Йоаким Зандер - Пловец
Может, она все это придумала? Может, ей это только послышалось, а девушка выходила из соседской квартиры?
Сидя на унитазе в стерильно чистой ванной комнате Кирилла, Клара кончиками пальцев массировала виски. Голова начала болеть сразу, как она встала, и боль грозила перерасти в серьезную мигрень. Клара чувствовала, что нужно срочно принять обезболивающее, пока не стало слишком поздно. Спустив воду, она подошла к раковине и заглянула в зеркальный шкафчик над ней.
На верхней полке лежала пачка «Панодила». Клара взяла две таблетки и проглотила, запив водой из-под крана. Закрывая дверцу, она обратила внимание на остальное его содержимое и вздрогнула. Две зубные щетки. Голубая и розовая.
С замиранием сердца она взяла розовую и поднесла к свету. Ею уже пользовались. Кладя ее на место, она заметила в глубине еще одну зубную щетку, поменьше. Тоже розовую, с картинкой Белоснежки на ручке.
В панике Клара выбежала в кухню, объединенную с гостиной. Белая кухня от «Миле». Кухонная стойка. Окна в пол, через которые видно было голые деревья на площади Амбиорикс. Дорогой раскладной диван. Телевизор на стене. Обеденный стол из дуба. Шесть прозрачных стульев «Картелл» – таких же, как стул в спальне. Афиша в рамке с выставки Дюшампа в музее MoMa в Нью-Йорке. Везде стерильная чистота. И ни одного личного предмета.
Но Клара знала, что здесь должно быть что-то еще. В голове звучали слова Кирилла: «У всех, кто живет за границей, есть фотографии семьи».
Клара вернулась в спальню и остановилась перед кроватью. Две тумбочки у изголовья. Два металлических белых ночника с модными абажурами в виде цилиндров.
Клара подошла к тумбочке со стороны Кирилла. На подушке еще осталась вмятина от его головы. Нагнувшись, Клара ощутила его запах. Зажмурившись, она выдвинула ящик и медленно открыла глаза.
Там лежала единственная фоторамка снимком вниз. У Клары ослабели колени. Ноги больше не держали ее. Обессиленная, она рухнула на кровать и перевернула рамку.
20 декабря 2013 года
Брюссель, Бельгия
Махмуд повернулся в ту сторону, откуда шел голос, и увидел мужчину в черном и в лыжной шапке с прорезями для глаз и рта, влезающего на крышу. В руке у него был короткий автомат. Профессиональный убийца, подумал Махмуд. Хорошо знает свое ремесло. Для него нет ничего естественнее, чем бегать по крышам и целиться в других людей. Для Махмуда все кончено. Больше бежать некуда. Он даже испытал облегчение. Выпустил края крышки люка из рук, повернулся к убийце, поднялся с четверенек и выпрямился. Стоя на крыше, он видел под собой огни улицы в темноте. Махмуд закрыл глаза.
– Убрать оружие, – раздалась команда с террасы под ними. – Слишком велик риск. We need him alive[8].
Слова словно доносились издалека. В голове у него стоял гул. Он не отважился открыть глаза.
– Команда прервать операцию. Повторяю. Приказ отходить.
Снова голос снизу.
– Нужно скрыться до прибытия пожарных. Из комнаты 504 ведет вторая запасная лестница. Отходим. Это сейчас важнее, чем объект. Let’s go![9]
Махмуд приоткрыл глаза и посмотрел на мужчину. Их разделяло не более десяти метров. Мужчина медленно опустил оружие, не отводя глаз от Махмуда.
– You’re a dead man walking[10], – сказал он и скрылся за карнизом.
На часах было почти восемь утра, когда он снова услышал шаги на террасе. Пожарные и полиция проверяли отель. Махмуд сидел, спрятавшись, на чердаке, куда вел люк на крыше. Там он просидел пару часов, терпеливо дожидаясь, пока все успокоится.
Но больше сидеть на одном месте он не мог. Нужно было выбираться отсюда. Четверть часа ушло у Махмуда на то, чтобы обнаружить в деревянном полу чердака люк. К его радости, он был не заперт. Дернув крышку, он увидел внизу коридор, по которому в панике бежал несколько часов назад. Они сказали, лестница в номере 504. Влажными от пота руками Махмуд потрогал дверь. Она была открыта. Видимо, американцы взломали замок. В номере было пусто. Он был копией того, где раньше остановился Махмуд, но окно выходило на соседнее здание. Между домами была пара метров. Махмуд осторожно выглянул из окна. Слева действительно была ржавая лестница. Махмуд нагнулся и посмотрел вниз. К своему ужасу, внизу он увидел мужчину в черном на корточках. На голове у него была вязаная шапка, а у ног лежала черная нейлоновая сумка. Американцы не ушли.
Махмуд резко отпрянул. Мужчина его не видел. Прислонившись спиной к стене, американец читал сообщения в мобильном телефоне.
Махмуд выбежал из номера и направился к пожарной лестнице. Затаив дыхание, он толкнул дверь. На лестнице было пусто и тихо. Он осторожно спустился на первый этаж и обнаружил две двери. Одна явно вела в зону рецепции. Туда нельзя было идти. Наверняка там американцы.
Вторая дверь была не заперта.
За ней начиналась лестница вниз в темноту. Махмуд нашел выключатель, и подвал залило светом. Спустившись, он оказался в коридоре. С двух сторон были двери – наверное, в кладовки. Махмуд подергал ручки. Все заперты. Но, взглянув вверх, он обнаружил под потолком грязное окно на уровне улицы. Окно было открыто. Махмуд привстал на цыпочки, чтобы посмотреть, куда оно ведет. Проулок. Мусорные контейнеры. Никаких американцев в черном, насколько ему было видно. Это его единственный шанс. Махмуд поставил ногу на ручку ближайшей к окну двери, обеими руками вцепился в подоконник и подтянулся. Окно было маленьким, но пролезть, помогая себе плечами, можно. Сперва он выбросил в окно рюкзак, а следом вылез сам. «Это оказалось проще, чем я думал», – сказал себе Махмуд, лежа на мокром асфальте. Прежде чем подняться, он посмотрел по сторонам. Никого. Махмуд поднялся и спрятался за мусорный контейнер.
Сидя на корточках, он сделал глубокий вдох и приступил к анализу ситуации. Его побег явно не обрадовал преследователей. Стряхнув пыль и грязь, он выпрямился и нарочито спокойно пошел к выходу из проулка. Дойдя до улицы, он замер и осторожно заглянул за угол. У входа в отель никого не было. Но раз американцы сторожили у пожарной лестницы, то и за входом тоже явно следили. Не стоит рисковать. Махмуд знал, что в квартале от него бульвар Анспах, где много туристов. Там можно будет раствориться в толпе туристов и покупателей. Всего пять минут. Его жизнь зависит от того, успеет он или нет.
Махмуд надел рюкзак. Поправил лямки. Приготовился к марш-броску. Нервы его были на пределе. Сделав три глубоких вдоха, он бросился бежать изо всех сил вправо по улице, прочь от отеля. Через пятьдесят метров он повернул к бульвару. За спиной раздались голоса. Ругательства по-английски. Топот ног. Команды.
Наверное, никогда в жизни Махмуд не бежал так быстро. Он не оглядывался. Добежав до бульвара, он пересек улицу. Машины резко тормозили вокруг него. Раздались недовольные крики и гудки. Но Махмуд не обернулся. Он бежал, бежал, бежал. Все дальше от отеля. Еще через пару минут бега он оказался на площади Гранд Пляс – фламандском сердце Брюсселя. Он остановился, чтобы перевести дух.
Рождественский базар как раз открывался. Ветер доносил аромат глинтвейна и имбирных пряников. Перед ратушей красовалась огромная елка. Красные и серебряные шары покачивались на ветру.
Адреналин бурлил в крови. Махмуд оглянулся через плечо. Никто его не преследовал. Крупные снежинки падали ему на щеки. Махмуд поднял лицо к небу, прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Он жив. Открыв глаза, Махмуд обвел взглядом богато украшенные золотом фасады.
Надолго ли?
Весна 1991 года
Курдистан
Здесь так красиво. Горы словно сошли с картины на шелке. Верхушки гор затянуты туманом. Небо такое высокое и ярко-синее, что синева слепит глаза. В мыслях я напеваю песню, названия которой не помню. Но группа называется, кажется, Dire Straits. Я плохо разбираюсь в музыке. Музыка и литература меня не интересуют. Но почему-то не могу выбросить из головы строчку из этой песни. These mist covered mountains are a home now for me[11]. И мягкие звуки гитары в голове греют мне душу.
Здесь ничем не пахнет. Разве что дизелем из подтекающего мотора нашего джипа. И сладким черным чаем, когда мы останавливаемся, чтобы поесть. Еда самая простая. Хлеб, йогурт, орехи, редко баранина. Еда крестьян и солдат. Военные порции. Хотя вдоль дорог мы видим на лотках помидоры, фиги, гранаты. Пока у местных все хорошо. Но они явно готовятся к трудным временам.
У меня все тело болит. Каждый ухаб на дороге причиняет новую боль. Разбитая машина трясется и подпрыгивает на горной дороге. Сколько мы уже проехали на это машине? А сколько проехали на похожих машинах по похожим дорогам? А по бездорожью? А прямо по полям?
Настали другие времена. Мы строим краткосрочные связи. Прямо здесь, в полях и горах. Работа в поле в прямом смысле. Завоевываем доверие за чашкой чая, чтобы предать его прежде, чем вкус чая покинет рот.
