Фоссум Карин - Не оглядывайся!
– Вот дьявол! – вдруг воскликнул он, тут же смутившись, послав в небо быстрый извиняющийся взгляд сквозь крышу.
Потом он отправил документ на печать и откинулся в кресле. Вынул из принтера листок, еще раз перечитал и отправился в кабинет Сейера. Тот стоял перед зеркалом, закатав рукав рубашки, чесал локоть и корчил гримасы.
– Кончилась мазь, – пробормотал он.
– Я нашел его. Естественно, у него есть личное дело.
Скарре сел и положил листок на стол.
– Так-так, посмотрим. Бьёрк, Аксель, родился в сорок восьмом…
– Полицейский, – тихо сказал Скарре.
Сейер не прореагировал. Он вчитывался и медленно кивал.
– В прошлом. Ну что ж, у тебя, может быть, появилось желание остаться дома?
– Конечно нет. Но это уже нечто особенное.
– Ну, мы ничем не лучше, чем остальные люди, не так ли, Скарре? Мы наверняка услышим его собственную версию событий, отличающуюся от истории, рассказанной фру Холланд. Значит, нам придется поехать в Осло. Он наверняка работает посменно, так что у нас есть шанс застать его дома.
– Согнсвейен, четыре, это в квартале Адамстуе. Большой красный блочный дом возле трамвайной остановки.
– Ты знаешь тот район? – удивленно спросил Сейер.
– Я работал там таксистом два года.
– Есть что-нибудь, чем ты не занимался?
– Я никогда не прыгал с парашютом, – вздрогнув, ответил Скарре.
* * *Скарре, вспомнив свои профессиональные навыки таксиста, указал Сейеру кратчайший путь, в центр, вдоль Скейна [3], налево на улицу Хальвдана Сварта, мимо сооружений Вигеляна, вверх по Хиркевейен и вниз по Уллевольсвейен. Они припарковались, нарушив правила, возле парикмахерской, и нашли имя «Бьёрк» на двери третьего этажа. Позвонили и подождали. Никто не ответил. Из двери этажом ниже вышла женщина, грохоча ведром и шваброй.
– Он в магазине, – сказала она. – Пошел с пакетом пустых бутылок. Он закупается в «Рундинген», тут рядом.
Они поблагодарили ее, вышли, сели в машину и принялись ждать. «Рундинген» оказался маленьким бакалейным магазином с желтыми и розовыми плакатами в витринах, так что заглянуть внутрь было сложно. Люди входили и выходили – почти одни женщины. Лишь когда Скарре докурил сигарету, они увидели одинокого мужчину в канадских шортах в обтяжку и кроссовках. Он был довольно высок и хорошо сложен, но казался ниже из-за того, что шел, понурив голову, опустив мрачный взгляд вниз, к тротуару. Он не обратил на полицейский автомобиль никакого внимания.
– Похоже, наш человек. Подожди, пока он завернет за угол, потом выглянешь и посмотришь, зашел ли он в дом.
Через пару минут Скарре открыл дверцу и высунулся. Они подождали еще две-три минуты и опять поднялись наверх.
Лицо Бьёрка в проеме полуоткрытой двери сменило множество выражений в течение нескольких секунд. Вначале это было открытое, спокойное лицо, на котором ничего не написано, лишь любопытство. Потом он увидел полицейскую форму Скарре, мгновенно окунулся в воспоминания, попытался как-то объяснить себе возникновение человека в униформе перед своей дверью. Статья о трупе возле озера – и, наконец, связь с его собственной историей, а потом то, что они должны были подумать. В конце концов на лице появилась горькая улыбка.
– Ну что же, – он широко раскрыл дверь. – Если бы вы не заглянули, у меня сложилось бы не очень хорошее мнение о современных методах ведения следствия. Заходите. Вы – мастер и ученик?
Они прошли за хозяином в маленький коридор. Запах алкоголя угадывался безошибочно.
Квартира Бьёрка была маленькой и опрятной: большая гостиная со спальной нишей, маленькая кухня с видом на улицу. Мебель как будто была собрана из разных гостиных. На стене, над старым письменным столом, висела фотография маленькой девочки – на первый взгляд ей можно было дать примерно лет восемь. Это была Сёльви. Волосы у нее в детстве были темнее, но черты лица не очень изменились за прошедшие годы. В углу рамки была закреплена красная лента.
Внезапно они увидели овчарку, молча лежащую в углу и внимательно смотрящую на гостей. Она не пошевелилась и не залаяла, когда они вошли в комнату.
– Что вы сделали с собакой? – спросил Сейер. – Моя набрасывается на входящих, как только они ступят на порог, и ведет себя так, что слышно на первом этаже. А я живу на тринадцатом,- с улыбкой добавил он.
– Видимо, вы слишком привязались к ней,- коротко ответил Бьёрк.- С собакой нельзя вести себя так, как будто это единственное, что у вас есть во всем мире. Но, может быть, это так и есть?
Он иронично бросил взгляд на Сейера. Волосы у него были коротко остриженные, но грязные и жирные, а щетина сильно отросла. Словно темная тень скрывала нижнюю половину лица.
– Ну что же, – сказал он после паузы. – Вы, наверное, хотите знать, был ли я знаком с Анни?
Он проталкивал слова между губ аккуратно, словно выплевывал рыбные кости.
– Она бывала в этой квартире много раз, вместе, с Сёльви. И у меня нет никаких причин это скрывать. Потом об этом узнала Ада – и все прекратилось. Сёльви здесь нравилось. Я не знаю, что Ада с ней сделала, но думаю, это было что-то вроде промывки мозгов. Она позволила Холланду взять все в свои руки.
Он поскреб щеку и после недолгого молчания продолжил:
– Вы думаете, может быть, что я отобрал жизнь у Анни, чтобы отмстить? Успокойтесь, я это го не делал. Я ничего не имею против Эдди Холлан, да и ни разу не желал ему потерять ребенка. Именно потому, что это произошло со мной. Сегодня я бездетный. Я больше не могу бороться. Но я должен признаться, что такие мысли меня посещали: теперь она знает, старая жеманная курица, каково это – потерять ребенка. Теперь она знает, каково это, разрази меня гром. А мои шансы увидеть Сёльви теперь малы как никогда. Ада просто вцепилась в нее. Так что я бы никогда не поставил себя в такую ситуацию.
Сейер сидел очень тихо и слушал. Голос Бьёрка звучал зло: он был желчным и разъедающим, как кислота:
– А что до того, где я находился в тот самый момент? Ее нашли в понедельник, не так ли? Где-то в середине дня, если я правильно помню все? Ответ – здесь, в квартире, никакого алиби. Видимо, я был пьян, обычно я напиваюсь, если я не на работе. Склонен ли я к агрессии? Абсолютно нет. Я действительно ударил Аду, но именно она сделала великолепную подачу. Она меня сознательно спровоцировала. Она знала: если она заставит меня перейти черту, то ей будет в чем меня обвинить. Я ударил ее один раз, кулаком. Сорвался. Единственный раз в жизни ударил женщину. Крайне неудачно, я не рассчитал силу удара, сломал ей челюсть, она потеряла много зубов, а Сёльви сидела на полу и смотрела. Ада все сама устроила. Она положила игрушки для Сёльви на полу в гостиной, чтобы та сидела и смотрела на нас, а холодильник забила маслом доверху. А потом начала ругаться. Она превосходно это умела. И не сдалась до тех пор, пока я не взорвался. Я угодил прямиком в ловушку.
Под горечью скрывалось своего рода облегчение, может быть, связанное с долгожданной возможностью выговориться.
– Сколько лет было Сёльви, когда вы развелись?
– Пять. Ада уже встречалась с Холландом и хотела оставить Сёльви себе.
– Прошло довольно много времени. Вам не удалось забыть эту историю?
– Своих детей не забывают.
Сейер прикусил губу.
– Вас лишили родительских прав?
– Я потерял себя. Потерял жену, ребенка, работу и уважение всех, кого знал. Знаете, – добавил он вдруг с горькой улыбкой, – не многое изменилось бы, окажись я убийцей. Нет, почти ничего не изменилось бы.
Внезапно он злобно усмехнулся:
– Но тогда я бы действовал сразу, а не выжидал годы. И, если быть честным, – продолжал он, – удушил бы я только Аду.
– О чем вы спорили? – спросил Скарре с любопытством.
– О Сёльви. – Он скрестил руки на груди и взглянул в окно, как будто воспоминания маршировали внизу по улице. – Сёльви особенная девочка, она всегда была такой. Вы наверняка уже видели ее, так что поняли, какой она теперь стала. Ада все время хочет защитить ее. Она не особо самостоятельна, может быть, немного зажатая. Нездоровый интерес к мальчикам, к тому, как она выглядит в чужих глазах. И Ада хотела как можно скорее заполучить мужчину, который присмотрел бы за ней. Я никогда в жизни не видел еще, чтобы властное воспитание девочек приводило к чему-нибудь, кроме несчастья. Я пробовал объяснить, что ей нужно совершенно противоположное. Ей нужна уверенность в себе. Я хотел брать ее с собой на рыбалку, научить рубить дрова, играть в футбол и спать в палатке. Ей нужно измучиться физически, чтобы испорченная прическа не приводила ее в панику. Теперь она все время проводит в салоне красоты и смотрится в зеркало целыми днями. Ада обвиняла меня в том, что это мои комплексы. Что я на самом деле хотел сына и не смог смириться с тем, что у нас дочь. Мы ссорились постоянно, – вздохнул он, – весь брак. И продолжали после.
