Уильям Лэндей - Душитель
— Соврите.
Уомсли слегка улыбнулся. Его осенило.
— Сделай это сам, Майкл.
— Нет. Мой брат — жертва нападения. Мое вмешательство исключено.
— А вот и нет. Ваш брат — полицейский, а не просто жертва.
— Не важно. Получится настоящая бомба, если какой-нибудь адвокат вздумает упомянуть об этом на суде.
— Майкл, почему ты уклоняешься? Ты знаешь все лучше меня и отлично разбираешься в процедуре допроса. Наверное, тысячу раз слышал об этом от отца.
— Я не полицейский.
— Я тоже. Но теперь это наше дело, а не полиции. У полицейских был шанс. Они его продули.
— Джордж, говорите тише.
— Майкл, действуй. Иди туда и действуй. Это приказ.
Решено. Майкл тактично спросил у присутствующих, нет ли возражений. Том Гарт быстро сказал заворчавшим полицейским:
— Отличная идея, Майкл умный парень.
Майкл позвал с собой Конроя, и тот просто раздулся от самодовольства — старику польстило приглашение. Вдобавок Майкл перестал страдать от собственной бесцеремонности.
— Давай это сделаем, сынок, — сказал Конрой.
— Ладно, Брэндан. Я попробую его разговорить.
— А мне что делать?
— Просто будьте собой, Брэндан. Он испугается до чертиков.
Полицейские захихикали.
Майкл снял пальто, ослабил галстук, закатал рукава и, войдя в кабинет, обратился к Нэсту:
— Привет, Артур. Меня зовут Майкл. Как ты себя чувствуешь?
Нет ответа.
— Трудный у тебя выдался день, э? — Майкл взглянул на стол, но садиться не стал. Он опустился на стул рядом с Нэстом. — Хочешь колы? Или поесть? Ты, наверное, проголодался. Лично я выпью колы. Будешь?
— Конечно.
Майкл вышел, оставив дверь кабинета открытой, чтобы Нэст мог видеть враждебные лица в соседнем помещении. Артур наблюдал, как он выходит в коридор. Когда Майкл вернулся, Конрой уже сидел за столом, а Нэст походил на испуганного щенка в собачьем приюте.
Майкл протянул ему колу, сел рядом и начал разговор:
— Я тут недавно говорил с доктором Китингом…
— Вы знаете доктора Марка?
— Да, мы с доктором Марком друзья. Он спрашивал о тебе. Он за тебя волнуется, Артур. Хотел бы ты с ним поговорить?
— Да.
— Отлично, мы это обсудим. Я попробую ему позвонить.
Три часа спустя Майкл показал Артуру Нэсту фотографию Джоанны Фини — женщины, которую задушили под звуки Пятой симфонии Сибелиуса. Нэст коротко улыбнулся: он ее узнал. Майкл ничего не сказал, когда Нэст принялся это отрицать.
В четвертом часу Нэст признался, что однажды летом работал в саду у миссис Фини, когда она сняла коттедж в Скитьюэйте. Сам он жил в приюте неподалеку. Как-то она даже подвезла его в Бостон.
— Она была добрая. Говорила со мной о музыке. — Нэст подался к Майклу и застенчиво признался: — Она была моим другом.
Конрой быстро взглянул на зеркальное стекло, за которым стояли полицейские, и тонко улыбнулся. Дело сделано.
19
На Гарвард-сквер странный человек в странном одеянии — перетянутой поясом тунике, грязных джинсах, с грозного вида мечом, болтающимся на бедре, — декламировал Шекспира. «Не пили слишком усердно воздух руками — так, будь умереннее…» Редеющие, песочного цвета волосы, на щеках — алые мазки театрального румянца, кожа — маслянистая, без единой морщинки: актеру можно было дать от двадцати до тридцати пяти лет. Он собрал маленькую толпу — в основном благодаря тому, что сам пренебрегал вышеизложенным советом. Выступающий на артистическом Гарвард-сквер должен приложить незаурядные усилия, дабы выделиться, поэтому трудно было винить актера за то, что он перегнул палку. И потом, парень явно пришел сюда шутки ради — либо толковый и, вероятно, безработный выпускник Гарварда, из тех, что приходят туда и так и не уходят, либо один из многочисленных длинноволосых чудаков, которые считают Кембридж своим домом.
Рики обогнул толпу. Он лишь раз замедлил шаг, чтобы, не прислушиваясь, взглянуть на актера.
Он едва успел миновать оживленный сквер, как вдруг заметил черный «кадиллак», который медленно катил рядом. Рики быстро свернул в переулок. Машина двинулась следом вдоль сплошной стены припаркованных у обочины автомобилей.
Из салона послышался мужской голос:
— Ты Рик Дэйли?
Рики не отвечал.
Он давно знал, что этот день придет. Люди Капобьянко никогда раньше его не трясли, но Рики чуял, что нынешний хаос каким-то образом повлиял на мафиози. Капобьянко вытряс из букмекеров и ослушников Саут-Энда все деньги, какие только мог, а затем принялся кружить в поисках новых источников дохода. Визит хищника Винни Гаргано к Рики был лишь вопросом времени. Он как угодно мог ускользать из поля зрения — Рики никогда не светил крупными суммами наличных, скромно жил в кембриджской квартире, носил джинсы, водил «форд-фэрлейн», — но все равно разнесся слух, что он заколачивает уйму денег. Это неизбежный риск: невозможно заниматься тем, чем занимался Рики, в атмосфере абсолютной тайны, потому что такую работу не делают в одиночку. Разумеется, его возмущала мысль о том, чтобы платить Капобьянко. Рики зарабатывал деньги честно — тяжелым трудом, при помощи ума, творческих способностей, опыта, предварительной подготовки. Если он теоретически преступник, то высшего ранга. Его преступления не оставляют жертв, если, конечно, не считать таковыми страховые компании. Но людям Капобьянко плевать. Они будут охотиться за ним так же, как и за остальными. Рики придется проглотить гордость и заплатить — такова цена бизнеса. Нет смысла нарываться на пулю, когда еще есть дела.
— Ты Рик Дэйли?
Рики не останавливался.
— Эй, ты оглох? Я с тобой разговариваю!
— А ты кто такой?
— Кто я?.. Да какого хрена, ты Рик Дэйли или нет?
— Ну я.
Они стояли на углу. «Кадиллак» остановился, преградив Рики путь.
На мгновение тот невольно закрыл глаза: «Вот и все».
Винсент Гаргано выскочил из машины, оставив мотор включенным.
— Эй, я хочу с тобой поговорить. — Он встал вплотную к Рики, грудь к груди, точнее, грудь к подбородку, поскольку Гаргано был на несколько дюймов выше. Синий пиджак поверх цветастой рубашки, полурасстегнутой, невзирая на декабрьский холод. Смуглая кожа, слегка поросшая волосами, была цвета горчицы, лицо — бледное и одутловатое, глаза с тяжелыми веками и затуманенными радужками — как у человека, страдающего катарактой или принимающего наркотики.
Хоть Гаргано и был рослым, Рики ожидал чего-то большего. Великана. Он действительно разочаровался, увидев перед собой этого пухлого типа. Ходили слухи, что Гаргано употребляет героин. Рики, несомненно, мог бы сбежать, но он уже давно решил подчиниться, смириться, заплатить, если об этом зайдет речь. И дело не в физической силе Винни Гаргано. Рики боялся его не потому, что Гаргано был силен, а потому, что тот был беспощаден.
— Какого хрена ты так дергаешься? Я всего лишь хочу поговорить.
— Я не дергаюсь.
— Не дергаешься, мать твою?.. Ага, как же! Ты, черт возьми, даже свое имя мне не назвал — и теперь говоришь, что не дергаешься? Ты что, мать твою, оглох? Да? Ты оглох и не слышишь меня?
— Слышу…
— Ну так что?! Чего ты тогда дергаешься?
— Говорят тебе, я не дергаюсь.
— Да Господи, я просто хочу поговорить. Знаешь, о чем?
— Нет.
— Не знаешь?
— Нет.
— Понятия не имеешь?
— Прошу прощения?..
— То есть совсем?
— Нет.
— Какого хрена ты от меня бегаешь?
— Я от тебя не бегаю.
Гаргано нахмурился и отступил на шаг, чтобы закурить.
Рики подумал, что все это — движения, подчеркнутый нью-йоркский акцент, угрожающие повторения — явно заимствовано из кино, в основном из гангстерских фильмов с Джеймсом Кагни «Человек со шрамом» и «Белая жара». Рики знал по опыту, в том числе семейному, что настоящие полицейские подражают вымышленным, которых показывают в кино. Он и не подозревал, что гангстеры тоже так себя ведут. Однако же сейчас перед ним стоял бандит, который подражал актеру, играющему бандита.
— Говорят, ты вор.
— Кто говорит?
— Да что с тобой такое? Не знаешь, как отвечать на вопросы? Правда, что ты вор?
— Нет.
— Врешь. Первый вопрос — и уже врешь. Ты вор.
— Я взломщик.
— Какая, на хрен, разница?!
— Я не таскаю кошельки у людей из карманов, а обчищаю дома.
— И что? В домах живут люди. Одно и то же.
— Нет.
— Да! Воровство есть воровство, берешь ли ты из дома или у людей.
— Я никого не трогаю. Беру только из пустых комнат.
— Раз ты туда вошел — значит, они не пустые.
— Да.
— Понимаешь, о чем речь?
— Да, но…
— Понимаешь?
— Да.
— Вы, взломщики, ведь все друг друга знаете?
— Бывает.
— А ты?
— Я никого не знаю. Я работаю один.
