Дэвид Балдаччи - Верблюжий клуб
Джамиля подошла к окну. Маленький спортивный «мерседес» ее хозяйки вот-вот должен был исчезнуть за поворотом. Однажды, когда Джордж Франклин остался дома, чтобы повозиться с сыновьями, Джамиля села за руль и проследила за хозяйкой до самого клуба. Там Лори Франклин пересела в машину какого-то человека. Он вовсе не был ее мужем! Джамиля проехала за ними до мотеля, где они остановились. Наверное, сейчас история повторится. Играть в теннис без ракетки весьма затруднительно. А ракетка хозяйки висит на крючке в гараже.
После нескольких недель, проведенных в этой стране, Джамиля пришла к выводу, что мужчины Америкой не управляют. Они полные дураки. А их жены – шлюхи.
Когда ее подопечные пробудились, она повезла их в парк. Здесь мальчишки наигрались до полного изнеможения. Джамиля с удовольствием наблюдала, как старший описывает круги вокруг братьев, получая от этого бесконечное наслаждение. Джамиля мечтала, чтобы у нее тоже были сыновья. Много сыновей. Но ее улыбка быстро погасла. Вряд ли ей удастся дожить до того времени, когда она станет матерью…
Джамиля раскрыла корзину для пикников, в которой привезла еду, и накормила мальчиков. Затем принялась гоняться за старшим, чтобы вернуть свой сотовый телефон и ключи от машины. Пострел овладевал ими всякий раз, когда она оставляла сумку в зоне его досягаемости. Джамиля не возражала: дети так любопытны! В конце концов все умаялись, и она загрузила мальчишек в микроавтобус, где они мгновенно заснули. Достав молитвенный коврик, она совершила дневную молитву тут же, возле машины. Для омовения у нее с собой была бутылка воды и небольшая миска.
Пока мальчики спали, Джамиля проехалась по городу. Как и многие города в этом районе страны, своим существованием Бреннан был обязан железнодорожным богам, некогда решившим сделать здесь станцию. Пассажиров здесь было мало, поезда перевозили главным образом уголь и кокс на сталеплавильные заводы или на Восточное побережье. Правда, сейчас Бреннан стал перевоплощаться в роскошный пригород Питсбурга. В городе появились дорогие магазины, бутики и рестораны, богатые дома вычурной архитектуры и новый, не лишенный элегантности клуб.
Джамиля то и дело притормаживала, чтобы щелкнуть маленькой, размером с палец, цифровой камерой. При этом она описывала в диктофон объекты, которые никоим образом не должны были бы интересовать няню-иностранку с тремя спящими в машине младенцами. Но Джамилю эти вещи интересовали. Даже очень. Закончив объезд Бреннана, она переключилась на прилегающую к городу территорию, особое внимание обращая на расположение дорог. В конце концов она остановила машину неподалеку от поразительно красивого, облицованного плиткой особняка. Дом стоял в глубине парка, и от дороги его отделяла невысокая каменная стена. Очень красивый дом, подумала она, только чересчур большой. Здесь, в Америке, все гигантских размеров, начиная от обеденных порций и машин и кончая людьми. Исключение – одежда. За последние несколько месяцев она увидела столько голых задниц, грудей и пупков, сколько не видела за все свои прожитые годы. И это было просто отвратительно.
«Пусть будет хиджаб и три других жены у мужа, чем такая вот „свобода“», – подумала она.
Посмотрев на детей, Джамиля нахмурилась. Богатство ее работодателей и их лишенный всякого намека на любовь брак вызывали у нее чувство гадливости. А спящие сейчас на заднем сиденье мальчики ее раздражали. Став взрослыми, в один прекрасный день они свято уверуют в свое право управлять миром – только лишь потому, что являются американцами. Она вдавила педаль газа, и машина рванулась вперед.
Этим вечером ей предстояло включить компьютер и выйти на сайт с кинофильмами. В соответствии с заученной схемой контактов сегодня ей следует открыть чат поклонников фильма «Убить пересмешника». Какое странное название для кино! Впрочем, американцы, как она теперь знала, вообще чудные. Чудные, постоянно готовые к насилию и совершенно непредсказуемые. Последнее обстоятельство вызывало у нее особый страх.
Глава шестнадцатая
Оливер Стоун вернулся в свой коттедж. Взбудораженный ночными событиями, он ни на минуту не мог сомкнуть глаз. Чтобы прогнать холод и как-то отвлечься, он разжег камин и стал читать. Однако все время, до самого рассвета, он постоянно возвращался мыслями к смерти Патрика Джонсона. Или, вернее, к убийству. Утро настало, но желанного облегчения не принесло. Он сварил себе кофе и приготовил некое подобие завтрака. Покончив с едой, он занялся своими прямыми обязанностями: удалял вокруг могил сорняки, подстригал траву, убирал мусор и отмывал надгробия. Все это время он размышлял, насколько этой ночью он и его друзья были близки к тому, чтобы расстаться с жизнью. Подобные чувства ему приходилось испытывать не раз, и он научился с ними справляться. Теперь же все было намного сложнее.
Закончив труды, Оливер Стоун вернулся в свое казенное жилище и стал под душ. Ощущая на своем теле живительные водяные струи и потом, разглядывая себя в зеркале, он все продолжал размышлять и пришел к одной неплохой идее. Но для ее осуществления у него не было соответствующих инструментов. Калеб и Робин на работе. Милтон… Милтон отпадает. Стоун быстро оделся и прямиком отправился в Чайнатаун.
– Адельфия? – позвал он три четверти часа спустя под окном ее квартирки, расположенной над химчисткой. – Адельфия…
«Может быть, ее нет?» – подумал он. Но тут до его слуха долетел звук шагов, и через несколько секунд в распахнувшихся дверях перед ним предстала Адельфия – в черных брюках и длинном свитере. Волосы ее были стянуты на затылке в пучок. Полыхнув на него сердитым взглядом, она наступательно изумилась:
– Откуда вам знать, где я жить?
– Вы же сами мне сказали! – в свою очередь, удивился Стоун.
– Не помнить я… – мрачно протянула Адельфия и хмуро поинтересовалась: – Как пройти собрание?
– Если честно, не без сюрпризов.
– И что вы хотеть, Оливер?
Стоун прокашлялся и пустился во все тяжкие.
– Я задумался над вашим советом о моей внешности. Я пришел… я хотел спросить, не могли бы вы меня подстричь? Конечно, я мог бы сделать это и сам, но, боюсь, это не даст желаемого результата.
– Не такой уж у вас есть плохой вид, – бросилась на выручку Адельфия, прежде чем успела сообразить, что говорит. Смущенно прокашлявшись в кулак, она уточнила: – Значит, вы решить следовать моему совету?
Стоун убежденно кивнул и добавил:
– Еще я хочу прикупить новую одежду. Новую в том смысле, что она будет новой лишь для меня. И туфли.
– А что будет с вашей бородой? – подозрительно глядя на собеседника, поинтересовалась Адельфия. – Это украшение делает вас похожим на, как говорите вы, на этого типа, как его там… Румпельштейна.
– Да, я готов расстаться и с бородой. Но ее-то я могу сбрить и сам.
– Ах, лучше я, – снисходительно махнув рукой, заявила женщина. – Я много раз мечтать, чтобы ваша борода исчезать. – Она поманила его пальцем: – Входите, входите! Мы заняться этим немедленно. До того как вы передумать!
Поднявшись в квартиру, Стоун огляделся. К его великому изумлению, в доме было чисто и содержался он в полном порядке. Адельфия казалась ему слишком импульсивной и какой-то надломленной, для того чтобы исправно вести хозяйство.
Она провела его в ванную и, указав на унитаз, распорядилась:
– Садитесь.
С этого удобного места ему открылся вид на книжный стеллаж в прихожей. Стоящие там книги были посвящены самым разным предметам, причем некоторые из них были на языках, определить которые он не мог – при его-то обширных межконтинентальных связях, обусловленных многолетними путешествиями.
– И вы знаете все эти языки, Адельфия? – несколько наивно поинтересовался он, указывая на книги.
Та перестала собирать парикмахерский инструмент, удивленно подняла на него глаза и, в свою очередь, спросила:
– С какой стати держать книги буду я, которые прочитать не могу? Неужели кажется вам моя квартира такой большой, что я держать способна вещи, которыми не пользуюсь?
– Ну да… В самом деле…
Адельфия набросила на него простыню и завязала сзади узлом.
– Как постричь вас? Насколько коротко?
– Чуть выше ушей и открыть шею, если можно.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Адельфия защелкала ножницами. Длилось это не слишком долго. Стоун прикрыл глаза. Закончив стрижку, она уложила его волосы, пригладив гелем несколько непокорных вихров. Затем она обратила ножницы против его густой бороды и – надо сказать, довольно быстро – с ней расправилась. После этого она взяла в руки еще один предмет, оказавшийся дамской бритвой.
– Я использовать это для ног, – пояснила она. – Но для лица вашего сойдет тоже.
Закончив бритье, Адельфия вручила ему небольшое зеркальце, и Стоун, взглянув в него, не узнал себя. Он потер рукой щеку. Свое лицо без растительности он не видел вот уже несколько лет. Подстриженный и побритый, он вдруг обнаружил, что является обладателем высокого, чуть тронутого морщинами лба и гладкой стройной шеи.
