными личными данными или поддельными отпечатками пальцев тоже перенесены в этот список. Та же ситуация с личностями с неопределенным местом жительства в течение двух лет и более. Никакие особые фильтры, даже возрастные, не применяются. Людей переносили в другую базу лишь в случае смерти или эмиграции, или если они вернули изначальное гражданство либо постоянно проживают в Швеции. В последних трех случаях не требуется особых доказательств. Достаточно того, что человек один раз расплачивается кредитной картой, проходит таможню на границе или обращался к агенту по продаже недвижимости. Йон Гримберг ничего подобного не совершал, раз до сих пор находился в регистре. Как будто он просто исчез.
– Предполагаю, что это важно, – произносит Алиса, а я стою на перроне и смотрю, как из черной пасти туннеля мчится поезд серебряного и голубого цветов.
– Да, – отвечаю я. – Так и есть. Это касается его сестры.
– Юлия, – читает она с экрана. – Юлия Гримберг?
– Верно.
– Умерла в августе девяносто седьмого.
Я сглатываю, и перед внутренним взором проносится цепочка.
– Верно.
Над Хагсетрой светит солнце, и на площади пинают мяч загорелые ребятишки, переговариваясь на незнакомом мне языке. Последний известный адрес Грима – здесь, рядом с площадью. Светлые высотки с маленькими окнами напоминают Салем. Двери подъезда открыты, и я поднимаюсь по ступенькам на второй этаж и звоню в первую из трех дверей. Никого. Вместо этого открываются две другие двери, и я представляюсь как друг Йона Гримберга, но соседи не слышали такого имени. Свои квартиры они получили от бюро по распределению жилплощади. Мне захотелось узнать, в какой из квартир он проживал, и я чуть не поддался импульсу попроситься внутрь и осмотреться, по большей части из-за большого желания увидеть, как он жил. Это все равно ничем не помогло бы. Я благодарю за помощь и ухожу.
Звоню Феликсу, но тот не отвечает. Остаток вечера я трачу на то, чтобы попытаться найти следы Йона Гримберга по проверенным каналам, но ни один из них не дает нужной информации. Я даже доезжаю до Государственного налогового управления в Сёдермальме, сажусь там за компьютер, просматриваю их регистры, но и там пусто. Складывается впечатление, что Грим перестал существовать десять лет назад.
Я начал сомневаться в себе. Немногие знают, какую цену приходится платить при сокрытии информации в полицейском расследовании, и поздно вечером, в своей квартире, я уже готов звонить Габриэлю Бирку и все рассказать, как вдруг телефон в моей руке начинает вибрировать. Сэм.
Заградительная лента на Чапмансгатан висит до сих пор. Я наблюдаю, как она трепещет на ветру, как прохожие все еще останавливаются посмотреть, что случилось. Автомобиль припаркован вдоль улицы. Я предполагаю, что водитель – внутри, но не уверен до конца.
– Алло?
– Это Сэм.
– Привет, Сэм.
– Я, ой… я побеспокоила?
– Нет, всё в порядке.
– Я просто подумала… После того, как ты ушел.
– Да? – Я сильнее прижимаю трубку к уху. – Спасибо, что нашла для меня время.
– Позже ко мне зашел клиент. Думаю, ты знаешь его, его все называют Вигго.
Я знаю его. Он – поставщик Феликса. Один из тех, с кем я встречался сегодня, после того, как покинул Хагсетру. Он подтвердил, что слышал, как кто-то ограбил шлюху возле Кронобергспаркен, но еще не связал этот факт со смертью Ребекки Саломонссон.
– Я встречался с ним сегодня, – сказал я. – Ничем не помогло.
– Он рассказывал. Так как он знает о нас с тобой… в общем, он упоминал, что встречался с тобой, и что ты интересовался неким Гримом.
– Йон Гримберг, – застываю я. – Это верно.
– Ты мне не говорил, когда мы встречались. Ты не упоминал его имени, и что ты искал именно его.
Я слишком хорошо ее знаю и чувствую обиду в ее голосе.
– Это не было настолько важным, – извиняюсь я. – Это выяснилось позже.
– Я думаю… не знаю, кто такой Йон Гримберг, но мне знакомо имя Грим.
Внизу на улице заводится автомобиль. Я, колеблясь, подхожу к окну. Кабина освещена мобильным телефоном. Внутри смутно вырисовывается фигура, больше ничего.
– Ты сейчас где находишься? – спрашиваю я.
– А что?
– Нам нужно встретиться.
– Лео, не думаю, что это очень хорошая идея, мы не мо…
– Речь о другом.
– А о чем тогда?
Я делаю глубокий вдох и пытаюсь угадать, кто сидит внутри машины на улице. Подозревая, что я – параноик, произношу:
– Думаю, телефон прослушивается.
XIII
Вечер. Я бреду по улицам Кунгсхольмена по направлению к БАРу. Глупый выбор для встречи с Сэм, но это единственная нейтральная территория, которая пришла мне на ум. По дороге туда я пытаюсь выявить за собой хвост, выбираю обходные пути, но это сложно. В квартале много узких улиц и переулков, которые встают на пути совершенно непостижимым образом. В этом городе есть уголки, из которых, кажется, не существует дороги обратно. За неоновыми вывесками и уличными фонарями лежит чернильная темнота, которую можно практически потрогать и ощутить на языке при зевке.
Автомобиль исчез с улицы. Я не видел его с тех пор, как двинулся в путь. Телефон молчит. Ребекка Саломонссон мертва и в ее руке – подвеска Юлии, с моими отпечатками пальцев. Кто-то подложил ей это украшение, и я должен найти Грима. Мы не виделись в течение пятнадцати лет, почти половину моей жизни. И почти половину его жизни. Но он, возможно, способен ответить на мои вопросы. Возможно, у нас появится свидетель, который убедит Бирка в моей невиновности и полной непричастности к ее смерти. Проблема со свидетелями всегда одна – они ненадежны. Они лишь косвенно подтверждают то, что в действительности случилось. Ни один полицейский не доверяет другим людям, и если прочие улики указывают на меня, то мне не поздоровится.
Его мать умерла давно. Я не знал этого и недоумевал, как так случилось. Скорее всего, самоубийство. И отец. Я стараюсь вспомнить, что Алиса говорила по телефону. Что-то про три недели. Его отец умер спустя три недели после матери. Где бы сейчас ни был Грим, он остался без семьи.
Я размышляю о том, кем Ребекка Саломонссон хотела стать в детстве, и о том, как быстро кончилась ее жизнь. Настоящее таких женщин, как она, не пророчит светлого будущего, и, может, то, что с нею случилось, было и к лучшему. Эта мысль довольно противоречива, но зачастую правда такова.
Анна стоит на углу барной стойки и наливает себе бурбон «Джим Бим» из черной бутылки. Слабой улыбкой приветствует меня, стоящего в дверях, и отпивает из стакана.
– Я думала, ты позвонишь, – говорит она.
– Я не… – Подхожу к бару, прислушиваясь к стуку моих ботинок. – Ты одна?
– У нас десяток клиентов, которые задерживаются здесь на час раз в неделю. – Она залпом допивает бурбон. – Я здесь практически всегда одна.
– Я здесь бываю чаще.
– Ты – не в счет. – Она отставлает стакан. – Что желаешь?
– Ничего. Кофе.
Это ее удивило. Светлые волосы забраны в небрежный хвост, пряди падают на лицо, сбегают до ключицы, мелькающей в распахнутом вороте рубашки. Она немного похожа на Сэм, как мне кажется.
– Скоро сюда кое-кто придет, – говорю я. – И этот человек думает, что я полностью завязал с выпивкой.
– Я понимаю, – говорит она, поворачиваясь ко мне спиной, начинает хлопотать вокруг старой кофемашины. – Если тебе нужно встретиться с ней… Я ведь предполагаю, что это она?
– Да.
– Если тебе нужно встретиться с кем-то, кто думает, что ты бросил пить, – допускает она, – может, разумнее было бы выбрать не бар, а другое место?
– Анна, всё в порядке? – начинаю сомневаться я.
– Да. Всё в порядке.
– Я не могу придумать другого места, где бы можно было… – говорю я, но не знаю, как продолжить.
