Джулия Берри - Вся правда во мне
Наконец ее дыхание стало ровным и медленным. И все-таки я еще чуть-чуть подождала. Я умела ждать, хотя сегодня мои нервы были натянуты как струны.
В комнате стояла кромешная тьма. Из окна рядом с моей кроватью дуло холодным ночным воздухом. Даррелл застонал во сне. На улице послышалось тявканье койотов.
Я встала с кровати и прислушалась, не шевелится ли мама. Она не шевелилась.
Я зашнуровала ботинки и накинула пальто. Мама знала, что я попытаюсь.
Дверь наверняка ее разбудит. Я обшарила все вокруг, вверху и внизу, на проходе. Мама поставила на пол перед дверью миску с сухим горохом. Ловушка.
Мне уже восемнадцать. Я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж и стать хозяйкой дома, почему она хочет оставить меня здесь навсегда? Явно не из-за того, что ей нравится моя компания. Я осторожно отодвинула миску с горохом с прохода. Мне потребовалась целая вечность, чтобы поднять щеколду и открыть дверь. Я вышла наружу, и ветер тут же подхватил и растрепал мои длинные волосы. Какой стыд, что я иду к тебе с непокрытой головой и распущенными волосами. Меня пьянило это чувство.
Я прикрыла за собой дверь и сделала несколько осторожных шагов. Как только я отошла достаточно далеко, чтобы меня не было слышно, ноги сами побежали к тебе. Они знали дорогу. Темная ночь скроет мою вылазку. Ветки деревьев гладили мое лицо. Волосы развевались сзади, как флаг. Я чувствовала себя такой храброй. И дело было не в ночи и не в лесе. Мысли были заняты только тобой, тем, что ты пришел ко мне, спрашивал и думал обо мне. У меня как будто выросли крылья.
LXXIX
Из-под темной двери струился свет, на который я полетела как мотылек.
Вот и твой дом. Я остановилась. Мне стало больно дышать. В твоем окне горел свет.
Дверь была темной, но из-под нее выбивался свет, на который я полетела как мотылек.
Вдруг, услышав мой голос, ты меня оттолкнешь.
Ты знаешь, я не могу говорить. Я верю тебе. Ты самый хороший человек из всех, кого я знаю. Мое сердце в твоих руках.
Я заставила себя подойти к твоей двери и постучала.
LXXX
Шаги. Звук открывающегося замка. Вот и ты. Твоя рубашка наполовину расстегнута, волосы растрепаны, глаза широко открыты от изумления.
Я обхватила себя руками и стала заклинать вернуться обратно в свою кровать.
Но совсем рядом стоял ты, и пламя свечи освещал каждый сантиметр твоего теплого тела. От твоего взгляда не скрыть ни моих волос, ни свадебной белизны моей ночной рубашки. Мне показалось, или ты действительно смотрел на меня так, как никогда раньше?
– Джудит.
Ты снова произнес мое имя. Нас никто не видит.
Твои глаза широко раскрыты, это так не похоже на тебя. Но ночь в разгаре, и никого рядом.
Ты распахнул дверь.
– Входи, пожалуйста.
На этот раз ты сам меня пригласил. Я не знала, что мне делать дальше, но ты предложил мне стул, поставил чайник на огонь и подбросил в очаг дрова. Ты собираешься предложить мне чашку чая. Я села на стул с прямой как палка спиной.
Ты сел напротив и наклонился ко мне. Мне была видна под рубашкой твоя грудь, и это заставило меня покраснеть. Ты вглядывался в мое лицо, и явно чувствовал себя неуверенно, но то и дело взгляд останавливался на моих волосах.
– Хорошо, что ты пришла.
Городские кумушки с этим бы наверняка не согласились, но мы это переживем.
Чтобы не вводить тебя в смущение, я разглядывала комнату. В ней царил полумрак, нарушаемый лишь пламенем свечи и очага. Мой взгляд притягивала кровать, накрытая голубым покрывалом. Интересно, чтобы ты сделал, если бы нашел на ней меня?
– Наверное, я кажусь тебе странным.
Конечно, нет! Я замотала головой. Только не ты. Никогда.
– Можно задать тебе один вопрос?
Конечно.
– Все эти годы я никогда не думал, что…
Я наклонилась к тебе и смотрела на твои зубы, язык и губы, когда ты говоришь. Ты запустил пальцы в волосы. Я почти не могла дышать.
Ты говорил, глядя в пол.
– Я должен знать, иначе это сведет меня с ума, – прошептал ты, – это был…
Я подалась вперед и коснулась твоей руки. Во второй раз. Мою ладонь будто охватило пламенем. Я сжала руку и заставила тебя посмотреть мне в глаза. Что ты видишь? Можешь спрашивать меня о чем угодно, Лукас, я открою тебе всю правду, которая есть во мне, а если потребуется, нарисую тебе одну из своих дурацких картинок. Нет ничего, что я бы тебе ни рассказала и ни сделала для тебя.
Ты пытался сглотнуть, как будто в горле у тебя застряла кость. Твой взгляд был прикован к моей ладони, лежащей на твоей руке. В глазах застыла мольба, и мое сердце раскалывалось на части. Я не отпускала твою руку.
– Ты привела моего отца на поле боя и спасла всех нас.
Я растаяла от удовольствия, хотя ты и напомнил о нем.
– Много лет я считал, что он умер, увидеть его снова было для меня шоком. Меня все время мучает мысль… Мысли. Почему он не приходил ко мне? Почему не попросил о помощи. Не хотел меня видеть? Он навредил стольким людям.
Конечно, ты страдаешь, хотя и умело скрываешь это. И все это ты рассказываешь мне! Мне!
– Но самое плохое – было думать, и бояться… Я не хочу делать тебе больно, но пока не узнаю, не будет мне покоя.
Я придвинула стул на дюйм ближе и посмотрела ему в глаза, крича о своем сочувствии и поддержке.
Ты поднял голову и встретил мой взгляд.
– Это мой отец сделал с тобой такое?
LXXXI
Я отдернула руки.
LXXXII
Если я промолчу, то это тоже будет ответом.
Но ответить нужно.
Ложь защитит тебя. Сможешь ли ты поверить в то, во что захочешь поверить?
Если я скажу правду, ты будешь смотреть на меня как на прокаженную. Тем более что я такая и есть.
Я обещала рассказать тебе всю правду.
А ты захотел услышать ее.
LXXXIII
Но хуже всего, что ты искал меня именно из-за этого.
Какая же я дура.
LXXXXIV
В твоих глазах безнадежность и тоска. Желание и ужас. Я уже видела раньше такой взгляд. Не в этой комнате, и не ты на меня так смотрел.
Пламя свечи дрогнуло, и в твоем лице ясно проступили его черты.
LXXXV
– Он тебя нашел и лечил твои раны? – сказал ты, с полными мольбы глазами.
LXXXVI
Да, он меня нашел. Но не лечил.
LXXXVII
Лукас, по малейшей твоей просьбе я паду к твоим ногам. Я солгу для тебя, я солгу, чтобы сделать тебе приятно, солгу, если сумею найти слова, чтобы сделать это.
Но не в этом. Даже ради тебя. Из-за этой правды ты меня возненавидишь, если уже не возненавидел. Я того не сделаю и ради себя тоже.
Ты хочешь, чтобы я тебе сказала. Хочешь понять, почему он сделал такое, унять свою боль, даже переступив через меня. Неужели я снова должна принести себя в жертву, чтобы облегчить страдания еще одного мужчины?
Я смахнула слезу с уголка глаза, и не моя вина, что ты это заметил. Глаза тебя выдали, я поняла, что тебя переполняют стыд и чувство вины за то, что ты сказал.
Но и мне от этого не стало лучше.
Твой взгляд был полон тоски, в нем мелькнуло понимание. Я встала, повернулась и оставила тебя.
LXXXVIII
Ты крикнул мне вслед: «Джудит!», но я не остановилась.
Ноги сами несли меня к дому, впрочем, мне было все равно, куда идти. Дома никому не интересно видеть мои слезы и слышать рыдания. Ночной ветер стал пронизывающим. На улице действительно похолодало, или мне так кажется? Я ускорила шаги, перешла на бег и остановилась только у двери дома. Мне не нужно от тебя никакого внимания.
Глупо было что-то себе воображать! Глупо мечтать! Глупо думать, что твой приход – чудо, что ты, несмотря ни на что, пришел ко мне!
Никому в мире до меня нет дела, но ты так хорошо ко мне относился. Ты заставил меня поверить, что уважаешь меня, что для тебя не имеет значения то, что со мной случилось.
Но ты не виноват, что я отдала тебе свое сердце, не виноват, что ты разбил его.
LXXXIX
Я буду жить в доме полковника. Я сдержу данное обещание и не нанесу ему вреда. Фантом составит мне компанию. Я избавлюсь от маминого контроля и никогда больше не увижу в твоем взгляде осуждения за то, что я покрыла себя позором и твой отец навеки стал моим мужем.
Именно поэтому я никогда тебе не отвечу, я уже сделала это.
Книга третья
I
Войдя в дом, я сильно хлопнула дверью. Мама с Дарреллом подскочили в кроватях и сели.
– М-м-м, – произнесла я, чтобы они поняли, кто это.
Даррелл снова лег. Мама некоторое время не двигалась – в комнате воцарилась полная тишина – но потом и она легла.
Я сняла пальто и ботинки и тоже юркнула под одеяло.
Даррелл начал похрапывать.
Мое тело было тяжелым и болело. Хорошо бы уснуть, но я не могла. Тишина и тьма душили меня, гнали меня из дома к реке, в хижину полковника сейчас же, немедленно. Но это смешно.
Я уйду и там попробую забыть тебя.
На мне теперь лежит вдовья обязанность позаботиться о том, что оставил там твой отец. В его хижине умерла Джудит и родилась я. Разве я не имею права вернуться в родной дом?
