Эдгар Уоллес - Зелёный ужас.
Инспектор этого загадочного отделения Скотленд‑Ярда, ознакомившись с этими показаниями, направился к инспектору Мак‑Нортону.
— Из Кракова мы получили занятное сообщение. Я думаю, что оно окажется интересным для нашего друга Белла.
— Что именно сообщают вам? — осведомился Мак‑Нортон.
— Произошло убийство, — начал свое повествование офицер международного отделения, — и, прежде чем убитый скончался, он нацарапал завещание, в котором велел своему сыну (тот работал на международном рынке зерна) не продавать своих запасов дешевле, чем по тысяче злотых за меру. На наши деньги это составит тридцать фунтов стерлингов за меру.
— Тридцать фунтов? — изумился Мак‑Нортон. — Но это же неслыханно! Парень, должно быть, был в горячке.
— Нисколько, — ответил офицер. — Он был в Кракове весьма известным коммерсантом и во время войны делал крупные поставки провианта и фуража для правительства. Шеф Краковской полиции осведомился у него, в здравом ли он уме, и тот пояснил, что в Галиции, Венгрии и ряде других стран группа бандитов скупает все наличные запасы зерна и что он работал на эти банки. Перед смертью он пробормотал несколько невнятных слов, в которых упоминалось о каком‑то необычайном открытии — «зелёной пыли». Мак‑Нортон многозначительно свистнул. — И это все? — спросил он. — Все, — ответил офицер. — Я вспомнил, что Белл неоднократно упоминал об этой «зелёной пыли», и решил довести это до его сведения. А где Белл? — Он вчера выехал из Лондона, — ответил Мак‑Нортон.
— Вам известно, где он?
— Нет. Но, быть может, Китсон осведомлен о его местопребывании?
Китсона Мак‑Нортон застал в холле отеля. Адвокат бросился к нему навстречу.
— Вы имеете какие‑нибудь известия от Белла?
— Утром он был вместе с пастором Манном в Кингстоуне, а затем куда‑то исчез. Я говорил с тамошним полицейским инспектором, но ему ничего о нем не известно. Он знал только о том, что Белл разговаривал с пьянчужкой.
Мак‑Нортон сокрушенно покачал головой.
— Я хочу потолковать с вами об этой истории с «зелёной пылью». До сего времени Белл занимался ею на свой собственный страх и риск, пора и нам приняться за дело.
— Вы считаете, что все настолько серьезно?
— Я полагаю, что это дело международной важности, — ответил Мак‑Нортон. — Единственное, что нам пока известно, сводится к тому, что существует адский замысел разрушить снабжение всего мира хлебом и что во главе этого дела стоит Гардинг. Белл более чем кто‑либо осведомлен о происходящем, но он ограничивается смутными намеками. Я занялся выяснением прошлого Гардинга и установил, что до недавнего времени он был вполне порядочным человеком и единственное, в чем его можно было обвинить, так это в общении с подозрительными личностями. Из его ближайших сотрудников с темным прошлым пока что известны следующие лица: Мильсон — врач, в девятисотых годах осужденный за убийство, Бриджерс — американский химик, сидевший в тюрьме за контрабандную торговлю наркотиками, и, наконец, также успевший побывать в тюрьме Грегори. Мой перечень был бы неполным, если бы я не упомянул о некой девице Гильде Гордон, о которой нам вообще ничего не известно.
— А что еще известно о Гардинге?
— Ничего, кроме того что он имеет отношение к делу об убийстве Миллинборна. Но об этом известно и вам, — добавил Китсон.
— Белл должен раскрыть нам свои карты, — продолжал Мак‑Нортон. — Быть может, и мы сможем сообщить ему что‑нибудь новое, чего он не знает, например о том, что Гардинг ведет очень обширную и дорогую телеграфную переписку со всеми частями света. А теперь нам известна и эта краковская история.
Китсон с удивлением выслушал повествование Мак‑Нортона о том, что произошло в Галиции.
— Но это же совершенно невозможно, — заметил он. — Это совершенно невозможно. Каков бы ни был урожай, цены на зерно не могут подняться так высоко. Очевидно, ваш галичанин перед смертью бредил.
— Будем надеяться, что это так, — улыбнулся Мак‑Нортон. — Но одно надо считать установленным: Гардинг ведет телеграфную переписку со всем миром. А теперь я должен разыскать Белла.
Однако все попытки найти Белла оказались безуспешными. Друзьям не удалось застать его дома. Мак‑Нортон решил попытать счастья в другом месте. Он направился в контору Понсонби и прошел в кабинет мистера Уайта.
Этот исполненный сознанием своего достоинства господин, увидев полицейского инспектора, побледнел и утратил дар речи. Мак‑Нортон заметил эти симптомы поведения уличенного преступника и задумался над тем, насколько этот господин посвящен в замыслы Гардинга.
— А‑а-а… мистер Мак‑Нортон, — пролепетал дрожащий директор фирмы. — Прошу вас присесть. Чем обязан чести вашего посещения?
— Решил проведать вас, — добродушно ответил ему Мак‑Нортон. — Вы больше не обнаруживали пропажи заказных писем?
Обескураженный Уайт рухнул в кресло.
— Да, то есть нет, — сказал он. — Нет, нет. Право, это очень любезно с вашей стороны, что вы проявляете интерес к этому делу, господин инспектор.
— Старший инспектор, — с достоинством поправил его Мак‑Нортон.
— О, прошу извинить меня, господин старший инспектор, — поспешил добавить Уайт. — Нет, нет, — письма больше не пропадали.
— А как поживает ваш друг Гардинг?
Уайт смущенно заерзал на стуле.
— Мистер Гардинг… вовсе мне не друг, — сказал он. — Это лишь деловое знакомство. Только деловое знакомство.
Уайт сильно изменился со времени их последней встречи. Лицо его осунулось, он постарел, мешки под глазами свидетельствовали о большой усталости.
— Он, по‑видимому, прошел огонь и воду, — заметил Мак‑Нортон. — А вы изволите принимать участие в его предприятиях?
— Только в одном, — возразил Уайт. — Честное слово, я бы желал… — он запнулся на полуслове.
— Чтобы этого не было? Не так ли?
Уайт снова заерзал на стуле.
— Доктор Гардинг очень умен, — сказал он. — У него большие финансовые проекты, и он меня заинтересовал ими. И только. Я вложил деньги в… в его синдикат, разумеется, не имея никакого понятия о том, какого рода дело он проектирует.
— Вы настолько доверчивы?
— О да! В делах я сущий ребенок, — ответил Уайт, и поспешил добавить: — Разумеется, за пределами того, что имеет непосредственное отношение к делам фирмы Понсонби. Моя фирма — одна из образцовейших фирм Лондона, и наш баланс мог бы служить примером для всех остальных фирм.
— Об этом я уже слышал, — сухо заметил полицейский. — Скажите, а в чем заключается план Гардинга?
Уайт пожал плечами.
— Не имею ни малейшего понятия. Признаюсь, это глупо с моей стороны, но я верю в деловой гений доктора настолько, что не считаю нужным осведомляться у него о чем‑либо. Он пришел ко мне и сказал: «Милый Уайт, я бы хотел, чтобы вы вложили в мой синдикат несколько тысчонок». И я ответил ему: «Дорогой доктор, пожалуйста, вот вам чек; не затрудняйте меня подробностями и ограничьтесь своевременной присылкой дивидендов». Вот и все. Ха‑ха‑ха!
Смех его прозвучал натянуто и фальшиво.
— Вы вложили в его предприятие круглую сумму — сорок тысяч фунтов, — заявил инспектор.
— Сорок тысяч? — вскричал Уайт. — Откуда это вам известно?
— Вы вложили сорок тысяч футов, — продолжал инспектор, не считая нужным ответить на вопрос Уайта, — и не потрудились даже выяснить, какие цели преследует синдикат. Я обращаюсь к вам не как полицейский, а как ваш друг, — продолжал он, и Уайт не смог скрыть облегчения, вызванного этими словами.
— Я всегда считал вас своим другом, — осмелился пролепетать Уайт. — Ведь мы с вами знакомы очень давно, с 93 года, когда в Понсонби произошла кража.
— Давайте не будем уклоняться от темы. Меня в качестве вашего друга очень интересует вопрос о вложении вами капиталов в синдикат Гардинга. Итак, вы дали доктору деньги, не потрудившись даже выяснить, насколько то, что он собирается предпринять, не противоречит закону?
— Разумеется, я счел нужным осведомиться об этом и получил заверения, — поспешил заявить Уайт, — что дело касается какого‑то химического открытия. Но ведь я ничего не смыслю в химии. Я готов сознаться в том, что искренне сожалею, что доверился доктору, и, право, был бы очень рад получить обратно свои деньги.
Мак‑Нортон не сомневался в искренности последних слов Уайта. Он более чем кто бы то ни был знал о том, насколько запутаны денежные дела Уайта. Ему было также известно, что этот внешне безукоризненный директор находился в руках ростовщиков, безжалостно высасывавших из него все соки. Знал и о том, что в последнее время в Сити поговаривали, что дела фирмы Понсонби не совсем благополучны.
— моё знакомство с доктором началось с того, что я оказался его пациентом, — неожиданно заговорил Уайт. — Поэтому я чувствовал себя в некотором роде обязанным ему.
Мак‑Нортон знал, что Уайт лгал.
— Я полагаю, вам ясно, что все акционеры гардингского предприятия будут отвечать вместе с ним за все им содеянное. И позвольте вам пожелать, чтобы ваши деньги вернулись к вам. — Азы разве полагаете, что в этом приходится сомневаться? — осведомился Уайт, и лицо его омрачилось. — Я всегда сомневаюсь, когда дело доходит до того, что из синдикатов приходится выцарапывать свои деньги.
