Дэниел Сильва - Убийца по прозвищу Англичанин
На следующее утро Мюллер не принимал перспективных покупателей и ему никто не звонил. Сам он звонил дважды: один раз в Лион, выясняя возможность приобретения одной картины, и второй раз – хозяину дома с жалобой на работу водопровода в квартире.
В полдень он слушал новости по радио. Он ел ленч в том же ресторане в то же время и поздно вернулся в галерею. В пять часов раздался телефонный звонок: женщина, говорившая по-английски со скандинавским акцентом, интересовалась скетчами Пикассо. Мюллер вежливо объяснил ей, что в его коллекции нет скетчей Пикассо – да и вообще нет работ Пикассо, и любезно дал ей фамилии и адреса своих конкурентов, с которыми ей, возможно, больше повезет.
В шесть часов Габриель решил позвонить сам. Он набрал номер галереи и на быстром бойком французском спросил герра Мюллера, нет ли у него натюрмортов с цветами Сезанна.
«К сожалению, мсье, у меня нет картин Сезанна».
«Странно. Я слышал из достоверного источника, что у вас есть ряд работ Сезанна».
«Ваш достоверный источник ошибся. Bonsoir, monsieur[13]».
Разговор был окончен. Габриель положил трубку на рычаг и присоединился к Одеду, стоявшему у окна. Минуту спустя торговец произведениями искусства вышел в сгущавшиеся сумерки и посмотрел вверх и вниз по улице.
– Ты это видел, Одед?
– У него явно сильно шалят нервы.
– По-прежнему думаешь, что это просто торговец произведениями искусства, который продает не так много картин?
– Он не выглядит чистеньким, но зачем было вызывать у него раздражение таким телефонным звонком?
Габриель улыбнулся и ничего не сказал. Шамрон называл это «подложить камушек в ботинок». Сначала он просто раздражает, но довольно скоро образует открытую рану. Оставьте там камушек достаточно долго, и у человека весь ботинок будет в крови.
Пять минут спустя Вернер Мюллер запер свою галерею на ночь. Вместо того, чтобы оставить свой пакет с мусором на обычном месте, он бросил его возле соседнего магазина одежды. Направляясь к «Фуке», он несколько раз оглядывался. Он не заметил тощую фигуру Мордехая, шедшего за ним по противоположной стороне улицы. «У Вернера Мюллера образовалась гноящаяся рана, – подумал Габриель. – Скоро его ботинок будет полон крови».
– Принеси мне его мусор, Одед.
* * *Конец недели Мюллер провел так же предсказуемо, как и рабочие дни. У него была собака, которая безостановочно лаяла. Одед, сидевший в фургоне за углом на прослушке «жучка», страдал хроническими головными болями. Он спросил Габриеля, не даст ли тот ему «беретту», чтобы пристрелить собаку и дело с концом. А когда Мюллер отправился с собакой гулять вдоль реки, Одед умолял разрешить ему бросить животину в воду.
Однообразие жизни нарушилось в субботу вечером с приездом дорогой проститутки по имени Вероника. Она ударила Мюллера. Он заплакал и назвал ее «мама». Пес заливался лихорадочным лаем. По прошествии двух часов Одед, считавший себя человеком многоопытным, вынужден был покинуть фургон наблюдения, чтобы глотнуть свежего воздуха и выпить в пивной на другой стороне улицы.
– Старческое траханье, – стал он потом рассказывать Габриелю. – Клиника бессилия. Такое надо слушать ребятам из Псих-операций на бульваре Царя Саула.
Никто так не радовался, как Одед, когда над Парижем занялась серая и мокрая заря понедельника. Мюллер, окончательно перессорившись с псом, хлопнул дверью своей квартиры и направился на улицу. Одед следил за ним сквозь затененное стекло фургона с выражением неприкрытой ненависти на лице. Затем он приложил приемник к губам, чтобы отметиться у Габриеля, находившегося в отеле «Лоран».
– Похоже, Ромео направляется в галерею. Теперь он ваш.
Тут пес снова залаял – несколько чавканий, точно треск снайперского огня, а потом заработала вся артиллерия. Одед снял наушники и обхватил голову руками.
16
Париж
Англичанин, подобно Габриелю, приехал в Париж с Лазурного Берега, перебравшись на ночном пароме Кальви–Ницца с Корсики на материк. Так получилось, что он тоже арендовал в Ницце машину – не в аэропорту, а на бульваре Виктора Гюго, в нескольких кварталах от моря. Это был «форд-фиеста», сильно кренившийся набок, что требовало от него как водителя большего напряжения, чем ему хотелось бы.
В часе езды до Парижа он остановился у придорожного кафе и бензоколонки и зашел в мужскую уборную. Там он переоделся, сменив бумажные брюки и шерстяной свитер на аккуратный черный костюм. С помощью театрального грима он превратил свои соломенные волосы в платиновые и надел очки с розовыми стеклами. Когда со всем этим было покончено, даже он сам не узнал мужчину в зеркале. Он достал из сумки канадский паспорт и посмотрел на фотографию – Клод Деверо, паспорт действителен еще два года. Он сунул паспорт в карман пиджака и пошел к машине.
День клонился к вечеру, когда он достиг пригородов Парижа, небо было низкое и набрякшее, моросил дождь. Он добрался до Пятого округа и поселился в маленькой гостинице на рю Сен-Жак. Начало вечера он провел у себя в номере, немного вздремнул, потом спустился в холл, оставил ключ от номера у портье и набрал кучу туристических карт и брошюр. Глупо улыбнулся клерку – мол, я впервые в Париже.
Снаружи шел сильный дождь. Англичанин выбросил карты и брошюры в контейнер для мусора и пошел по мокрым улицам Седьмого округа к Сене. К девяти часам он стоял под платаном, с которого капала вода, на Орлеанской набережной в ожидании Паскаля Дебрэ.
Мимо медленно проплыла баржа – в рубке и в кабине тепло светились огни. Невдалеке, на пирсе, трое мужчин пили вино из бутылки и занимались ночной рыбной ловлей при свете уличного фонаря. Англичанин подтянул рукав пиджака и взглянул на светящийся циферблат своих часов. Несколько минут после полуночи. Где, черт подери, этот Дебрэ? Дождь разошелся, шлепая по каменному молу. Англичанин провел рукой по волосам. Платина начинала смываться.
Минут через пять он услышал шаги на набережной. Он повернулся и увидел, что к нему идет мужчина – штаны из полиэстра, дешевые сапоги, короткая – до талии – кожаная куртка, блестевшая от дождя. Он встал рядом с Англичанином под деревом и протянул руку. Последних двух пальцев на ней не было.
– Ты выбрал чертовски скверное место для встречи в такую ночь, Паскаль. Какого черта ты так задержался?
– Я выбрал это место не из-за вида, дружище. – Он говорил с акцентом южанина. Двумя из оставшихся трех пальцев он указал на трех мужчин, распивавших вино на пирсе. – Видишь этих ребят? Они работают на меня. А баржа, что прошла тут? Она тоже на меня работает. Мы хотели быть уверенными, что за тобой никто сюда не пришел.
Дебрэ сунул руки в карманы. Англичанин окинул его взглядом.
– А где пакет?
– На складе.
– Ты же должен был принести его сюда.
– Парижская полиция всю ночь занимается проверками. Пригрозили где-то взорвать. Одна из арабских группировок. По-моему, алжирцы. Небезопасно было сейчас тащить с собой пакет.
Англичанин не заметил никаких проверок.
– Если идут проверки, то как же я пронесу пакет по городу?
– Это уж твоя проблема, дружище.
– А где склад?
– В доках, две-три мили вниз по реке. – Он кивнул в сторону Латинского квартала. – У меня есть машина.
Англичанин не любил изменений в плане, но выбора не было. Он кивнул и вслед за Дебрэ поднялся по каменным ступеням, затем перешел по мосту Святого Людовика. Над ними высился в свете прожекторов собор Нотр-Дам. Дебрэ посмотрел на волосы Англичанина и скривил губы в очень галльской мине неодобрения.
– Выглядишь ты нелепо, но должен сказать – результат отличный. Я едва узнал тебя.
– В том-то и дело.
– И одет хорошо. Очень модно. Будь осторожен – одевайся так, смотря куда идешь. А то ведь иные ребята могут составить о тебе неверное представление.
– Где же эта твоя чертова машина?
– Терпение, дружище.
Она стояла на набережной Монтебелло с включенным мотором. За рулем сидел крупный мужчина и курил. Дебрэ сказал:
– Садись впереди. Там будет удобнее.
– Вообще-то я предпочитаю сидеть сзади, и если ты снова попросишь меня сесть впереди, я буду убежден, что ты везешь меня в западню. А меньше всего ты хотел бы, чтобы меня поймали, Паскаль.
– Поступай как хочешь. Сиди сзади, если тебе так больше нравится. Я просто хотел быть вежливым. Иисусе Христе!
* * *Они ехали двадцать минут – «дворники» неустанно работали, разгоняя дождь, шумел обогреватель. Огни центрального Парижа растаяли, и скоро они очутились в мрачном промышленном районе, освещенном желтым светом натриевых фонарей. Дебрэ подпевал американским мелодиям, звучавшим по радио. У Англичанина разболелась голова. Он опустил свое окошко, и влажный воздух пилой проходился по его щеке.
