Агата Кристи - И тогда никого не осталось
Понизив голос, Вера спросила:
— Если… если он действительно один из нас… то кто, по-вашему?
Неожиданно Филип Ломбард ухмыльнулся и негромко сказал:
— Я так понимаю, что нас обоих не исключают? Что ж, верно. Я прекрасно знаю, что не убийца, и не думаю, что в вас, Вера, есть что-то ненормальное. Вы кажетесь мне одной из наиболее рассудительных и хладнокровных девушек, с какими я только встречался. Ручаюсь своей репутацией за вашу нормальность.
С кривоватой улыбкой Вера сказала:
— Спасибо.
Он заметил:
— Ну как, мисс Вера Клэйторн, неужели вы не хотите ответить комплиментом на комплимент?
Вера немного поколебалась и потом сказала:
— Знаете, вы сами признались, что не особенно свято относитесь к человеческой жизни, но все-таки я не могу себе вас представить… как… как человека, продиктовавшего текст граммофонной пластинки.
Ломбард ответил:
— Совершенно верно. Если бы я и совершил одно или больше убийств, то исключительно ради собственной выгоды. Массовое покарание нечестивцев не по моей части. Хорошо, значит, мы исключим себя и сконцентрируем внимание на пяти других пленниках. Который из них У. Н. Оуэн? Что ж, скажу наугад и абсолютно без всяких доказательств: я голосую за Уогрейва!
— О! — похоже, Вера была удивлена. Она подумала несколько минут и потом спросила:
— Почему?
— Трудно ответить точно. Но, во-первых, он старик и много лет председательствовал в суде. Точнее говоря, многие месяцы в каждом году он исполнял роль Всемогущего Господа нашего. В конце концов, это вскружило ему голову. Он начинает видеть себя всемогущим, держащим в своих руках нити жизни и смерти; вполне возможно, что его мозг не выдержал, и он захотел пойти на один шаг дальше — стать Палачом и Чрезвычайным судьей в одном лице.
Вера медленно произнесла:
— Да, думаю, такое возможно…
Ломбард спросил:
— А на ком вы останавливаете свой выбор?
Вера ответила без колебаний:
— Доктор Армстронг.
Ломбард тихо присвистнул.
— Доктор, а? Знаете, я бы поставил его на последнее место…
Вера покачала головой.
— О, нет! Две смерти были вызваны отравлением. Это указывает на врача больше, чем на кого бы то ни было. И потом есть факт, в котором мы абсолютно уверены. Миссис Роджерс выпила снотворное, которое он ей дал.
Ломбард признал:
— Да, верно.
Вера настаивала:
— Если доктор сошел с ума, подозревать его начнут не сразу. И врачи часто работают слишком много и испытывают чрезмерное напряжение.
Филип Ломбард сказал:
— Да, но сомневаюсь, что он смог бы убить Макартура. Того краткого времени, на которое я его оставлял, ему не хватило, да, не хватило бы, если только он не бегал туда и обратно как угорелый; сомневаюсь, что он достаточно хорошо тренирован, чтобы это сделать незаметно.
Вера сказала:
— Тогда он его и не убивал. Шанс предоставился позднее.
— Когда?
— Когда он пошел звать генерала к ленчу.
Филип снова очень тихо присвистнул и сказал:
— Значит, по-вашему, он это все делал? Хладнокровие нужно немалое.
Вера нетерпеливо заявила:
— А какой тут был риск? Он единственный человек из нас, обладающий медицинскими познаниями. Он может поклясться, что человек был мертв, по крайней мере, час, и кто сможет опровергнуть его слова?
Филип задумчиво посмотрел на нее.
— Знаете, — сказал он, — ваша идея совсем недурна. Хотел бы я знать…
II— Кто он, мистер Блор? Вот что я хочу знать. Кто он?
Лицо Роджерса дергалось. Его руки сжали кусок кожи для полировки.
Экс-инспектор Блор ответил:
— Э, парень, вот в чем вопрос!
— Его светлость сказал, один из нас. Но который? Вот что я хочу знать. Кто тот дьявол, который скрывается за человечьей личиной?
— Это, — заявил Блор, — как раз то, что мы все хотели бы знать.
Роджерс проницательно заметил:
— Но у вас есть идея, мистер Блор. Есть же у вас идея, а?
— Может быть, идея-то и есть, — медленно отозвался Блор. — Но от идеи до уверенности долгий путь. Может быть, я ошибаюсь. Я могу лишь сказать, что, если я прав, тот человек хладнокровный наглец… очень хладнокровный наглец, что и говорить.
Роджерс вытер испарину, выступившую на лбу, и хрипло произнес:
— Прямо как дурной сон какой-то.
Блор, с любопытством глядя на него, поинтересовался:
— А у вас самого есть какие-нибудь идеи, Роджерс?
Дворецкий покачал головой и хрипло сказал:
— Не знаю. Ничего не знаю. И боюсь поэтому до смерти. Боюсь, потому что понятия не имею…
IIIДоктор Армстронг бурно заявил:
— Мы должны отсюда выбраться… должны… должны! Во что бы то ни стало!
Господин судья Уогрейв задумчиво выглядывал из окна курительной комнаты, поигрывая шнурком от своего пенсне.
Он сказал:
— Я, конечно, не намереваюсь брать на себя роль предсказателя погоды, но должен заявить: крайне маловероятно, что лодка сможет до нас добраться — даже если бы людям было известно о том затруднительном положении, в котором мы оказались… менее чем за 24 часа — и то только в том случае, если стихнет ветер.
Доктор Армстронг уронил голову на руки и застонал.
Он сказал:
— И тем временем нас запросто могут всех перебить прямо в собственных постелях?
— Надеюсь, что нет, — ответствовал господин судья Уогрейв. — Я намереваюсь принять все меры предосторожности во избежание подобной участи.
В голове доктора Армстронга промелькнуло, что такой старик, как судья, наверняка гораздо сильнее будет цепляться за жизнь, чем человек помоложе. Он часто дивился этому факту, сталкиваясь, с ним во время работы. Вот он, к примеру, наверняка младше судьи лет на двадцать, и, однако, инстинкт самосохранения у него наверняка во много крат слабее, чем у судьи.
Господин судья Уогрейв думал: «Перебиты прямо в собственных постелях! Эти доктора все одинаковы — мыслят стереотипами. От начала и до конца банальный склад ума».
Доктор сказал:
— Вспомните, уже есть три жертвы.
— Конечно. Но вы тоже должны помнить, что они были не готовы к нападению. Мы же предостережены.
Доктор Армстронг с горечью сказал:
— Но что мы можем сделать? Рано или поздно…
— По-моему, — заявил господин судья Уогрейв, — мы можем предпринять несколько шагов.
Армстронг заметил:
— Мы даже понятия не имеем, кто может быть…
Судья погладил подбородок и прошептал:
— Знаете, я бы не стал так говорить.
Армстронг уставился на него.
— Вы имеете в виду, что знаете?
Господин судья Уогрейв осторожно произнес:
— Что касается фактических доказательств, каковые необходимы в суде, признаю, что не имею ничего. Но мне кажется после рассмотрения всего дела, что один человек очень четко выступает из общего ряда. Да, думаю, что так.
Армстронг уставился на него и сказал:
— Не понимаю.
IVМисс Брент поднялась в свою комнату.
Она взяла Библию и села у окна.
Она открыла ее. Потом после краткого колебания отложила в сторону и подошла к туалетному столику. Из ящика она вынула маленький блокнот в черной обложке.
Она открыла его и начала писать.
«Произошло ужасное событие. Генерал Макартур мертв. (Его кузен женат на Элзи Макферсон). Несомненно, его убили. После ленча судья произнес весьма интересную речь. Oн убежден, что убийца — один из нас. Это означает, что одного из нас вселился дьявол Я уже это подозревала. Но кто именно? Они все задаются этим вопросом. Знаю только я одна…»
Некоторое время она сидела, не двигаясь. Ее глаза стали рассеянными и туманными. Карандаш пьяно зашатался в ее пальцах. Трясущейся рукой она написала:
«ИМЯ УБИЙЦЫ — БЕАТРИС ТЕЙЛОР…»
Ее глаза закрылись.
Неожиданно вздрогнув, она очнулась. Она посмотрела на свой блокнот. С сердитым восклицанием она увидела неровно нацарапанные буквы последнего предложения и произнесла низким голосом:
— Это я написала? Я? Должно быть, я схожу с ума…
VШторм усиливался с каждой минутой. Ветер выл вокруг дома.
Все собрались в гостиной. Сидели, сбившись в кучку, вялые и апатичные. И тайком наблюдали друг за другом.
Когда Роджерс внес поднос, все подпрыгнули. Он сказал:
— Я задерну занавески? Так в комнате будет веселей.
Получив согласие, он претворил свои слова в дело и включил свет. Комната действительно повеселела. Тень угрозы поблекла. Конечно, завтра настанет утро. Шторм закончится, и кто-то придет… прибудет катер…
Вера Клэйторн сказала:
— Вы будете разливать чай, мисс Брент?
Старая дама ответила:
— Нет, лучше это сделать вам. Чайник такой тяжелый. И я потеряла два мотка своей серой шерсти. Так досадно.
