Татьяна Степанова - Драконы ночи
Сама Анжела Харченко о ребенке как-то и не задумывалась. Вроде уже и поздновато. Да и ни к чему. И не от кого. Материнских чувств она в себе особо не ощущала никогда. Так, в молодости установка была – если выйдет замуж, то родит. Но чтобы остро хотеть, мечтать о ребенке – нет, этого Анжела как раз за собой не замечала.
Вообще, детей она не очень любила. Что дети? Орут, пачкают пеленки – это если маленькие совсем, а постарше – болеют, озорничают, все ломают, портят, шумят, кричат. И потом еще неизвестно, что из них вырастет. Такое может вырасти, что и из дома убежишь – наркоман какой-нибудь, спидоносец или полный пофигист – умирать будешь, воды не подаст. У нее никогда не было иллюзий на этот счет. О том, чтобы взять кого-то на воспитание, усыновить или просто стать для кого-то мачехой, не было и речи.
И когда у Анжелы начались отношения с завучем местной школы Кириллом Уткиным, вопросов о его сыне Мише поначалу даже и не возникало.
Отношения начались самым банальным образом – однажды Уткин зашел в ее аптеку по пути с работы домой. Она знала его тысячу лет – они когда-то учились вместе. Потом их пути разошлись. Она знала о нем то, что знал весь город – что тот после окончания пединститута вернулся в Двуреченск, женился, заимел сына, работал в школе учителем физики и… Ну что такое учитель физики в заштатном провинциальном городке? Анжела считала, что это не ее поля ягода. Деятель городской администрации, оказавшийся, увы, вором, был по крайней мере до судебной скамьи вполне успешным, вполне обеспеченным. А учитель… что это за профессия для мужика? И какая у него, простите, зарплата?
Но годы шли, молодость, красота утекали как вода. На любовном горизонте появлялись одни лишь командированные, прохиндеи-отдыхающие (все сплошь женатики) да откровенные альфонсы. Все – сплошь алкаши и бездельники, которые не прочь были поживиться за счет ее аптечного бизнеса, который она одна строила все эти годы с таким трудом. А об Уткине до Анжелы долетали слухи, что его бросила жена – закрутила роман с каким-то армянином и уехала к нему то ли в Ростов, то ли в Сочи, прихватив сына. Через какое-то время они оформили развод, потом Уткин получил повышение и стал завучем школы. Опять же по слухам, ему в самом скором времени прочили место школьного директора.
И тут Анжела заставила себя взглянуть на него совсем под иным углом зрения. Ей недавно исполнилось тридцать восемь лет. Ни одного стоящего кавалера, ни одного путного кандидата, с которым можно было бы жить совместно, она ни в близком своем окружении, ни в дальнем не замечала. Старые родители дышали на ладан. Дом, в котором Анжела родилась и выросла, – в частном секторе, с огородом в пятнадцать соток и хорошим садом, требовал ремонта. Она наняла бригаду шабашников, но очень быстро убедилась, что с одинокой бабой – пусть даже и удачливой, хваткой бизнесменшей, шабашники особо не церемонятся, норовят словчить, завышают расценки, бессовестно обсчитывают и делают все кое-как, спустя рукава. «Был бы у тебя муж, хозяин, разве они б посмели, сволочи», – вздыхала мать.
Кирилл Кириллович Уткин зашел к ней в аптеку и попросил у девочки-провизора горчичники и таблетки аспирина. Анжела потом думала: а что, если бы он купил тогда упаковку презервативов? Легче было бы ей выстраивать в отношении его этот самый «другой» угол зрения? Они разговорились как старые знакомые, просто как соседи, горожане. Она оглядела его украдкой – сутулый, худой, после развода неухоженный мужик, даром что завуч. Лицо какое-то серое, и глаза какие-то рыбьи. В аптеку, помнится, тогда забежали школьники, громко что-то обсуждая – фильм, кажется. И Уткин тут же сделал им строгое замечание. И школьники моментально заткнулись, сделались тише воды ниже травы. Это как раз Анжеле понравилось: значит, не рохля завуч, мужик, и с этими переростками, с хулиганьем этим умеет себя вести и, возможно, шабашников-воров сумеет приструнить.
Мысль была случайной, шалой. А что, если и правда… Холостяк, разведен… вроде не пьет, не замечен, если бы что и было в этом духе, молва по городу давно бы разнесла, а тут нет… Но, взглянув на Уткина, Анжела только вздохнула тяжело. Нет, герой не моего романа. Совсем не моего, не нравится, не глянется, серый какой-то, малосимпатичный, мужской сексуальности ни на грош – ходячая формула. А с формулой сладко ли любовь крутить?
Но потом и это самое «про любовь» тоже отошло на второй план. Анжела просто заставила себя. Сердце ее молчало, в ход шел один только трезвый расчет. Она постаралась попасться Уткину на глаза – и раз, и два. И видела, что ее усилия даром не пропали. Черт возьми, она же была яркой, самодостаточной женщиной в расцвете сил, хозяйкой собственного бизнеса. Она была обеспеченной бабой, а он со всем своим директорством не получал, наверное, больше двенадцати тысяч… Он попался в ее силки, как перепел, клюнул на ее удочку, как карась. Отношения, которые у них начались, нельзя было назвать романом в прямом смысле – ведь Анжела не любила его и даже не желала особо как секс-партнера. А он… О, она видела по его глазам, что она ему нравится и как женщина, и как партнер, и как хозяйка аптеки. Нравится, глянется во всех ипостасях.
Сделал предложение он ей красиво и несколько старомодно: подарил золотое кольцо своей покойной матери и сказал глухим голосом, смущаясь как мальчик: «Анжела, выходи за меня замуж». Она ответила: «Что ж, Кирилл, я подумаю».
Она бы, конечно, сказала ему «да». Он был, как ей казалось, последним, самым последним сносным вариантом на брачном двуреченском горизонте. С ним можно было бы жить только из одного того, что он не пил. А ведь даже начальник местного ОВД подполковник Поливанов, по городским слухам, не прочь был иногда хорошенько поддать в теплой компании местного прокурора и председателя городского суда, не говоря уж о прочих, прочих, прочих…
Она ответила бы ему «да», но тут случилось одно неожиданное происшествие: в Двуреченск приехала его бывшая жена и привезла с собой маленького Мишу. Она оставила сына Уткину. В городе потом болтали досужие языки, что подкинула эта шалава сына Уткину как шелудивого котенка со словами: «Я его шесть лет кормила, а теперь ты корми, расти, у меня из-за него с мужем нелады, я второго ребенка жду, видишь – беременная на седьмом месяце. И вообще – это твой сын, ты с ним и колупайся».
Уткин в одночасье превратился из холостяка в отца-одиночку. Анжелу такой поворот дела не обрадовал. Она сказала Уткину, что с браком им надо подождать. Воспитывать чужого ребенка она была не готова, хотя в душе мальчика ей было жаль. Она не была злой, но черствостью грешила, и грех этот за собой знала. Она оправдывала себя: куда мне этот пацан? У меня и так старики на руках. И потом он чужой, ему уже восемь лет, он уже сформировавшийся мальчишка, а я… Нет, нет и нет, это не семейная жизнь у нас получится, а каторга. И покоя никакого не будет – ни поехать никуда, ни отдохнуть. И кто будет его содержать – этого ребенка? Отец на свою жалкую учительскую зарплату? Или я должна содержать их обоих на свои деньги? От этой мысли стало совсем невесело. И Анжела подтвердила свое решение Уткину еще более категорично: с женитьбой надо обождать.
А потом случилось это несчастье. Весь город узнал, что Миша Уткин пропал. Анжела не считала, что пропажа эта – следствие какого-то ужасного криминального происшествия. Ей казалось, что скорее всего мальчишка просто удрал. Куда? Да куда же еще? К своей непутевой матери. С отцом, с Уткиным, ему жилось, кажется, не так вольготно, как с ней. Уткин с учениками был строг, и сына своего стал воспитывать в строгости. Они жили вдвоем в двухкомнатной квартире в доме на улице Ворошилова. Изредка к ним из Елманова наведывалась мать Уткина, переехавшая после женитьбы сына из Двуреченска в деревню.
Все эти дни Уткин был занят поисками сына. Анжела пробовала ему звонить, но он разговаривал сухо и кратко, было видно, что ему сейчас ни до чего. Анжеле же было искренне жаль его. Она подумала, что если все произошло так, как ей кажется, если мальчишка удрал назад к матери своей, то… Уткина снова можно брать в расчет. Не сейчас, конечно, а потом, когда все наконец разъяснится, когда вся эта суета с поисками, весь этот ад кромешный уляжется сам собой.
Из чувства приличия она решила навестить Уткина. И отправилась после парикмахерской к нему на квартиру. Вспомнила, как она впервые осталась там у него на ночь – после вечернего сеанса «Пиратов Карибского моря», который они смотрели в местном кинотеатре. Что ж, по крайней мере, он был не импотент – и на том спасибо (она грешным делом опасалась – не в этом ли причина его развода с женой). Не мачо, конечно, не половой гигант, но ничего, вполне сносный мужик…
Мачо на всех, увы, не хватает. Особенно в таких маленьких городках. А которые появляются… Анжела вспомнила того типа на джипе, который купил у нее в аптеке порошки от изжоги и таблетки «Алко-зельцер» от похмелья. Она не знала ни имени его, ни фамилии, знала лишь, что он оттуда – с охотничьей базы, что явно не беден, судя по тачке и способу проводить свой отпуск и… Он пялился на нее весьма откровенно, и она эти его взгляды сразу же засекла. И если бы он дал ей как-то понять, что… В общем, она бы, наверное, недолго ломалась, отнекивалась. Это было бы просто приключением, маленькой женской шалостью, вояжем в койку – просто ради чистого секса, ради той радости, которую может испытать одинокая самодостаточная женщина в объятиях настоящего самца. Уткин же самцом не был. Он был учителем физики, и что греха таить – занудой, и этим все сказано.
