Ли Чайлд - Гость
— Как это вы не знаете? — повторил Ричер.
Ламарр вздрогнула. Она смотрела прямо перед собой, уставшая, сосредоточив все внимание на дороге, судорожно стиснув руль, управляя «Бьюиком» словно автомат.
— Что мы не знаем?
— Как умерли жертвы.
Вздохнув, Ламарр покачала головой.
— Не знаем, и все тут.
Ричер пытливо посмотрел на нее.
— С тобой все в порядке?
— А что, я плохо выгляжу?
— Похоже, ты жутко устала.
Ламарр зевнула.
— Да, полагаю, есть немного. Ночка выдалась длинная.
— В таком случае, пожалуйста, будь поаккуратнее.
— Ты уже начал обо мне беспокоиться?
Он покачал головой.
— Нет, о себе. Если ты заснешь за рулем, мы очутимся в кювете.
Она снова зевнула.
— Такого еще ни разу не было.
Ричер отвернулся. Незаметно для себя принялся теребить ремень безопасности.
— Со мной все в порядке, — заверила его Ламарр. — Ни о чем не беспокойся.
— Почему вы не знаете, как умерли жертвы?
Она пожала плечами.
— Ты сам работал следователем. Ты видел мертвых.
— Ну и?
— Что ты искал в первую очередь?
— Раны, повреждения органов.
— Совершенно верно. И если человек продырявлен пулями, можно сделать вывод, что его расстреляли. Если у него раскроен череп, речь идет о травме, нанесенной тупым предметом.
— Но?
— Так вот, мы нашли три ванны, наполненные засыхающей краской, так? Трупы достали, патологоанатом их очистил. И ничего не нашел.
— Совсем ничего?
— По крайней мере, с первого взгляда ничего очевидного. Тогда, естественно, он начинает искать пристальнее. И по-прежнему ничего не находит. Делает вскрытие, не находит в легких ни воды, ни краски. Начинает искать микроскопические повреждения наружных органов. Но так ничего и не находит.
— Ни синяков? Ни следов от уколов?
Ламарр покачала головой.
— Абсолютно ничего. Но надо помнить, что жертвы были покрыты краской. А ваша армейская дрянь не пройдет ни одного санитарно-гигиенического теста. В ней полно едких химических соединений. Она разъедает кожу, уже после смерти. Можно предположить, краска уничтожает какие-то малозаметные следы. Тем не менее, женщин убивает что-то тонкое, неуловимое. Ничего грубого и прямолинейного.
— А что насчет внутренних органов?
Ламарр снова покачала головой.
— Ничего. Ни подкожных кровоподтеков, ни повреждений внутренних органов, ничего.
— Яд?
— Нет. В желудке все чисто. Жертвы не отравились краской. Заключение токсиколога однозначно отрицательное.
Ричер медленно кивнул.
— Насколько я понимаю, следов сексуального насилия также нет, поскольку Блейк обрадовался, услышав, что Каллан и Кук переспали бы со мной, если бы у меня возникло такое желание. То есть, преступник не чувствует себя сексуально отвергнутым и поэтому не насилует жертвы. В противном случае вы стали бы искать мужчину, которого эти женщины отвергли.
Ламарр кивнула.
— Да, в нашем психологическом портрете для секса места нет. Мы считаем, что убийца раздевает жертвы, чтобы их унизить. Наказать. Вообще лейтмотив преступлений — наказание. Возмездие.
— Странно, — заметил Ричер. — Определенно этот человек — военный. Но военные убивают не так. Они стреляют в свои жертвы, пронзают их ножом, забивают до смерти или душат. Военные не любят тонких и неуловимых методов.
— Мы не знаем, как именно убийца расправляется с жертвами.
— Но ведь в его действиях нет ярости, правда? Если этот тип занят местью, где же ярость? А тут все получается клинически стерильно.
Ламарр зевнула и кивнула — одновременно.
— Меня это тоже беспокоит. Но давай взглянем на категорию, к которой относятся жертвы. Каким еще может быть мотив? А если мы приходим к согласию относительно мотива, кем еще может быть убийца кроме разъяренного солдата?
Они погрузились в молчание. Мимо мелькали дорожные указатели. Ламарр сжимала рулевое колесо так, что сухожилия на запястьях проступали натянутыми канатиками. Ричер смотрел на дорогу и старался особенно этому не радоваться. Затем Ламарр снова зевнула и перехватила его встревоженный взгляд.
— Со мной все в порядке, — поспешила заверить она.
Ричер долго смотрел на нее.
— Со мной все в порядке, — повторила она.
— Я сосну часок, — сказал он. — Постарайся меня не прикончить.
Когда Ричер проснулся, они все еще ехали по Нью-Джерси. В машине было тихо и уютно. Двигатель ровно ворчал где-то далеко, тихим тенором пели покрышки. Едва слышно шелестел ветер. Небо оставалось серым. Ламарр буквально окоченела от усталости. Стиснув рулевое колесо, она таращилась на дорогу немигающим взглядом красных глаз.
— Нам надо остановиться, чтобы перекусить, — предложил Ричер.
— Еще слишком рано.
Он сверился с часами. Времени уже было час дня.
— Не разыгрывай из себя героя, черт возьми. Тебе необходимо влить внутрь не меньше пинты кофе.
Ламарр собралась было возразить, но затем сдалась. Ее тело внезапно как-то обмякло, она снова зевнула.
— Ну хорошо, давай остановимся.
Проехав еще с милю, Ламарр свернула на площадку для отдыха, скрытую за деревьями. Поставив машину на стоянку, она заглушила двигатель. Некоторое время они сидели во внезапно наступившей тишине. Ричеру довелось уже повидать сотни подобных стоянок: дешевая архитектура, насаждаемая федеральным правительством в пятидесятые годы, оккупированная точками быстрого питания, устроившимися в скромных помещениях под яркими, кричащими вывесками.
Выбравшись на холодный, сырой воздух первым, Ричер потянулся, разминая затекшие члены. За спиной ревело оживленное шоссе. Ламарр неподвижно сидела в машине, и Ричер направился в туалет. Выйдя оттуда, он нигде ее не увидел. Войдя в здание, он занял очередь в буфет. Ламарр присоединилась к нему через минуту.
— Ты не должен был так поступать.
— Как так?
— Уходить от меня.
— Почему?
— Потому что у нас для таких, как ты, есть определенные правила.
Она произнесла это без намека на шутку. Ричер пожал плечами.
— Хорошо, когда я в следующий раз отправлюсь в сортир, я захвачу тебя с собой.
Ламарр даже не улыбнулась.
— Просто предупреди, и я буду ждать за дверью.
Пока очередь неспешно продвигалась вперед, Ричер переменил свой выбор с бутерброда с сыром на бутерброд с крабовым мясом. Он решил, что так будет дороже, а платить все равно не ему. К бутерброду Ричер добавил кружку черного кофе на двадцать унций и сдобную булочку. Пока Ламарр возилась с бумажником, он выбрал столик. Когда она присоединилась к нему, он насмешливо поднял кружку.
— Предлагаю выпить за несколько веселых дней, которые нам предстоит провести вместе.
— Не несколько дней, а столько, сколько потребуется, — поправила Ламарр.
Ричер пригубил кофе, думая о том же.
— Что означает трехнедельный цикл? — спросил он.
Ламарр остановила свой выбор на бутерброде из хлеба с отрубями и сыра. Услышав вопрос, она мизинцем смахнула с уголка губ крошку.
— Точно мы не знаем. Три недели — очень странный промежуток. Никак не связанный с луной. Трехнедельных циклов нет ни в одном календаре.
Ричер проделал в уме несложные арифметические расчеты.
— Девяносто одна цель, по три недели на каждую — чтобы расправиться со всеми, убийце потребуется пять с четвертью лет. Чертовски долгосрочный проект.
Ламарр кивнула.
— Мы рассматриваем это как доказательство того, что продолжительность цикла обусловлена какими-то внешними причинами. Предположительно, убийца работал бы быстрее, если бы у него была такая возможность. Поэтому мы считаем, что его работа связана с трехнедельным графиком. Вероятно, он две недели работает, затем неделю отдыхает. Эту неделю убийца тратит на то, чтобы выследить жертву, подготовиться и совершить преступление.
Ричер увидел открывшуюся перед ним возможность. Кивнул.
— Возможно.
— Итак, кто в армии работает по такому графику?
— Ну, различные дежурные части. Две недели боевой готовности, неделя отдыха.
— А кто находится на боевом дежурстве?
— Морская пехота, некоторые сухопутные части. — Помолчав, он сглотнул комок в горле. — И спецназ.
Интересно, клюнет ли Ламарр на приманку?
Она кивнула.
— Войска специального назначения знают, как убивать тонко и неуловимо.
Ричер недовольно посмотрел на свой бутерброд. Похоже, крабовое мясо было сделано из тунца.
— Не совсем. Бесшумно — да, без оружия — да, без предварительной подготовки — да. А вот о том, чтобы убивать тонко и неуловимо — я ничего не слышал. Наш приятель заботится о том, чтобы не оставить никаких следов, так? А спецназовцев действительно учат убивать, это точно, но им наплевать, будет ли кто-нибудь впоследствии ломать голову над тем, как именно они сделали свое дело.
