Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката
Прежде чем ответить, я некоторое время пристально смотрел ему прямо в глаза.
– Вы, конечно, понимаете: я не в силах предвидеть все, что может случиться до суда, и тут уж не берусь ничего гарантировать. Однако, судя по тому, что вижу сейчас, – да, я в состоянии выиграть это дело, – решительно произнес я. – Уверен.
Мне показалось, что в глазах у Руле зажглась надежда. Он увидел вдали просвет.
– Есть еще и третья возможность, – сказал Доббс.
Я перевел взгляд на адвоката, спрашивая себя, что за камешек он собирается подбросить в закрутившийся механизм моего доходного предприятия.
– И в чем же она состоит?
– Мы сами энергично проводим свое собственное расследование, выжимаем все, что можно, из этой женщины и обстоятельств дела. Вероятно, даже подключим своих людей в помощь мистеру Левину. Мы проделываем адскую работу, выстраиваем собственную версию, подкрепляем ее уликами и свидетельствами, в затем предъявляем окружному прокурору. Выходим, так сказать, наперерез, упреждающим порядком, еще до того, как дело дойдет до суда, и таким образом перехватываем инициативу у обвинения. Мы продемонстрируем этому зеленому новичку то слабое место, из-за которого он определенно проиграет, и заставим его снять все обвинения, прежде чем он публично облажается. Вдобавок, я уверен, он работает под началом человека, который заправляет тамошним офисом окружного прокурора и который потому весьма чувствителен к политическому нажиму. И мы будем этот нажим оказывать, пока дела не примут нужный нам оборот.
Я испытал желание пнуть Доббса ногой под столом. Его план не только подразумевал урезание моего крупнейшего за всю жизнь гонорара более чем вполовину, не только львиная доля клиентских денег уйдет сыщикам, включая его собственных, но вдобавок этот план мог исходить только от юриста, который никогда, за всю свою карьеру, не выступал в роли судебного защитника в уголовном деле.
– Да, идея неплохая, но очень рискованная, – спокойно ответил я. – Если вы знаете, как разнести обвинение в пух и прах, и сунетесь к ним до суда, чтобы это продемонстрировать, вы тем самым дадите им в руки готовую подсказку, что надо делать и чего избегать в ходе процесса. Мне такая затея не импонирует.
Руле кивнул, выражая солидарность со мной, и Доббс несколько поутих, озадаченный. Я решил пока не развивать эту тему и поговорить с ним позднее, в отсутствие клиента.
– Как насчет СМИ? – спросил Левин, очень кстати меняя тему.
– Да, верно, – подхватил Доббс, радуясь возможности поговорить о другом. – Мой секретарь сказал, что меня дожидаются телефонные сообщения от двух газет и двух телеканалов.
– Меня, вероятно, тоже, – заметил я.
Я не стал упоминать, что сообщения, дожидающиеся Доббса, оставила по моей просьбе Лорна Тейлор. Дело еще не успело привлечь внимание массмедиа, кроме разве что того свободного художника с видеокамерой, который появился на суде первой инстанции. Но я хотел заставить Доббса, Руле и его мать поверить, что все они в любой момент могут оказаться на страницах газет под кричащими заголовками.
– Нам совершенно не нужна огласка в таком деле, – сказал Доббс. – Это наихудшая известность, какую только можно представить.
Похоже, он был мастер изрекать банальности.
– Всех представителей прессы направляйте ко мне, – сказал я. – Я знаю, как обращаться с массмедиа, и наилучший способ в данном случае – попросту их игнорировать.
– Но мы же должны сказать что-нибудь в его защиту, – возразил Доббс.
– Нет, мы не должны ничего говорить. Болтовня об уголовном деле подтверждает его существование. Если вы втягиваетесь в игру со СМИ, то не даете сплетне тихо угаснуть. Информация – это их воздух. Без нее они задохнутся. По мне, лучше пусть задохнутся. Или уж, во всяком случае, подождите, пока совсем уже нельзя будет их избегать. И если такое случится, только один человек будет говорить от имени Льюиса. И этот человек – я.
Доббс нехотя выразил согласие. Я нацелил указательный палец в сторону Руле:
– Ни при каких обстоятельствах не разговаривайте с репортером, даже для того чтобы отвергнуть обвинения в свой адрес. Если они попытаются вступить с вами в контакт, отсылайте их ко мне. Поняли?
– Я понял.
– Отлично.
Я решил, что для первого совещания достаточно, и поднялся.
– А сейчас, Льюис, я отвезу вас домой.
Но Доббс не собирался так скоро выпускать подопечного из своих когтей.
– Вообще-то я приглашен на обед матерью Льюиса, – сказал он. – Я мог бы его отвезти, поскольку все равно туда еду.
Я выразил лицом полное одобрение. Да, похоже, судебные адвокаты по уголовным делам никогда не удостаиваются приглашений на обед.
– Отлично, – сказал я. – В таком случае мы там с вами встретимся. Я хочу, чтобы Анхель увидел жилище Льюиса, а Льюис передаст мне чек, о котором мы говорили.
Если они решили, что я забыл о деньгах, то им предстояло еще многое обо мне узнать. Доббс посмотрел на Руле и согласно кивнул, как бы давая санкцию. Затем улыбнулся мне.
– Похоже на стоящий план. Тогда встретимся на месте.
Пятнадцать минут спустя я сидел вместе с Левином на заднем сиденье «линкольна». Мы следовали за серебристым «мерседесом», в котором ехали Доббс и Руле. Я связался по телефону с Лорной. Единственное важное сообщение поступило от Лесли Фэр, прокурора по делу Глории Дейтон, – Фэр приняла условия сделки.
– Итак, – сказал Левин, когда я захлопнул телефон. – Что ты обо всем этом думаешь?
– Я думаю, что на этом деле можно заработать кучу денег и скоро мы получим первый взнос. Извини, что тащу тебя за собой. Не хотел, чтобы казалось, будто я еду туда исключительно за чеком.
Левин понимающе посмотрел, но ничего не сказал. Через некоторое время я продолжил:
– Пока еще не знаю, что думать. Что бы ни произошло в той квартире, это произошло быстро. Ни изнасилования, ни ДНК. Для нас это шанс и надежда.
– Все это немного напоминает мне дело Хесуса Менендеса, только без ДНК. Ты его помнишь?
– Да, хотя лучше бы забыть.
Я старался не думать о моих прежних клиентах, которые сидели в тюрьме без надежды на апелляцию или какое-то послабление. Все, что ждало их впереди, – много томительных лет, которые тянутся и тянутся. Всякий раз я делаю все, что в моих силах, но порой и сделать ничего нельзя. Дело Хесуса Менендеса относилось как раз к таким.
– Как у тебя сейчас со временем? – спросил я, возвращаясь к действительности.
– У меня есть несколько других дел, но я могу их отложить.
– Над нашим делом тебе придется работать по вечерам. Надо, чтобы ты походил по барам. Я хочу знать все о нашем парне и о той девице. Пока дело выглядит просто. Мы опровергаем ее показания и громим всю обвинительную версию.
Левин кивнул. Он сидел, держа на коленях свой атташе-кейс.
– У тебя есть в нем фотоаппарат?
– Всегда с собой.
– Когда приедем к ним в дом, сфотографируй пару раз Руле. Я не хочу, чтобы ты показывал в барах снимок, сделанный в полицейском участке. Это придаст расспросам ненужный оттенок. А ты можешь добыть фото женщины, где ее лицо не разбито?
– У меня есть, с ее водительских прав. Оно недавнее.
– Отлично. Пусти в ход оба портрета. Если найдем свидетеля, который видел, как она вчера вечером подходила к Руле в «Моргане», значит, попали в яблочко.
– Именно с этого я и собирался начать. Дай мне неделю. Я появлюсь у тебя перед процедурой предъявления обвинения.
Я кивнул. Несколько минут мы ехали молча, размышляя над этим странным уголовным делом. Мы двигались мимо фешенебельных жилищ Беверли-Хиллз, держа путь в соседний район, где нас ждали большие деньги.
– И знаешь, что еще я думаю? Оставляя в стороне деньги и все прочее… есть шанс, что он не врет. Его история настолько замысловатая, что может оказаться правдой.
Левин тихонько присвистнул.
– Думаешь, что тебе вдруг попался невиновный человек?
– Это был бы первый случай. Знай я об этом сегодня утром, назначил бы более высокий гонорар. Наценку на невиновность. Если ты невиновен, должен платить больше, потому что защищать тебя гораздо труднее.
– Сущая правда…
Некоторое время я размышлял над возможностью невиновности клиента и таящихся здесь подводных камнях.
– Знаешь, что говорил мой отец о невиновных клиентах?
– Я думал, твой отец умер, когда тебе было лет шесть.
– Пять на самом деле. Меня даже не взяли на похороны.
– И когда тебе было пять лет, он беседовал с тобой о невиновных клиентах?
– Нет, я прочел об этом в книге спустя много лет после его смерти. Он говорил, что самый страшный для адвоката клиент – это клиент невиновный. Потому что если ты напортачишь и он сядет в тюрьму, это оставит в твоей душе шрам на всю жизнь.
