Деннис Берджес - Врата «Грейвз»
К счастью, он не видел, как я непроизвольно бросил взгляд на фотографии на столе у него за спиной. Так, стало быть, жизнь и смерть?
– С трудом представляю себе, чем смогу помочь вам, – медленно проговорил я. – Я далеко не самый известный журналист в Лондоне.
Мое замечание было недостаточно скромным. Даже после нескольких лет пребывания в Лондоне я оставался чужаком-американцем.
– Мне вы нужны не как газетчик, – сказал он, взглянув мне прямо в глаза и приковав мое внимание. Серьезность его взгляда заставила меня позабыть об идиотских фотографиях на столе.
– Боюсь, ничего другого я не умею, – ответил я. – Война закончена, и я вряд ли нужен вам, чтобы допрашивать пленных немцев.
– Вы знаете, как вести расследование, Чарльз, и у вас проницательный ум. По крайней мере так говорил мой сын. Мне кажется, только вы смогли бы помочь мне в этой ситуации. – Видимо, он нашел на столе то, что искал, но в руки не взял, а повернулся ко мне. – Вы не особо известны здесь, но ваши журналистские корочки могли бы оказаться весьма полезными. – Он помедлил, словно хотел уточнить что-то. – Вы далеко не дурак и умеете быть деликатным.
Подобное перечисление моих достоинств показалось мне не слишком уместным.
– Боюсь, вы переоцениваете мои способности, – сказал я, – ведь мы с вами встречались всего лишь несколько раз. Разумеется, я сделаю для вас то, что вы хотите… то, что смогу, – добавил я с некоторым колебанием.
Я знал, что Конан Дойл ввязался в несколько весьма сомнительных авантюр, и отнюдь не был готов помогать ему в любом деле. Этот человек нравился мне и внушал уважение, и при обычных обстоятельствах стало бы большой честью иметь дело с писателем такого ранга, однако мое рвение было небеспредельно. Мне следовало думать о карьере, а Конан Дойл в последние годы как будто совершенно забыл о своей репутации.
– Я многократно проверил, способны ли вы сделать то, что мне надо, Бейкер. Тем или иным способом я могу узнать все, что потребуется, почти обо всем и обо всех в Англии.
Он опустился в кресло рядом с тем, которое я занимал перед его приходом, и жестом пригласил меня тоже сесть. Наклонившись вперед в своем кресле, мой хозяин напомнил мне фотографию Тедди Рузвельта, управляющего экскаватором на строительстве Панамского канала: то же плотное сложение, та же неукротимая энергия. Даже после шестидесяти его тело сохранило мощь. Однако было ясно, что он нервничает.
Так, значит, вы действительно сыщик? – с улыбкой спросил я, усаживаясь в кресло.
Вы имеете в виду моего Холмса? – Он поморщился, упомянув своего самого популярного, но далеко не самого любимого им персонажа. – Вовсе нет. Люди любят рассказывать, особенно – знаменитостям, особенно – писателям. Многие годы я близок к правительственным кругам, Я посвящен в рыцари, по крайней мере так это называют. Поэтому, если нужно что-то выяснить, я знаю, к кому обратиться, и обычно получаю вразумительный ответ. – Он надолго замолчал, рассматривая свой стакан.
Я не мог припомнить ничего в своей карьере – да что там, во всей моей жизни! – что могло бы заинтересовать этого человека. Я работал репортером и аналитиком в Ассошиэйтед Пресс, и мне за это неплохо платили, но существовало много других, гораздо более опытных журналистов, которые с радостью помогли бы ему. Он употребил слово «расследование», но ведь я мало что понимал в вещах подобного рода. Я занимался экономикой, а если и проводил расследования, то только в пределах своего предмета.
– И вы захотели узнать обо мне побольше? – спросил я. – Сэр Артур, я же открытая книга.
– Именно. Я помнил по нашим беседам во время войны, что вы порядочный молодой человек. Да и Кингсли был о вас высокого мнения, мой сын часто говорил о вас, – Он помедлил, взглянул на что-то на столе, а затем продолжил: – Из того, что вы пишете теперь, я заключаю, что вы умны, – говоря, он загибал пальцы на руке, подсчитывая свои наблюдения, – а из того, чего вы не пишете, я понимаю, что вам знакомо чувство меры. – Он снова замолчал, отпивая из стакана.
– В своем положении я пытаюсь быть деликатным.
Я не понимал, что за дело предлагает мне хозяин дома и почему оно должно потребовать от меня и ума, и чувства меры. К тому же я до сих пор не определил, насколько я ценю честь работать с этим человеком. Мне что, придется отправиться на спиритический сеанс? Или бегать за феями по саду с фотоаппаратом на изготовку?
– Мне пришлось обратиться в Нью-Йорк, чтобы убедиться, что вы обладаете всеми необходимыми навыками. Ваше сотрудничество с британской секретной службой доказало это, но я должен был убедиться, способны ли вы проводить… особые расследования.
– Люди склонны предполагать, что офицер разведки никогда не уходит в отставку. Они любят романтические истории, но уверяю вас, вы напрасно тратились на телеграммы, – сказал я. – Я всего лишь репортер.
Это было не совсем правдой. Со времен войны мне случалось выполнять кое-какую секретную работу для американского правительства, но ничего особенного – я по большей части передавал информацию, которая, с моей точки зрения, представляла интерес для посольства.
– Например, я выяснил, что большую часть прошлого лета вы провели в Германии, участвуя в финальной стадии переговоров по заключению мира. Это подтверждают в Ассошиэйтед Пресс. – Он смотрел мне прямо в глаза. – Вы этого не отрицаете?
– Все думают, что американец, оставшийся здесь после войны, непременно шпионит в пользу американского правительства, но это скорее из области художественной литературы. Я всего лишь репортер и ищу новостей. – Не в первый раз мне приходилось делать подобные заявления. Из-за своего специфического прошлого я часто становился объектом пересудов: почему я все еще в Европе? – А прошлым летом меня послали в Германию лишь потому, что я хорошо говорю по-немецки Так вам нужен следователь? – спросил я.
Он посмотрел на меня и кивнул:
– Совершенно верно. Мне нужен хороший сыщик кроме того, такой, который после окончания дела согласится о нем забыть. – Он понизил голос, словно мы не одни в комнате. На минуту мне показалось, что он теряется, продолжать ему или нет.
– Как я понимаю, это дело личное? – Я тоже понизил голос, хоть и не мог понять, почему мы говорим шепотом.
– Личное, профессиональное и к тому же строго конфиденциальное. Более того, оно чертовски необычно. Вот, прочитайте, пожалуйста! – Он обернулся к столу и взял сложенный лист бумаги. – Вы не поверите, – добавил он.
Не успел я взять у него листок, как в библиотеку из соседней комнаты вошла элегантная женщина средних лет в чудесно скроенном вечернем платье. Конан Дойл тут же отдернул руку с листком, а она заговорила:
– Право же, Артур, у нас гости. Вы не можете похищать молодого человека после того, как столь многие молодые леди видели, что он прибыл. – Она подошла ко мне и протянула руку. – Полагаю, Артур нас не представил.
Я поднялся и взял ее руку.
Конан Дойл поднялся и сказал, пока мы с его женой обменивались рукопожатием:
– Дорогая, познакомься, это Чарльз Бейкер, американский журналист. Я познакомился с ним во Франции. Он был другом Кингсли. Сейчас он работает здесь в Ассошиэйтед Пресс. – Он повернулся ко мне. – Леди Джин Конан Дойл – моя лучшая половина, Чарльз. – Говоря это, он уронил сложенный листочек в ящик стола, кивком делая мне знак, что об этом мы поговорим позднее. – Боюсь, что Джин права, мой мальчик, – добавил он. – В конце концов, вас пригласили на праздник, а не на разговоры со мной.
Леди Джин посмотрела на меня с улыбкой:
– Вы всех здесь знаете, Чарльз?
– Я заметил кое-кого из друзей. Я присоединюсь к ним. Не хотел бы вас задерживать.
Мы покинули библиотеку. Когда мы закрывали за собой дверь, Конан Дойл наклонился ко мне:
– Пожалуйста, Чарльз. Это очень важно. Не могли бы вы присоединиться ко мне в библиотеке через пару часов?
Я кивнул, а он повернулся к жене, и оба они смешались с гостями. Меня оставили в одиночестве. Побеседовав с несколькими знакомыми, я наткнулся на Фредерика Уоллеса и его жену Адриану. Она была в узком черном платье, тотчас же привлекшем мое внимание. Слева на платье был высокий разрез. Адриана стояла, выставив ногу так, что почти можно было разглядеть кружевной верх ее шелкового чулка. Весьма возбуждающее зрелище.
Меня представили Адриане за несколько недель до этого вечера, и мы успели стать друзьями. Кстати, только два дня назад мы с ней вместе обедали. Мне было известно о ней сравнительно мало, и я решил разузнать побольше. Ей было двадцать девять, но выглядела она моложе. Можно было бы дать и двадцать, если бы не некоторая серьезность в выражении ее лица. Я также знал, что выдающемуся мужу Адрианы, с которым они женаты уже три года, пятьдесят четыре. Он, кстати, тоже выглядел моложе своих лет.
Муж Адрианы носил смокинг словно военную форму. Несмотря на легкую хромоту, он выглядел все тем же морским офицером, каким был прежде. Седина лишь слегка тронула его густую шевелюру и пышные усы. Уоллес происходил из очень хорошей семьи, был видным членом парламента и успешным адвокатом.
