Кирилл Григорьев - Лекарство для безнадежных
— Я позвоню сегодня, — оправившись от шока, сказал Максим. — Если надумаю.
— Ты бы надумал, — каким-то совсем другим тоном произнес Семен. — У них работа срочная, а они очень не любят ждать. Один, кстати, представляешь, с твоей мамой раньше работал. Привет ей передает.
У Максима свело скулы от ненависти.
— Ага, — нашелся он. — Здорово. Так я позвоню попозже, время уточним.
— Договорились, — сказал Семен и отключился.
Мразь!
Мама!
(Неужели они и до нее добрались?!)
Максим в неистовстве ударил по столу трубкой.
Но в своем новом состоянии, для того чтобы превратить телефон в груду пластмассы ему хватило и одной попытки. Несколько секунд он разглядывал обломки трубки в руке, потом, отшвырнув их, схватился за голову.
Боже мой, мама!
Какой же я идиот!
Связаться с такими уродами… быть настолько слепым бараном,… боже мой!
А телефон вдруг проснулся снова.
Только не разломанный, а пока еще целый, мобильный.
Максим поднял его со стола.
Это был Петровский.
— Ну, как ты? — вместо приветствия поинтересовался Тарас.
— Только что разговаривал, — ответил Максим глухо.
— С друзьями своими? Ну, что сказали?
— Маме моей передавали привет.
— Ага, — сказал Тарас. Судя по постороннему шуму, он ехал в машине. — Передавали-таки…. Я полагал, что до этого не дойдет.
— Дошло.
— Да ты не волнуйся. Им нужен ты, а не мама. Хотя, в крайнем случае, и ее из-под удара уберем. О чем договорились?
— Вечером позвоню, уточню время. А так на завтра.
— И где?
— Битцевский парк.
— Вот наглецы, — даже вроде бы восхитился Тарас, но тут же сменил тон. — Ладно. Давай-ка, вот что. Прекрати тратить свои нервные клетки и доверься мне. У тебя и твой матери все будет отлично. Главное, никого не слушать! Понял? Это главное! Не ты первый, не ты последний, такое мы не раз проворачивали. Успокоился? Собрался?
— Да, — ответил Максим.
— Молодца! Тебе сегодня много нового узнать предстоит. Поэтому, не переживай попусту. Лишнее это. Ты сильный и спокойный, понял? И запомни, убить они тебя не смогут! Вот таким крутым парнем ты сейчас соберешься и ко мне приедешь. Через час там, где мы вчера встречались. Я думаю, у тебя уже накопилось очень много вопросов, верно?
(Очень много, Тарас!)
Тарас Петровский
Вепрь прибыл в офис через час.
— Значит, нет? — спросил он, прямо с порога кабинета Петровского.
— Нет, — покачал головой Тарас.
— Ловкач, — развел руками Вепрь, присаживаясь.
— Согласен полностью. Значит, так, — произнес Петровский, окутываясь дымом. — Поступаем следующим образом. Первое: все материалы по этому делу доступны только тебе, мне и Тополеву. Сторонние и привлекаемые к нему по мере надобности информируются только в той степени, которая необходима. Это важно, Вепрь, поэтому договариваемся на берегу. Той паники, которая царила в «Полночи» в момент Подольских осложнений я более не допущу. Согласен?
Главный маг «Полночи» ненавидел секреты всеми фибрами души. Однако хранить их он умел.
— Договорились, — вздохнул Вепрь.
— Второе: сейчас по крупицам постараемся восстановить все, что мы знаем об этом типе. Пока только ты и я. По мере надобности будем подключать остальных, но только тех, кто имел к нему непосредственное отношение. И третье: до окончательной ясности, что действует Тензор, предлагаю называть его кукловодом.
— Ты хорошо подготовился в моей встрече, — заметил ехидно Вепрь.
— Опыт — сын ошибок трудных, — процитировал Петровский. — Так как, согласен?
Маг кивнул и полез за сигаретами.
— Что с нашим бомжом-поджигателем? — поинтересовался он.
Петровский посмотрел на часы.
— Толя договаривается. Пока никакой информации нет.
— Что еще нового?
— Звонил Тополев. К пяти-шести часам вечера у нас будет рабочий телефон Дронова. Люди из его отдела сейчас занимаются проверкой работодателя — мать Дронова дала имя и фамилию.
— Значит, время у нас еще есть, — задумчиво произнес Вепрь, разминая длинные пальцы.
— Совсем немного. По крайней мере, до приезда Анатолия с бомжом. По следам воздействия на его личность ты сумеешь однозначно установить автора?
— В смысле причастен к нему Тензор или нет? Конечно, Тарас. Методика школы некромантов слишком сильно отличается от обычных школ. Поэтому, не будем терять время.
— Отлично, — кивнул Петровский и, достав из ящика стола диктофон, включил запись. — Надеюсь, ты не против протоколирования? — Вепрь покачал головой. — Итак, предмет рассмотрения — Тензор, — произнес Петровский. — Беседа с Вепрем, час тридцать шесть дня. Что ты помнишь или знаешь о Тензоре?
Вепрь затянулся сигаретой.
— Совсем не много, — начал он. — И, в общем-то, больше о его папаше.
2Главный маг «Полночи» действительно знал совсем немного.
— Начну с того, что Тензор представитель почти вымершей сейчас школы некромантов. Магической школы. Очень сильный некромант.
Полагаю, уровня своего отца, которого я, как раз, знавал получше.
— Пояснение, — вставил Петровский для протокола, — Некромантия — это ответвление боевой магии, основывающееся на управлении некроматерией… Одним словом, оживление и управление мертвыми.
— Не только, — покачал головой Вепрь, — Но не будем вдаваться в подробности. Замечу только, что, в свое время, это была вообще одна из сильнейших магических школ, противопоставлявшая себя всем остальным. Перед революцией практически все ее представители были физически уничтожены. Многие оказались в так называемых «мертвых местах» типа Соловков, где никакого влияния на ход событий в стране оказать не могли. Инициировано уничтожение школы было ее ведущим некромантом, магом, на тот момент, одиннадцатого уровня, успевшего первым добраться до власти. Банальное устранение конкурентов. К началу Великой отечественной действующих некромантов осталось всего двое: отец — все называли его Риппер и сын — Сармат. Собственно, с Сарматом я и сталкивался.
— Это у них принято истинные имена давать в порядке алфавита? — спросил Петровский.
— Совершенно верно, — кивнул Вепрь. — Если папаша — Риппер, То сын должен быть кем-то на С. Соответственно, имя сына Сармата могло начинаться только на Т.
— Тензор?
— Например.
— Насколько я понимаю, истинные имена обычно не разглашают.
— Не некроманты. Это один из основных постулатов их веры. Если враг знает имя, то победа не за горами.
— Любопытно, — усмехнулся Петровский.
— Все никак у людей, — пожал плечами Вепрь. — Так вот, пока папа заседал в высоких кабинетах и планировал победу коммунизма в отдельно взятой стране, сынок стажировался по полям сражений. Благо, сам понимаешь, материала под руками оказалось много. Первый раз мы пересеклись с Сарматом в окружении под Харьковом, весной 1942-го. Наши тогда, вдохновленные Москвой, рванули вперед и растянули линию фронта, как соплю. Ошибок вообще тогда наделали очень много. Одним словом, историки разберутся. На наше несчастье, у немцев были свои совсем неплохие стратеги. И если 12-го мая мы рвались в наступление, то уже 20-ого дрались в полном окружении. Оказался там же и Сармат. Тогда он был лейтенантом. Веселый такой паренек. Все спирт дул, словно воду.
Вепрь нервно затянулся.
— Кстати, может воды? — осведомился Петровский. Видно было, что воспоминания даются главному магу «Полночи» с великим трудом.
Тот отрицательно помахал рукой.
— Так вот, — продолжил Вепрь, — тогда, ночью, я лично видел, как он их поднял. Наверное, с целую роту наших мертвых, многие из них были изуродованы до неузнаваемости, у некоторых не хватало рук, ног. Помню парня без головы. Он так и пер на немецкие траншеи, спотыкаясь, на ощупь, вытянув вперед черные от запекшейся крови руки. Колючку мертвяки рвали в клочья, даже не замечая. Так они и брели вперед, неторопливо, размеренно, а потом исчезали в траншеях. Один за другим, молча. А там орали немцы. То ли от ужаса, то ли от боли. Страшная картина, Тарас: шарящие по ночному полю прожектора, очереди, взрывы и безмолвные контуры бредущих по этому пеклу людей. Если бы не Сормат, остались бы мы все там, у этого проклятого моста. Его подручные уничтожили первую линию обороны и держали мост, пока не ушли все мы, оставшиеся живые. Этот ужас я на всю жизнь запомнил… Господи, бедные тупые немцы! Потом с одним из выживших у моста я как-то беседовал. Ему даже на ГУЛАГ плевать было. Только бы не обратно в тот день, когда мертвые красноармейцы, выбираясь из-под гусениц раздавившего их танка, срывали голыми руками листы брони и разрывали экипаж в клочья.
— Что было потом?
— Сармат исчез. Я был уверен, что остался он там, на мосту. Но, конечно, ошибся. Попрактиковавшись немного на полях сражений, он подался в Москву, поближе к папаше. Второй раз я его встретил уже после войны, в фойе Большого. Был он там с какой-то дамочкой, весь важный, уже в чине полковника. Узнал меня, обрадовался. Упились мы с ним тогда в усмерть. Рассказывал, что стал то ли советником при Берии, то ли еще кем-то, высоким. По крайнем мере, жил он действительно неплохо, на широкую ногу, квартиру имел на Тверской. О его папаше и о том мосту мы с ним не вспоминали. Однако, много слухов ходило… Якобы организовал сынок папе крупную неприятность. С черным воронком, все как полагается. Так сказать, изолировал. А попозже — устранил.
