Алексей Хапров - Аномалия души
— А, это вы! Проходите, проходите! — приветливо воскликнула она. — А я тут с ногой мучаюсь. Проклятый артроз. Как дожди — так адская боль, прямо спасу нет. Вот, погоду слушаю, чтобы узнать, когда же мне полегчает.
— Судя по новостям, только на следующей неделе, — поздоровавшись, сочувственно заметил я и переступил через порог.
— Да, похоже, что так, — горько усмехнулась хозяйка. — Проходите в комнату. Чай будете?
— Нет, спасибо.
— Напрасно, — покачала головой бабка Евдокия. — Такого чая вы ещё не пробовали. Крапивный, с тысячелистником, с подорожником. Очень вкусный и очень полезный. Он жизнь продлевает.
— Да? Ну, коли так, то, пожалуй, не откажусь, — согласился я, усаживаясь на диван.
Старушка засуетилась.
— Всё разузнала, всё выяснила, — гордо сообщила она.
Бабка Евдокия поставила передо мной дымящуюся чашку, жестом пригласила отведать лежащих на тарелочке сушек, уселась на кушетку и приступила к рассказу.
— Говорила я с Колесниковыми. Зашла к ним вчера вечером. Дайте, говорю, спичек, а то кончились, а магазин закрыт. Насчёт спичек я, конечно, схитрила. Без повода идти неловко, вот и выдумала причину. Сели, как водится, погутарить, ну и речь, естественно, зашла о пожаре. Жалко, говорю, что огонь так поздно заметили. Увидели бы его пораньше — глядишь, и успели бы потушить. Пётр мне в ответ: ничего не поздно; я, мол, сразу его заметил, как только он возник. Ему в ту ночь не спалось. Ворочался, ворочался, и вдруг видит, как в окне блики заиграли. Голову поднял — из Зинкиного окна язычки пламени вырываются. Но особо разгореться ещё не успело. Он Варвару растолкал и бегом на улицу. А Зинкина хибара уже вовсю полыхает. И двух минут не прошло. Пётр хвать ведро — и к колодцу. Варвара — в дом пожарным звонить. Я, как бы невзначай, их спрашиваю: неужели на улице больше никого не было? Пётр в смех: кому, мол, на улице быть в три часа ночи? А Варвара — та лоб нахмурила и говорит: я, мол, конечно не уверена, но мне показалось, что вдали кто-то мелькнул. Кто, спрашиваю, мелькнул? Какая-то, говорит, фигура. Я, мол, её хорошо не рассмотрела, — не до этого было, — но успела заметить, что она была в длинном чёрном плаще и с поднятым капюшоном, хотя никакого дождя на улице не было. Я сразу смекнула, что здесь может быть нечисто… Да вы пейте чай, а то он совсем остынет.
Я благодарственно кивнул и отхлебнул глоток. Вкус крапивного чая оказался весьма специфическим, с горчинкой, но всё же довольно приятным. Опустошив чашку наполовину, я жестом попросил хозяйку продолжать. Но продолжать ей было уже нечего.
— Сколько я Варвару ни пытала, она так больше ничего и не вспомнила. Человек в чёрном плаще с накинутым капюшоном, на охотника чем-то похож, и всё. Как там Наташенька?
— Плохо, — признался я.
— А как поиски? Есть какие-нибудь результаты?
— Пока никаких.
Из меня вырвался тяжёлый вздох. Старушка сощурила глаза.
— Мне кажется, вы чего-то не договариваете.
Я опустил голову. Хозяйка откинулась назад и доверительно произнесла:
— Напрасно. Вы здесь человек новый, а я живу всю жизнь. И места знаю, и всё, что с ними связано, и людей. Вы не таитесь. Говорите. Может я в чём и помогу.
— Есть тут кое-что, — неуверенно пробормотал я, гадая, стоит ли посвящать мою собеседницу в столь таинственные подробности. — Слишком уж необычными выглядят некоторые происходящие у нас вещи.
Бабка Евдокия подалась вперёд.
— Рассказывайте, не стесняйтесь.
— В общем, так, — решился я, и поведал старушке о событиях последней ночи.
Внимательно выслушав мой рассказ, хозяйка погрузилась в раздумья. Её глаза словно затянуло пеленой, брови сместились к переносице, а на лбу явственно выступила сеть морщин.
Я терпеливо ждал. В горле запершило. Я слегка кашлянул. Бабка Евдокия вздрогнула, отвлеклась от своих мыслей и перевела взгляд на меня.
— Что, не понравился чай? — спросила она.
— Почему не понравился? — возразил я. — Очень понравился.
— А чего вы тогда его не допиваете? Он, небось, уже холодный.
Я сделал вид, что спохватился, взял стоявшую подле меня чашку и осушил её до дна.
Старушка сдвинулась на самый край кушетки и, понизив голос почти до шёпота, заговорщически произнесла:
— Серёжа, нам с тобой обязательно нужно сходить к Лукерье Агаповне.
Я поставил пустую чашку на стол и недоумённо выпятил губу.
— А кто это такая?
— Медиум, — пояснила бабка Евдокия. — Или, говоря современным языком, экстрасенс.
— А может это просто обычная аферистка? — недоверчиво усмехнулся я. — Знаете, сколько сейчас таких развелось? Колдуны, вещуны, прорицатели. Рекламные газеты ими просто кишат.
Моя собеседница осуждающе посмотрела на меня.
— Зачем ты так говоришь? Ты же её совершенно не знаешь. Лукерья Агаповна себя в газетах не рекламирует, и денег ни с кого не берёт. Она использует свой дар только в том случае, если в её помощи действительно есть необходимость. А наш с тобой случай именно такой.
Я хмыкнул. Меня продолжали одолевать сомнения.
— Если она и в самом деле умеет общаться с мёртвыми, почему же она на этом не зарабатывает? Она могла бы сколотить целый капитал.
— Потому, что она такой человек. У неё другие жизненные ценности. Она считает кощунством делать деньги на человеческом горе. Но это не единственная причина. Есть ещё и другая — здоровье. Знаешь, сколько сил отнимает один-единственный спиритический сеанс? Ты даже представить себе не можешь. Ты думаешь, это так легко — выйти на контакт с усопшими? Это не провернуть как бы между прочим. Здесь требуется полная отдача энергии. А Лукерья Агаповна уже в годах.
— Вы хорошо с ней знакомы?
— Она моя однокашница. Мы с ней вместе учились. Ты бы видел, какая она была в юности! О-о-о! Её красоте завидовали все. Другие девчонки, в том числе и я, — что уж тут скрывать, — просто сгорали от бешенства. Мы понимали, что собой просто оттеняем её великолепие. Но потом её красота угасла. Несчастье, жизненные невзгоды. А-а-а…
Бабка Евдокия горестно махнула рукой.
— Она ведь и мне как-то помогла. Когда у меня возникли трудности, серьёзные трудности, — позволь я не буду тебя в них посвящать, — мне остро потребовался совет моего умершего мужа. Я обратилась к ней. И в том, что она передала мне от его имени, были такие детали, о которых, кроме меня и него, больше никто не знал. Его рекомендации мне тогда очень пригодились. Так что, если ты думаешь, что она шарлатанка — выбрось это из головы. Это не так. Впрочем, ты и сам сможешь в этом убедиться, если Лукерья Агаповна, конечно, согласится нам помочь.
Я капитулирующе поднял руки.
— А где она живёт? Далеко отсюда?
— Нет, недалеко, а от вашего дома и вовсе близко. Её хата стоит на самом краю вашей улицы.
Я опешил.
— Постойте, это, часом, не Гоманчиха?
— Многие называют её именно так. Но я предпочитаю более уважительное обращение. Лукерья Агаповна того достойна.
Я изумлённо присвистнул. Вот так поворот!
— Откровенно говоря, идти к ней меня что-то не тянет.
— Да ты её не бойся, — заулыбалась хозяйка. — Это она с виду такая страшная. На самом деле она очень спокойная и мирная.
«Мирная!», — содрогнулся я, вспомнив её пронзающий взгляд.
— Почему же от вашей Лукерьи Агаповны тогда все шарахаются?
На меня хлынул поток возмущений.
— А потому, что дураки! Сплетней наслушались — вот и шарахаются. Колдунья, ведьма! Чушь! Бред! Кому это только пришло на ум? Она сроду не причинила никому зла!
— Наталья рассказывала совсем другое.
— А что твоя Наталья знает? Что она, вообще, может знать? Только то, что ей передали другие. Она с ней когда-нибудь общалась? Она знает её историю, её судьбу?
— Вроде, знает…
— Вот именно, что вроде. Знать — это еще не всё. Знания надо прочувствовать, пропустить через сердце, а не сразу гнать на язык. Того, что пережила Лукерья Агаповна, ни дай бог пережить никому.
— Наталья говорила, что она как-то ни с того, ни с сего обвинила колхозного парторга в краже лошадей, — стал оправдываться я, чувствуя, что начинаю пасовать перед напором старушки.
— Ни с того, ни с сего?! — иронично воскликнула она. — Лошадей тех как раз парторг и свёл. Цыганам продал. Ему деньги понадобились, чтобы грех свой скрыть. Оплатить аборт одной курве. Плюс «компенсация», чтобы молчала. Он сам в этом перед смертью признался. Только об этом распространяться не стали. Всё-таки, уважаемый человек. О мёртвых, сам знаешь, — либо хорошее, либо ничего.
— А вы откуда об этом знаете?
— Мне его жена рассказала. Царствие ей небесное.
— А насчёт мальчиков, которые утонули в озере после её угроз?
— Это были не угрозы. Это было предсказание. И оно, как известно, сбылось.
— Ладно, — сдался я. — Пусть будет по-вашему. Когда мы к ней пойдём?
