Джудит Гулд - Навсегда
Он сердито отхлебнул из бокала.
— До того как вы примете какое-нибудь поспешное, необдуманное решение, почему бы вам не выждать пару деньков, пока вы оба слегка не охладите свой пыл? — предложил Сэмми.
Джонни уставился на него.
— Зачем? — спросил он агрессивно. — Чтобы доставить ей удовольствие еще раз дать мне пинка?
— У нее сейчас трудное время, — вздохнул Сэмми. — И ты это знаешь.
— Да, — с лающим смехом согласился Джонни. — Сначала жизнь — сплошное дерьмо, а потом мы умираем. Я одно могу сказать. С меня довольно.
Жестом каратиста он поднес руку к горлу и опять откинулся на спинку дивана, уставившись в бокал.
Сэмми посмотрел на него долгим, пристальным взглядом. Затем, снова подойдя к французским дверям, отодвинул кружево занавески, чтобы взглянуть на тротуар на противоположной стороне улицы.
— Ты только посмотри на них!
Сердитый и в то же время мечтательный голос Сэмми заставил Джонни поднять глаза.
— Носятся туда-сюда, как будто весь мир горит! Никогда не остановятся, чтобы почувствовать жизнь. Сорок два года назад, когда я сюда переехал, люди прогуливались. Вон на тех скамейках сидели влюбленные. Они украдкой целовались, смотрели друг на друга застенчиво, как будто хотели, чтобы никто не узнал об их любви. А теперь? Сплошная гонка, гонка и еще раз гонка. Жалеют времени даже шляпу приподнять, когда здороваются. В автобусах никто женщине места не уступит. Никто не общается. — Сэмми отпустил занавеску и повернулся к Джонни. — Никто не слушает.
— Зачем вы мне это говорите? — мрачно улыбнулся Джонни. — Я пытался общаться. Черт возьми, я перся сюда из этого проклятого Ливана, именно чтобы общаться!
— А ты слушал? Я имею в виду, по-настоящему слушал? — Сэмми с сомнением покачал головой. — Не знаю.
Джонни взорвался.
— Слушал ли я! Да будь все проклято! Я же только что вам рассказал, что она не слушала! Она даже не дала мне объяснить, черт возьми! — С отвращением посмотрев на свой бокал, он со всего размаха запустил им в стенку.
Ударившись, бокал взорвался мелкими осколками, полетели кубики льда.
Сэмми даже бровью не повел.
— Это была ошибка, черт подери! — распаляясь, кричал Джонни, вскакивая на ноги. — Боже мой! Я вовсе не просил Ирва Рубина звонить. Неужели вы думаете, что я бы сказал ему, где меня можно найти, если бы знал, что он попросит интервью? — Он замолчал. На шее от напряжения набухли вены. — Ну что? Вы как думаете?
Сэмми подошел к нему вплотную.
— Мальчик, мальчик, — умиротворяюще произнес он, мягко подталкивая Джонни обратно на диван. — Я знаю, что не сказал бы.
Джонни, не в силах справиться с переполнявшими его чувствами, уткнулся лицом в ладони, качая в отчаянии головой.
Сэмми уселся рядом с ним.
— Может быть, — начал он мягко, — я смогу чем-то помочь. То есть если ты, конечно, пожелаешь выслушать совет от того, кто старше и, возможно, умнее тебя.
Джонни медленно опустил руки.
— Видишь ли, Джонни, — продолжал Сэмми, — ты очень похож на меня в молодости. Ты знаешь об этом? Конечно нет, откуда тебе это знать. Но ты такой же дурак, каким был я. Большой эгоистичный дурак. Каковыми, насколько я понимаю, являются все мужчины вообще.
Джонни молчал.
— Насколько я понял, в последний раз, после вашей ссоры со Стефани, ты просто сдался. Решив, что на этом все кончено, так? — Он поднял седую бровь.
— Так это и было кончено! — упрямо ответил Джонни.
Сэмми хитро улыбнулся.
— Нет, мой мальчик. Нет.
— Но она…
— Да. Ты слушал ушами, вместо того чтобы слушать сердцем. Я именно это имел в виду, когда сказал, что никто больше не слушает.
Джонни глубоко вздохнул.
— Я просто не понимаю этого! — Он расстроенно махнул рукой. — Если кто-то говорит, что больше не хочет видеть, а на самом деле хочет, то зачем он говорит, что не хочет?
— Это одна из восхитительнейших тайн, окутывающих женщину. — Сэмми улыбнулся. — Видишь ли, Джонни, женщины и любовь — это как война. За них нужно сражаться и побеждать в сражении. И это касается вообще всего, чего-либо стоящего в этой жизни. — Он опять улыбнулся. — Я знаю, ты любишь Стефани. Я знаю, что Стефани кроме тебя никогда никого не любила.
— Но тогда у нее странная манера проявлять свою любовь, — запальчиво ответил Джонни.
— Да нет же. Как ты думаешь, почему она одинока? Вовсе не из-за недостатка поклонников, уверяю тебя. — Он нежно похлопал Джонни по коленке. — Дурак ты зеленый! Ты никогда об этом не задумывался?
— О чем?
— Что все это время — сколько уже? Пять лет? — она ждала тебя!
Джонни онемел.
Сэмми кивнул.
— Послушай моего совета. Возвращайся в свой отель, поживи там несколько дней. Походи по музеям, выставкам. Дай Стефани время немного прийти в себя. — Его внезапно увлажнившиеся глаза смотрели вдаль. — Ей нужно время, Джонни. Время разобраться в себе.
— У нее было достаточно времени для этого, — с горячностью возразил Джонни.
— Молодой человек, — по голосу Сэмми было понятно, что он рассердился, — проснитесь и услышьте музыку! В жизни приходится учиться наклоняться в направлении ветра. Неужели ты не понимаешь, что, если сейчас сдашься, ты упустишь свой единственный и последний шанс на настоящую любовь и счастье?
Джонни ухмыльнулся.
— Настоящая любовь! Это только в романах и душещипательных фильмах бывает. Сэмми схватил его за руку.
— Ты хороший парень, Джонни Стоун, — проговорил он тихо. — Немного ненормальный, но хороший. Но пора тебе уже повзрослеть! — Глаза старика полыхнули огнем. — Не бросайся своим счастьем — слишком горько будешь об этом сожалеть потом!
15 Нью-Йорк
Винетт Джонс заложила страницу в Откровении Святого Иоанна красной атласной ленточкой. Затем она закрыла Библию в красном виниловом переплете — самое ценное из принадлежащего ей на этой земле (после Джованды, разумеется), — которая всегда была при ней. Положив книгу на журнальный столик, она поднялась с кресла и подошла к окну гостиной своего номера в отеле. Занавеси были открыты, и помимо живописного вида, открывавшегося с тридцать четвертого этажа, она заметила в оконном стекле свое собственное отражение, как будто она, Винетт, чудесным образом была вписана в этот сверкающий город.
Винетт только покачала головой в удивлении, любуясь ночной панорамой распростершихся во все стороны кварталов.
А эти апартаменты!
Она обернулась, широко открытыми глазами обводя гостиную. Такая большая! По-настоящему роскошная!
«Это слишком шикарно для меня, — подумала она. Но потом она улыбнулась, и лицо ее озарилось внутренним светом. — Но не для Джованды! Боже, нет. Для нее не может быть ничего «слишком», для моей любимой девочки».
Мысль о Джованде наполнила ее глаза слезами. Всхлипывая, она отошла от окна и подошла к дивану, на котором лежала ее сумочка. Раскрыв ее, она пошарила в поисках носового платка, чтобы вытереть слезы.
Рука ее нащупала плотную визитную карточку, что дал ей симпатичный старый джентльмен в Вашингтоне, тот самый, которого попросили удалиться из здания ПД. Разве он не говорил ей, что готов помочь, если ей понадобится его помощь… что он кое-что искал, и это могло быть как-то связано с исчезновением ее Джованды.
Тень сомнения легла на лицо Винетт. «Прилично ли позвонить ему сейчас?» — подумала она.
Поразмышляв немного, она приняла решение. Это не будет неприличным. Напротив. Неприлично было бы не позвонить ему. Да. Она позвонит ему и скажет, как благодарна за предложенную помощь, хотя она в ней и не нуждается, хвала Господу! И она поделится с ним радостью, что ПД серьезно взялась за розыски Джованды… что это только вопрос времени… что скоро они с доченькой встретятся, чтобы больше уже не разлучаться.
Подойдя к телефону, она сняла трубку, набрала код междугородной связи и перевела взгляд на номер, указанный на визитной карточке.
Телефон на тумбочке затрезвонил, прорываясь сквозь толщу сна. Еще не проснувшись окончательно, Стефани автоматически потянулась к трубке.
— Алло! — пробормотала она.
В трубке послышался женский голос.
— Можно поговорить с мистером Мерлином?
Гадая, кто может так жестоко шутить, Стефани уже хотела было ответить, что в гробу телефонов не бывает — во всяком случае, если вы не Мэри Бейкер Эдди. Но в последний момент что-то удержало ее от этого жесткого ответа. Может быть, та застенчивость, с которой говорила женщина? Или торжественность ее тона? Или какая-то особая вежливость? Как бы то ни было, она вдруг услышала свой голос:
— С кем я говорю?
