Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1
Капитан подошел, осмотрел все шесть сабель, которые немного отличались между собой длиной и шириной лезвия. Выбрал потоньше и подлиннее. Сделал несколько разминочных махов оружием. Рубанул ветку дерева, развернулся к монаху. Выразительным жестом клинка показал, что готов к поединку.
Юноша стоял уже с саблей, короткой, но более широкой. В ответ легко поклонился, выдвинул вперед правую ногу, клинок переместил вниз.
Капитан, судя по движениям, с какими он приближался к схимнику, имел большой опыт и проявлял высокое мастерство владения оружием. Сабля описывала выразительные линии, указывая направления атак и уколов. По мере приближения, все его внимание заострялось на противнике. Сблизившись до трех шагов, в неожиданно длинном выпаде нанес круговой удар, описав дугу под соперником, целясь в левый бок стоящего. Мах пришелся по сабле, коротким движением жестко встретивший соперника. Затем последовала серия быстрых ударов: в голову, правый бок, голову, колющий в грудь, круговой в голову, колющий в ногу. Но все атакующие выпады встречались хладным опережающим блокированием сабли. Последний колющий был ловко направлен в землю. Оружие капитана легко вошло в мягкий грунт. Не успел он выдернуть клинок, как тот мгновенно был сломан ногой ученика.
Американцы выпрямились. Динстон раздосадованно махнул рукой:
— Капитан, вы не продержались и минуты. Американец в свою очередь язвительно заметил, метнув обломанный кусок сабли в ствол дерева:
— Джентльмены не ломают оружие. Но я, ко всему прочему, не слаб руками драться.
— О, сэр, — не на шутку вспылил полковник, — не нужно оправданий. Вы биты вашим оружием. А миф о джентельменстве оставьте для газет и романтиков. Возьмите другую саблю. Я ничего не понял. Не успел сосредоточиться.
Капитан постоял несколько секунд в позе судьи с правом решающего голоса, широко расставив ноги и решительно подперев руками бока, утвердительно кивнул и подошел к воткнутым землю саблям. Взял не глядя одну из них.
Теперь его движения стали осторожнее, но более резки, опасны. Заметно стало, что он стремился придавить парня психологически. Заставить бороться. Но глядя на молодого монаха, трудно было сказать, что попытки имели успех.
Несомненно, Дэртон фехтовал красиво, изящно, с грацией и достоинством средневековых дворян. Его упражнения смотрелись. Техника, отработанная перед зеркалом, восхищала, доставляла видимое удовольствие. Шаги, подходы, выпады, движения и жесты могли принадлежать с одинаковым успехом как кавалеру высшего света, так и немногим наставникам изящного фехтования. Что-то блистательно-известное от восхитительного Арамиса.
Но при всем этом в нем нe было чего-то именно бойцовского, строгого. То, что делалось на зрителя, сейчас выглядело неубедительным, во многом лишним и ненужным.
Изящество видимого столкнулось с простотой, кистевой мощью, безошибочно направленными движениями, опережающей скоростью удара, безэмоциональностью ведения.
С виду монах фехтовал очень просто. Клинок его сабли редко описывал большие дуги. Точность остановки лезвия чуть ли не ювелирная. С удивляющей легкостью тяжелая тренировочная сабля вращалась в кисти воспитанника. Но его элементы боя выстраивались в высокую убедительную достоверность владения искусством фехтования.
Заметно: его клинок опережает оружие американца. Вращающийся блеск сабли озорно метался по воздуху, издеваясь над попытками капитана догнать, достать. Иногда клинки долго извивались друг около друга, не оставив искры от соприкосновения.
Полоснув рубаху Дэртона в одном месте, отражение луча на лезвии протыкало ее уже в другом, тогда как янки еще защищал уже продырявленное место. Рябило в глазах от скоростных махов блестящих сабель. Послушник не водил рукой, как его оппонент: почти одной кистью вращал оружие, защищаясь и нападая. Удары, быть может, были менее сильными, но более скорыми, экономными, с жестким сцеплением лезвий при соприкосновении. Пошла вторая минута. Лицо Дэртона раскраснелось, вспотело. Но он не желал признавать превосходство противника. Цветастая рубаха висела клочьями. Тяжелые выпады следовали с настойчивостью обиженного бизона. Вперед. Наотмашь.
Забыты слова полковника.
Наконец произошло то, что никто не ожидал и не каждый до конца понял. Монах, остановив боковой удар жесткой подставкой сабли, успел схватить рукой за лезвие и выдернуть ее из рук изрядно уставшего и опешившего американца.
Обреченно махнув рукой, Дэртон пошел к онемевшим зрителям. Оправдывающимся тоном устало выговорил:
— Это машина. Не человек. Нормальному с ним невозможно, — постоял, хрипло отдышался, — в глазах пелена. Глухая. Беспросветная. Тип опасный. Не от мира сего.
Потом вдруг схватил новую саблю и с диким гиком бросился на воспитанника. Тот стоял на прежнем месте, держал клинок посередине лезвия. Так он принял вызов, не меняя хватки оружия. Динстон открыл было рот, чтобы образумить разъяренного офицера, но наблюдая, как юноша уверенню фехтует концами оружия, только и смог, что удивляться, да проклинать несдержанность подчиненного.
Недолго длилась сумасшедшая рубка, во время которой монахи не произвели ни одного протестующего жеста. Их мерное покачивание только подсказывало, что они удовлетворены действиями отрока. Наконец Дэртон, обессилев, бросил саблю, подошел и сказал:
— Не нужен такой. Он не поймет нас.
Но его мыслей не разделил мистер Маккинрой:
— Наверное, капитан, вы преувеличиваете. Мир един во всех измерениях. Просто вы не в форме. Никотин, алкоголь не содействуют поддержанию безупречной способности к самовыражению.
Дэртон уставился на эксперта, как на дурачка. Но тот невозмутимо продолжал:
— Длинная дорога, психологическая неподготовленность к неожиданному сопернику… Да и всякое прочее.
Слушая его, трудно было понять, сочувствует он, поучает или просто смеется, симпатизируя молодому монаху. Голос язвительно-примирительный то выдавал нотки смешливого юмора, то удивление случившимся, то оправдания и говорения, что при иных обстоятельствах все могло быть наверняка иначе. В том же ключе продолжил:
— А он молодой, здоровый. Не подвержен гнилым соблазнам бесцелевой жизни цивилизации. Глаз точен, рука верная. Пробки из-под виски еще не видел. А вы, дорогой, наверняка не одну опорожненную банку от себя отшвырнули в пахучем балагане.
Капитан недвусмысленным движением пальца у головы красноречиво показал, чего стоят все вольные измышления эксперта. Но послушный ряд старейшин одобрительно смотрел на Маккинроя.
— Вы что, сэр? — похожим тоном забраковал все сказанное Дэртон. — Это вы меня в тридцать три года списываете по возрасту? Глупости.
— Как бы то ни было, — ненавязчиво язвил эксперт, — чемпионом в таком возрасте редко становятся, не расстраивайтесь. Фехтовали вы весьма умело. Согласен, что среди служб второго, как вы, нет. Но здесь школа не та. Им известны наши приемы. Нам их способ неизвестен. А это очень сильное преимущество.
Капитан сел подле полковника.
— Парень и впрямь неподдельно силен. Не мешало бы проверить его кисть Такие удары. Орангутанг.
— Ничего страшного, — тихо, еле шевеля губами, отвеил Динстон, — теперь он наш. Но, — уже громче, обращаясь ко всем, — насколько я понимаю и насколько вообще смыслю в борьбе, то даже европейское каратэ, которое существует на теперешнем уровне, куда эффективнее того, что мы могли волею длительных и напряженных дискуссий, за немалую сумму в долларах видеть собственными глазами. Споун, скажите, ради чего мы затевали такой несоразмерный торг?
Майор, не глядя на полковника, зло поджал губы.
— Кто их знает? Вы заказывали кунфиста. Его нашли. Не думаю, что монахи вот так, раз, и расщедрятся, покажут все свои секреты. Не те у них рожи.
— Тише, — снова, как накануне, вставил эксперт. — Не чудите у конца дороги. На глаз не определишь, чья борьба эффективней. Японец отказался? Отказался! Мне это о многом говорит. Если вам мало, есть лейтенант из Сан-Франциско. Он девять лет занимается. Черный пояс нацепил. Вот мы и посмотрим.
— Xa! Верно. А я и забыл. Ну-ка, мексиканец, давай, твори! Может и впрямь я чего не понимаю.
— Пардон, господа, пардон. От меня требовался только отчет. Его я и представлю.
— А почему так дешево, Кинг? Ты что, не американец? — взбесился Споун.
— Конечно, нет.
— Чтоб ты сдох, оливковое масло!
— Ну, ну!
— Что ты нукаешь. Ты с мальчишкой понукай. Свое ремесло покажи.
— Довольно господа, довольно. Чего доброго, между собой кунг-фу затеем. Поучиться сначала надобно. Не смотрите так, черти, друг на друга. Все вы не стоите тех окладов, что получаете. Успокойтесь и вы, майор, и вы, лейтенант, — медленно, передразнивая, в стиле гипнотизера тянул полковник.
