Дин Кунц - Отродье ночи (Шорохи)
Ничего подозрительного она не заметила. Темный сосновый пол. Шкафчики темного соснового дерева, из-за стекла глянцевито поблескивают приборы. Ярко сияют подвешенные на стене медные кастрюли и прочая утварь. Никаких намеков на то, что кто-то уже побывал здесь до нее. Хилари стояла в дверном проеме и ждала возобновления странных звуков.
Ничего. Лишь мягкое гудение холодильника. Наконец, она пересекла кухню и дернула ручку задней двери. Закрыто. Она включила свет во дворе и подняла жалюзи, закрывавшие окна. Справа притягивающе мерцала водная поверхность бассейна. Слева раскинулся тенистый садик розовых кустов, десяток бутонов рдели сквозь блистающую зелень листвы. Все было тихо и неподвижно.
«То, что я слышала, всего лишь шорохи в стенах», — решила она.
Приготовив сандвич и захватив бутылку холодного пива, она поднялась наверх. Свет остался гореть, это, решила Хилари, отпугнет любого вора, если, действительно, кто-то пытается посягнуть на ее собственность. Хилари знала точно, чего она боится. Раздражительность явилась симптомом более серьезной болезни, название которой «я-не-заслужила-этого-счастья». Эта болезнь захватила ее мысли. Хилари пришла ниоткуда, возникла из ничего, а теперь у нее есть все. Подсознательно она опасалась, что Бог заметит ее и решит, что она не заслужила того, что имеет. Затем обрушится возмездие. Все накопленное ею будет разбито и унесено прочь: дом, машина, счета в банках. Эта новая жизнь, которою она живет, кажется волшебной сказкой, слишком счастливой, чтобы длиться долго.
Нет, черт побери, нет. Довольно унижать себя и думать, что ее благополучие — это лишь результат счастливого случая. Простое везение тут ни при чем. Она родилась в доме, где царило отчаяние, была взращена не с добротой, но в атмосфере угроз: дочь, нелюбимая отцом и ненужная матери, она жила в среде злобы и эгоизма. Конечно, в Хилари и не могло быть при таких тягостных обстоятельствах чувства собственного достоинства. Долгие годы она боролась с комплексом неполноценности. Теперь это позади. Теперь она не позволит старым сомнениям вновь возникнуть в ее душе. Дом, машина и деньги останутся, она заслужила их. Она много работает, и у нее есть талант. Работу она получила не по дружбе или через родственников. В Лос-Анджелесе у нее никого нет. Деньги ей платят не за красоту. Привлеченные рекламой индустрии развлечений и обещанием славы, красивые женщины табунами прибывают в Лос-Анджелес, но с ними здесь обращаются хуже, чем со скотом. Хилари же — хороший писатель, превосходный мастер, знающий, чем привлечь зрителя и заставить его платить. Каждый цент, который она получает, заработан трудом, и у Бога нет оснований быть столь немилосердным.
— Расслабься, — сказала она громко.
Внизу было тихо, никто не ломился в кухонную дверь. Все это лишь показалось ей.
Съев бутерброд, Хилари спустилась вниз и погасила свет. В эту ночь она спала крепко.
* * *Следующий день был одним из лучших дней в ее жизни. И одним из худших.
Среда началась хорошо. Небо было безоблачно, воздух чист и прозрачен. Утренний свет очаровывал неповторимыми оттенками, какие встречаются только в Южной Калифорнии, да и то очень редко. Кристальный свет струился с небосвода, подобно солнечным лучам на картинках кубистов. Создавалось ощущение, что воздух вот-вот исчезнет, как занавес, и тогда людям откроется новый мир.
Хилари Томас провела утро во дворе. Расположенный позади двухэтажного дома в неоиспанском стиле и окруженный стенами, двор занимал пол-акра. Здесь цвело более двадцати видов роз — клумбы, ажурные решетки, живые изгороди — повсюду глаз замечал разнообразие форм и оттенков. Повсюду сияли белые и красные, оранжевые и желтые, розовые и пурпурные, даже зеленые бутоны. Одни из них были размером с блюдце, другие могли бы свободно пройти сквозь обручальное кольцо. Сорванные ветром лепестки усеивали бархатисто-зеленый газон.
Каждое утро по два-три часа Хилари проводила в саду. Она всегда с удовольствием входила сюда, здесь удавалось отдохнуть и отвлечься. Конечно, она могла позволить себе нанять садовника. На ее имя до сих пор приходили гонорары за первый удачно снятый фильм «Ловкач Пит из Аризоны», вышедший из производства два года назад. Новая картина «Холодное сердце», взятая в прокат два месяца назад, оказалась еще успешнее «Пита». В районе Бел-Эйр и Беверли-Хиллз Хилари купила двенадцатикомнатный дом и уже полностью оплатила стоимость участка. В кругах шоу-бизнеса ее карьеру называли «бешеным богатством». Так оно и было в действительности. Стремительная, как буря, кипящая планами и возможностями, она чувствовала себя на вершине славы. Чертовски удачливый киносценарист, она, если бы захотела, могла бы нанять взвод садовников.
Хилари ухаживала за цветами, потому что сад стал для нее своеобразным святилищем, символом уединения.
Ее детство прошло в ветхом доме в одном из запущенных районов Чикаго. Даже сейчас, даже здесь, в волшебном царстве роз, она закрывала глаза и отчетливо представляла себе тот дом. В фойе разбросаны посылочные ящики. Узкие, скудно освещенные коридоры. Крошечные мрачные комнатки с изорванной, старой мебелью. В маленькой кухне постоянный запах газа из-за неисправного газопровода, грозившего в любой момент взорваться. Ее пугали яркие, стремительно вырывающиеся языки пламени, когда она зажигала плиту. Пожелтевший от старости холодильник гудел и трясся, тепло мотора, по выражению отца, привлекало «местную дикую фауну». Хилари передернуло при воспоминании о той «местной дикой фауне». Хотя они с матерью и содержали четыре комнаты в безупречной чистоте и применяли разнообразные яды, им так и не удалось избавиться от тараканов, эти проклятые твари пробивались сквозь стенки от соседей, которых не волновали вопросы гигиены. Из детских впечатлений память сохранила с особой отчетливостью одно: вид из окна в ее узкой комнатке. Здесь она проводила долгие часы в одиночестве, прячась от родителей, пока те ругались. Спальня казалась убежищем от пронзительных воплей матери и криков отца, от зловещей тишины, наступавшей после скандалов. Из окна открывался унылый вид на дальнюю, покрытую сажей кирпичную стену и узкую хозяйственную дорожку, вьющуюся среди домов. Лишь прижавшись лицом к стеклу и подняв глаза к узкой печной трубе, возможно было увидеть полоску неба.
Потеряв надежду оставить этот ветхий мир, Хилари научилась видеть сквозь кирпичную стену с помощью воображения. Волны фантазии уносили ее к удивительным холмам, безбрежному Тихому океану и горным грядам. Непременным элементом ее идеального мира был сад, очаровательное место, где растут аккуратно подстриженные кусты и колючие стебли роз вплетаются в ажурные решетки.
Силой воображения она повсюду расставляла мягкие, как воздух, садовые столики и стулья. Разноцветные зонты приглашают отдохнуть в своей тени. Женщины в прекрасных платьях и мужчины в летних костюмах потягивают холодные напитки и ведут беседу.
Теперь я живу в своей мечте, подумала она. Мечта стала реальностью, которая мне принадлежит.
Уход за розами, пальмами, папоротниками, кустами доставлял ей наслаждение.
В полдень, убрав садовый инструмент, она приняла душ. Сбегающая вода словно смывала не только пот, но и уносила прочь гнетущие воспоминания о прошлом. В том жутком доме, в ванной со сломанными кранами и облезлыми стенами, горячая вода была редкостью.
Завтракала она на застекленной веранде, выходящей в сад. Отправляя в рот маленькие кусочки сыра и ломтики яблока, Хилари читала газеты индустрии развлечения — «Голливуд Репортер» и «Дейли Вэрайити». Ее имя было напечатано в «Репортере», в колонке именинников. Что ж, в свои двадцать девять она достигла многого.
В этот день в «Уорнер Бразерз» обсуждался новый киносценарий «Час Волка». Хилари напряженно ожидала звонка, в то же время опасаясь неприятных новостей. Последняя работа значила для нее очень многое.
Она написала сценарий, не подписав никакого контракта, на свой страх и риск, рассчитывая продать работу, если будет гарантирован окончательный монтаж. В «Уорнер Бразерз» намекнули на возможность положительного решения, если она согласится пересмотреть условия продажи. Хилари понимала, что запросила много, но ее требования не так уж безосновательны, если учесть ее успех как сценаристки. «Уорнеры» все равно примут ее условия, она в этом уверена. Но камнем преткновения оказался финальный монтаж. Обычно последнее слово остается за сценаристом, утвердившим свою репутацию серией коммерческих фильмов. Он решает, что должно появиться на экране, от него зависит судьба каждой детали и фильма в целом. Редко эта работа предоставляется еще не оперившемуся режиссеру, тем более — женщине.
Ее борьба за право решать все самой может повредить делу Хилари пыталась работать в студии. Здесь стоял большой, изготовленный на заказ, стол с множеством ящиков и различных приспособлений. Хилари во второй раз приступала к написанию статьи для рубрики новых фильмов, но никак не могла сосредоточиться: все мысли кружились вокруг «Часа Волка».
